Юрий Шурупов - Джокер старого сыскаря
– Добрый день, молодёжь, – весело поздоровался Василий Гаврилович с поджидавшими его на территории комплекса Максимом и Глебом. – Какая стоит погодка, в помещение и заходить не хочется. Идёмте в беседку, там, в тени, на свежем воздухе и обсудим все наши проблемы.
Увитая хмелем беседка была просторной. Удобно устроившись на выкрашенных в приятный голубой цвет скамейках, познакомились, хотя Василий Гаврилович наверняка знал имя протеже отца Константина. Хорошо помнил он и журналиста Шведова.
– Пока подойдут остальные, скажи мне, Глеб, чем бы ты хотел заняться? – Подрядов внимательно посмотрел на явно робеющего парня.
– Так… Я бы согласился на любую работу…
– Даже подручным каменщика?
Глеб не понял, шутка это или серьёзный вопрос, но сразу же ответил утвердительно. Он не раз слышал от отца, что хороший специалист должен уметь делать всё. Тогда и для подчинённых он будет авторитетом. Василию Гавриловичу ответ понравился. В это время к беседке подошли отец Константин и Шведов. Поздоровались.
– Рад видеть добрых старых знакомых! – искренно приветствовал их Подрядов, пожимая руки. – Садитесь. У нас с Глебом серьёзный разговор. Я вот предложил ему поработать подручным каменщика. Он не против.
Василий Гаврилович незаметно для Глеба подмигнул Шведову. Приняв игру, тот ещё больше подзадорил Глеба:
– Правильно, что согласился. Сегодня рабочие снова в почёте. Посмотри вакансии в газете – одни рабочие специальности. А каменщики вообще всегда были строительной элитой.
Отец Константин растерянно смотрел на друзей, переводил сочувственный взгляд на Глеба, но в разговор не вмешивался. Глеб, окончательно уверовав в серьёзность намерений своего будущего начальника, ободрился и ждал назначения конкретного срока выхода на работу. Но вместо этого вдруг раздался дружный смех Подрядова и Шведова. Поняв его причину, отец Константин тоже облегчённо рассмеялся.
– Первое испытание, Глеб, ты успешно выдержал. Я вполне доволен. И твоим ходатаям не стыдно за тебя. Молодец! Осенью у меня уходит в армию мастер отделочного участка. Вот ты и займёшь его место. Согласен?
– Ещё бы! – Глеб покраснел от смущения.
– На том и порешим. – Василий Гаврилович поднялся, давая всем понять, что разговор окончен. – Быть хорошим организатором производства не менее почётно, чем первоклассным специалистом любой рабочей профессии. А поскольку ты не побрезговал моим первым предложением, значит, из тебя выйдет настоящий строитель.
– Спасибо.
– Благодарить меня не за что, Глеб. Друзья всегда должны помогать друг другу. А когда тебе приступать к работе, я передам через начальника сосновского участка. Отец Константин знает его. Да и с тобой ещё не раз увидимся!
Тепло распрощавшись, Василий Гаврилович уехал.
Шведов, Максим Иванович, Глеб и отец Константин молча переглянулись и вышли с территории комплекса.
– Ну и как, доволен? – обняв Глеба за плечи, спросил Шведов.
– Спасибо, Сергей Михайлович. Я сейчас только съезжу домой за вещами и начну обосновываться на новом месте. Максим Иванович обещал мне комнату в гостинице. Не хочу больше оставаться в городе. За квартирой Лиза присмотрит. Мне здесь будет лучше.
– Конечно! – Шведов от души был рад такому решению Глеба: лишь бы парень отвлёкся от мрачных мыслей, которые вдвойне назойливы у одинокого человека. – Обживёшься, познакомишься с людьми. Да и осень не за горами. Начнёшь работать – скучать некогда будет.
– А захочешь, можешь звонарём потрудиться во славу Божию, – как бы между прочим предложил отец Константин. – Ты ведь музыкальный человек. А то Прохор, звонарь наш, выучил только начальные звоны, а к творчеству он не способен. Жалко, потому как звонница у нас полная, на ней такое можно выделывать – заслушаешься.
– Правда? – обрадовался Глеб. – Не откажусь попробовать. Может, что и получится… Спасибо вам, отец Константин!
Глава 16. Репнин действует
После встречи с Глориным Тимофея Кузьмича не покидало чувство неудовлетворённости сведениями, полученными в результате наблюдения за ним. Чего-то в них недоставало, что-то было не так… Как-то вечером Репнин поделился своими подозрениями с зятем.
– Задницей чую, Шура, грабёж староверческой молельни готовили серьёзные люди. И они же контролировали действия клюквенников до сдачи товара по назначению. Наблюдая за Глориным, можно предположить, что он всего лишь пешка в чьих-то руках. Он и сейчас под контролем.
– С чего вы это взяли? – удивился Жаров.
– Слишком крупной была добыча, понимаешь. В нашей округе все более-менее ценные раритеты, в том числе церковные, давно оприходованы расторопными дельцами. А вот о существовании скита Святое Поле они просто-напросто не знали или не подозревали, что там могут быть такие сокровища. Ведь церкви в скиту нет, а какая-то там безоконная молельня в расчёт до последнего времени не шла. Выходит, их кто-то навёл, понимаешь, на неё, кто-то послал Глорина в разведку, и наверняка был человек, который страховал грабителей в ту злосчастную ночь. – Репнин замолчал и задумался. – Вы с Петровичем меня не теряйте. Я пару-тройку дней пошебуршу по деревням, чтоб лучше думалось… Одна морока у нас с этим «Антикваром». Топчемся, топчемся на месте, а сдвинуться вперёд не можем. Это, Шура, не по мне, я так работать не привык, понимаешь.
На другой день Репнин отправился в Сосновку. Определённой цели у него пока не было. Просто интуиция подсказывала старому сыскарю, что именно там должен остаться какой-то след, который и приведёт в конце концов к раскрытию преступления в староверческом скиту. Въехав в старую часть села, он остановил машину у заброшенного дома, на удивление до сих пор никем не занятого под дачу, и не спеша пошёл по широкой безлюдной улице. Забыв привычно закурить, Репнин с удовольствием вдыхал свежий деревенский воздух, ощущая под ногами вместо жёсткого, безжизненного асфальта приятную мягкость влажной земли. Было тепло и безветренно. В голове – никаких мыслей, только слегка щекочущее нервы воспоминание детства, проведённого вот в такой же деревне, в таком же потемневшем от времени, приземистом доме, только далеко отсюда, на Смоленщине…
Вдруг со скрежетом открылись большие ворота, и на улицу со двора дома, к которому подходил Репнин, выбежал, норовисто вскидывая голову, красивый каурый жеребец. Увидев незнакомого человека, остановился. Следом появился высокий, худощавый старик. Ласково хлопнув коня по гладкому крупу широкой ладонью, он не по годам зычным голосом отпустил его на волю:
– Па-ашёл, родимый! Гуляй!
Обрадованный разрешением хозяина, конь высоко взметнул задние ноги и понёсся по улице. На ходу развернувшись, он во весь опор промчался мимо Репнина, невольно залюбовавшегося сытым, сильным животным.
– Рыжка мой. – Старик с гордостью и любовью посмотрел на резвящегося коня, подойдя к Тимофею Кузьмичу. – Бядо-овый жеребец! Пускай погулят… Застоялся окаянный… Ай ты ищешь кого, мил человек? Ай так чаво?..
Репнин внимательно посмотрел на дом, у которого невольно остановился, и перевёл взгляд на старика… Память мгновенно пришла на помощь, и план дальнейших действий созрел в его голове без особого труда.
– Хотел, понимаешь, домик снять на лето… Для сына с семьёй, – начал свою игру Репнин. – Не знаете, кто сдаёт?
– А чаво знать-то? Вона у меня на задах избёнка пустует. Поглянется, так и пускай живут себе, тешутся. В прошлом годе тоже семейны жили всё лето. Денег я не беру – за огородом приглянут мал-мал, вот и весь расчёт. Нам с баушкой боле ничаво и не надо от постояльцев. Айда, покажу, ежели желашь…
– Заманчиво, – привстав на цыпочки, Репнин посмотрел через забор, пытаясь отыскать взглядом предлагаемое жилище. В дальнем углу огромного огорода он увидел небольшой домик, келью, как принято было когда-то называть в здешних краях такие строения для престарелых дальних родственников. – А как вас звать-величать, любезный?
– Иван я, здесь меня кажный знат, – охотно ответил старик, направляясь к раскрытым воротам. – Айда, не бойся! У меня собак нету, сам кого хошь закушу… Айда!
Тимофей Кузьмич, изобразив человека, знающего толк в дачном жилье, придирчиво осмотрел предлагаемый домик и всем своим видом показал, что доволен. Почувствовав его интерес, старик счёл нелишним пригласить гостя на чашку чая.
– А то и тяпнем по стакашку. – Забежав вперёд, хозяин озорно, по-молодому взглянул на Репнина и разгладил сросшиеся с сивой курчавой бородой усы, сохранившие первородный смоляной цвет. – Моя баушка срушна[63] больно знатну рябиновку ладить. Процведашь[64] – пальчики оближешь…
– Почему бы не процведать, если хозяин приглашает, – в тон старику ответил Репнин, обрадованный возможностью попасть в заинтересовавший его дом.
Пока хозяева готовили стол, Тимофей Кузьмич подошёл к стене, на которой в двух больших безыскусных рамках красовались фотографии разных лет. Так исстари было принято в деревнях выставлять напоказ немногочисленные семейные фотографии. Даже с появлением фотоальбомов эту традицию ревниво оберегали во многих семьях. Вот и в этом доме: много лет назад любовно наклеенные на рыжий картон портретные и групповые снимки молодых ещё хозяев дома, их детей, родственников, фронтовых друзей оставались под стеклом, а появляющиеся по случаю новые фотографии аккуратно подсовывались краешком в щель между рамкой и стеклом.
