Реджинальд Хилл - Детская игра
Паско улыбнулся.
— Что она из себя представляла?
Теккерей задумался.
— Строго между нами?
Паско кивнул и нарочито решительно отодвинул свой блокнот.
— Откровенно говоря, миссис Хыоби была ужасной женщиной, — начал Теккерей. — Властная, грубая, упрямая и сноб по натуре. Но могла казаться очаровательной, интересной и внимательной, правда, только по праздникам или по отношению к членам королевской семьи. Ее претензии на культурность ограничивались страстью к «Гранд-опера». Она была политически наивна, другими словами, если уж начистоту, это была натуральная фашистка! Миссис Хьюби не могла простить тори, что отдали Индию; и в дни Фолклендского кризиса сидела как приклеенная у телевизора, твердо веря, что после того, как британские десантники расколотят аргентинцев, они совершат очистительный крестовый поход по всему миру, где лягушатники, чернокожие или красные воображают себя властителями морей. К своим животным миссис Хьюби относилась лучше, чем к родственникам, она потратила ту маленькую толику самоотверженности и альтруизма, что была ей отпущена, на безумную навязчивую идею, которая разрушила ее собственную жизнь, отравила существование окружающим и поставила нас всех в эту затруднительную ситуацию.
— Вам следовало быть адвокатом в суде. Вы произносите чрезвычайно мощную речь от лица обвинения. Именно этой навязчивой идеей я и интересуюсь. Была она основана лишь на материнской интуиции или миссис Хьюби и вправду располагала сведениями, что ее сын остался в живых? Иными словами, каковы факты?
— Я мало чем смогу помочь вам, инспектор, — ответил Теккерей. — Судя по замечаниям, которые она делала время от времени, я догадался, что она никогда не прекращала изучать обстоятельства, при которых пропал ее сын, но наша фирма лишь косвенно участвовала в этом. Пока был жив ее муж, расследование должно было тщательно скрываться, а позже это уже стало для нее привычкой. Может быть, она чувствовала, что я, а до меня мой отец испытывали сильный скептицизм по этому поводу.
— Значит, муж миссис Хьюби не разделял ее ожиданий?
— Нет! Он относился терпеливо к ее идеям, и, возможно, у него самого теплилась какая-то надежда. Но когда война закончилась и сына не оказалось ни в одном лагере для военнопленных, он велел считать его мертвым. Мистер Хьюби установил мемориальный диск в церкви Святого Уилфреда в Гриндейле и заказал панихиду. Миссис Хьюби была слишком больна, чтобы присутствовать на ней…
— Но она считалась с желанием мужа? Тот, должно быть, тоже обладал сильной волей? — спросил Паско.
— Это была битва гигантов! Сам Хьюби был по-настоящему жестким человеком. Но у его жены было оружие, которое жены обычно припасают для нанесения смертельного удара.
— Что это за оружие?
— Живучесть, инспектор. Оглянитесь вокруг! Кладбища забиты мужчинами, а круизные лайнеры — вдовами.
Паско расхохотался.
— Вы здорово можете развеселить человека! Кстати, вы только что сказали, что ваша фирма не принимала активного участия в поисках, предпринятых Хьюби, но ее завещание наверняка составили вы?
— Это верно. Много лет назад.
— Вы одобрили это завещание?
— Это не очень корректный вопрос. Поэтому и ответ будет некорректным: нет, я не одобрил его. Я пытался, насколько мог, заставить ее изменить завещание, но она настаивала на его главной статье, а я не видел смысла в том, чтобы моя фирма потеряла доход.
— А вам не приходило в голову, что у нее не все в порядке с психикой?
— Во всяком случае, когда завещание было составлено, так вопрос не стоял.
— А позднее? — упорствовал Паско, почувствовав в голосе адвоката уклончивость.
— Возможно, в последние три года. Вы же знаете, у нее был удар. Какое-то время она тяжело болела, но вскоре совершенно поправилась, если не считать того, что миссис Хьюби вдруг заявила о каком-то телепатическом заговоре, целью которого было не позволить ее сыну вернуться. Кто эти заговорщики, понять было невозможно, но, по ее словам, они направили к ней черного демона, который выдавал себя за посланца ее сына, однако она якобы разгадала обман и прогнала его. Не спрашивайте меня, как она это сделала, но победа — а она называла это победой — утвердила ее в мысли, что Александр жив. Опасаясь нового удара, старая леди составила объявление, в котором сообщала о своей болезни, и приглашала всех, кто обладал необходимой информацией, обращаться ко мне. Я поместил объявление в итальянских газетах два месяца назад, когда с ней случился второй приступ. Понтелли показал мне копию объявления в «Ла Национе».
— Понятно. Кто-нибудь еще откликнулся на объявление?
— Конечно! Мы рассуждали с вами о природе человека, инспектор. Наш опыт подсказывает, что жуликов во все времена было больше. Почти все, кто мне написал, утверждали, что располагают сведениями о местонахождении Алекса, и предлагали их продать.
— И что вы им ответили?
— Я посылал им письма с фотографией и просил сообщить, уверены ли они, что молодой человек на фото и взрослый мужчина, которого они видели, — одно и то же лицо.
— Могу предположить, что все они успешно выдержали этот экзамен.
— Абсолютно все. Стопроцентное опознание! К счастью, это была моя фотография в двадцатилетнем возрасте, а я, как вы можете догадаться, совершенно не похож на Александра Хьюби!
— Ловко придумано! — искренне восхитился Паско. — Но Понтелли, я полагаю, был более убедителен.
— О да! Он не писал мне, а сразу, по его словам, отправился в Англию, но опоздал: его матери уже не было в живых. Отсюда его драматическое появление на похоронах.
— Не Бог весть как убедительно, сейчас-то мы знаем, что он прибыл в страну за целую неделю до ее смерти.
— Он признал это, сказал, что колебался, был в нерешительности, не зная, как поступить. Понтелли утверждал, что трижды звонил в Трой-Хаус, чтобы справиться о здоровье матери, и в последний раз ему сообщили, что она умерла. Мисс Кич подтверждала, что подобные звонки от людей, которых она не всегда могла узнать по голосу, были.
— Понтелли не путался в фактах?
— Решительно ни в чем! Он, несомненно, хорошо выучил домашнее задание. Дата рождения, подробности о семье, об учебе в школе, о Трой-Хаусе — он щегольнул ими так, что я пришел в замешательство. Но когда я стал спрашивать его, почему он не появлялся все эти годы, он пришел в возбуждение. Схватился за голову, долго и невразумительно говорил что-то о страданиях, незатянувшихся ранах и ушел внезапно, пообещав снова связаться со мной.
— И вы ему почти поверили? — спросил Паско.
— О нет! Чтобы убедить адвоката хотя бы наполовину, нужно гораздо больше доказательств.
Зазвонил телефон. Лэкси Хьюби передала Теккерею, что спрашивают Паско. Тот подошел к аппарату, стоявшему у адвоката на столе, сам же Теккерей в это время вежливо делал вид, что разглядывает пейзаж за окном.
Звонил Дэлзиел.
— Питер, фото Понтелли опубликовали и в некоторых других газетах группы «Челленджер», нам позвонили из Лидса. Владелец гостиницы уверен, что наш парень две недели жил у него в отеле, зарегистрировавшись под именем мистера А. Понтинга из Лондона. Сбежал оттуда в прошлую пятницу, не оплатив счета за две недели. Я звонил в местную полицию, ты должен съездить туда и потолковать с этим владельцем, неким Балдером. О'кей?
— Согласен, правда, я собирался поехать в Трой-Хаус, а потом в Олд-Милл-Инн…
— Заедешь туда на обратном пути, у тебя впереди целый день! — рявкнул Дэлзиел. — Ты не единственный, кто сейчас занят! Я иду обедать в «Ротари-клуб» — это затянется надолго. Потом буду работать без перерыва. Я выяснил, что этот Гудинаф и мадам Виндибэнкс все еще живут в «Говард Армс». Интересно, с какой стати они до сих пор ошиваются здесь? Думаю, мне следует прогуляться туда и поболтать с ними.
«И могу поспорить, что беседа совпадет со временем, когда разрешена продажа спиртного», — злорадно ухмыльнулся про себя Паско.
— Я хотел бы снять отпечатки пальцев в номере, чтобы быть на сто процентов уверенным, — доложил он Дэлзиелу. — Не могли бы вы попросить Сеймура захватить коробку с дактилоскопическим оборудованием и встретиться со мной в участке? Он, кстати, может подвезти меня. Моя машина немного барахлит, не хотелось бы застрять в Лидсе в час пик.
— Сеймур? Ладно, я пришлю его. Какого черта твой мошенник Уилд отлынивает от работы?
— Хорошо, что вы упомянули о нем. Я как раз намеревался заглянуть к нему вечерком по дороге домой — посмотрю, как он там. Хотите, купим ему кисть винограда?
— Лучше купи бананов и передай, что не мешало бы отшлифовать его обезьянью спину. Пока! — Телефон умолк.
Паско осторожно положил трубку и одарил Теккерея лучезарной улыбкой человека, который устыдился своих кровожадных мыслей.