Карен Фоссум - Глаз Эвы
– Нет, ты что, с ума сошла?
– А что?
– Если я ее как‑то назову, значит, я за тебя решу, что ты должна увидеть, а я не хочу. Ты можешь посмотреть на нее сама и сказать мне, что ты видишь. А я тебе потом отвечу.
Майя надолго задумалась и, наконец, сказала:
– Это удар молнии. Вот что это такое.
– Да, неплохо. Понимаю, что ты имеешь в виду, но я вижу в ней и кое‑что другое. Землю, которая потрескалась после землетрясения. Или реку, которая бежит через город ночью, при свете луны. Или же раскаленную лаву, которая стекает вниз по обугленной равнине. А завтра, может быть, ты увидишь еще что‑нибудь. То есть, я хочу сказать, мне бы этого хотелось. В том, что касается искусства, тебе надо освободиться от многих стереотипов, Майя.
– Я настаиваю на ударе молнии. Мне не нравится, когда вещи меняются и превращаются во что‑то другое. А вот тебе предстоит кое от чего избавиться, подруга. Я привела в порядок свободную комнату, пойди и посмотри. Ты что‑нибудь ела?
– Только пила.
– Ты хуже младенца, тебя надо кормить. Если я сделаю бутерброд, сможешь прожевать сама?
Она потащила Эву за собой вглубь квартиры. Комната была выдержана в красных тонах: много плюша и бархата и тяжелые, темные шторы.
Кровать, застланная покрывалом с золотой бахромой, казалась бесконечной. На полулежал толстый красно‑черный ковер, ноги проваливались в него – такой он был мягкий.
– Это теперь твои цвета, – сказала Майя решительно. – И у меня для тебя есть красный халат, который легко расстегивается. Из тонкого бархата. Вот здесь, – она прошла в глубину комнаты и отодвинула занавеску, – маленькая ванная с раковиной и душем.
Эва заглянула за занавеску.
– Ты можешь здесь работать, пока я в своем Кризисном центре. Я сделала тебе ключ. Пошли, тебе надо поесть.
– Ты что, все это устроила сегодня?
– Да. А ты чем занималась?
– Спала.
– Значит, можешь поработать до позднего вечера.
– Да нет же, господи, я еще не знаю… Если я вообще наберусь смелости… В общем, я решила, что на первый раз хватит одного. Слушай, – спросила она нервно, – а много попадается неприятных типов?
– Да нет же.
– Но бывает, что кто‑то говорит что‑то неприятное или делает какую‑нибудь гадость?
– Нет.
– А ты не боишься? Одна, с незнакомыми мужиками, вечер за вечером?
– Это они боятся, потому что у них совесть нечиста. Они вынуждены врать, чтобы уйти из дома, и урывают деньги из семейного бюджета, чтобы заплатить мне. Ходить к шлюхам сегодня – это что‑то совершенно немыслимое. А в прежние времена тебя не считали настоящим мужчиной, если ты не захаживал в публичный дом. Да нет же, я ничего не боюсь. Я профессионал.
Эва вонзила зубы в бутерброд и принялась медленно жевать. Тунец с лимоном и майонезом.
– А часто они просят тебя сделать что‑то особенное?
– Нет, редко. Сама знаешь, слухами земля полнится, и еще до того, как прийти ко мне в первый раз, они получают всю необходимую информацию.
Она открыла бутылку колы и долго пила.
– Они знают, что я шлюха приличная и что о всяких сексуальных фокусах не может быть и речи. Почти все, кто сюда ходит, – мои постоянные клиенты. Они знают, что можно, а что нельзя, и где проходит граница. Если им придет в голову какая‑нибудь глупость, они не смогут больше сюда приходить. Так что предпочитают не рисковать.
Она слегка отрыгнула.
– А пьяные приходят?
– Да, в подпитии, но не в стельку. Многие приходят прямо из пивной – тут, через улицу, из «Королевского оружия». А другие заявляются в обед, в костюме и с «дипломатом».
– А бывает, что они отказываются платить?
– Мне такие никогда не попадались.
– А тебя били?
– Нет.
– Не знаю, хватит ли у меня смелости…
– О чем ты говоришь!
– Ну, не знаю, я слышала много историй…
– Мужчины приходят в ярость, когда не получают то, что им хочется, правда?
– Да.
– Они приходят сюда, чтобы купить то, что им надо, и они это покупают. И у них нет никаких причин поднимать шум. И вообще: что дурного в том, если люди переспят друг с другом?
– Да нет. Если не считать того, что многие из них наверняка женаты, у них дети и все прочее.
– Конечно. Они приходят именно потому, что им чего‑то не хватает. Мужья и жены не так уж часто спят друг с другом.
– Мы с Юстейном спали.
– Ну, это в начале. А через десять лет?
Эва покраснела.
– А может быть, – продолжала Майя, – ты думаешь, что мы, девушки, должны себя блюсти и ждать большую любовь? Ты веришь в большую любовь, Эва?
– Разумеется, нет.
Она отпила колы.
– А в тебя кто‑то из них влюблялся?
– О да! Особенно молодняк. Я им вообще очень нравлюсь, поэтому я стараюсь для них сделать что‑то особенное. Вот, например, весной у меня был один молодой человек с потрясающим именем – у его семьи французские и испанские корни. Жан Лука Кордова. Правда, потрясно? Подумай, если бы у тебя было такое имечко, – задумчиво сказала она. – Даже хочется сходить замуж, только чтобы получить такую фамилию, правда? И потом еще Йеран, я его никогда не забуду. Он был девственник, мне пришлось его всему учить. И он был так мне благодарен! Не так‑то просто оставаться девственником в двадцать пять лет, да еще если работаешь в полиции. Ему, наверное, потребовалось немалое мужество, чтобы прийти сюда.
Эва доела бутерброд, запила колой и откинула волосы с лица.
– А вы беседуете о чем‑нибудь?
– Да так, можем перекинуться парой слов. Одни и те же фразы каждый раз; все они хотят услышать одно и то же. Мужчины не слишком требовательны, Эва. Ты и сама скоро это поймешь. Она отодвинула бутылку в сторону.
– Сейчас без десяти семь, первый клиент придет в восемь. Он уже бывал у меня раньше. Честно говоря, не самый приятный тип, но он быстро кончает. Я займусь с ним сама и скажу, что нас теперь двое и что мы будем делить клиентов. И что у нас одни и те же условия.
– На самом деле мне больше всего хотелось бы спрятаться в шкаф и посмотреть, как это у вас происходит, – вздохнула Эва. – Посмотреть, как ты это делаешь. Самое трудное будет придумать, что сказать.
– В шкафу будет тесно. В дверную щелочку видно гораздо лучше.
– Что ты сказала?
– Ну, в ногах кровати ты стоять не сможешь. Но можешь подсматривать из другой комнаты. Мы выключим свет и слегка прикроем дверь, а ты будешь сидеть в той комнате и смотреть. И у тебя уже будет какое‑то представление. Ты ведь меня знаешь, я никогда не была особо стеснительной.
– Боже, мне надо выпить, я вся трясусь. Майя сделала пистолет из двух пальцев и нацелила его прямо в лоб подруги.
– И речи быть не может! На работе пить запрещено. Потом мы пойдем к «Ханне» и поужинаем.
И могу тебе обещать одно: стоит тебе начать зарабатывать деньги, у тебя появится настоящий вкус к ним. Когда мне чего‑то хочется, я просто запускаю руку в плошку и выуживаю пачку купюр. У меня деньги везде – в ящиках и шкафах, в ванной, на кухне, я запихиваю их в носки сапог и туфель, я даже сама с трудом припоминаю, куда я их рассовала.
– Ты же не хочешь сказать, что два миллиона у тебя просто разбросаны по квартире? – Эва побледнела.
– Да нет, конечно, тут только деньги на мелкие расходы. Основную сумму я спрятала на даче.
– На даче?
– На папиной даче. Он умер четыре года назад, так что это теперь моя дача. Ты там была однажды, помнишь, когда мы с девчонками туда ездили? На Хардангервидде?
– Твой отец умер?
– Да, уже давно. Сама можешь догадаться, от чего он коньки отбросил.
Из вежливости Эва предпочла не отвечать.
– А что, если дачу обворуют?
– Деньги хорошо спрятаны. Никому и в голову не придет там искать. И потом, купюры – они ведь тоненькие, много места не занимают.
– Но деньги – это еще не все, – вдруг сказала Эва прагматично. – А если ты умрешь до того, как потратишь их?
– А может, ты умрешь до того, как начнешь жить? – ответила Майя вопросом на вопрос. – Но если я вот так внезапно помру, то назначаю тебя своей единственной наследницей. Оставлю деньги тебе.
– Ну, спасибо. Слушай, мне надо в душ, – призналась Эва. – Я вся вспотела от страха.
– Давай. А я пока достану твою одежду. Кстати, тебе говорили, что тебе очень идет черное?
– Спасибо.
– Это не комплимент. Я спросила, потому что ты всегда в черном!
– А‑а‑а, – протянула Эва, смутившись. – Нет, не припоминаю. Во всяком случае, Юстейн этого не переносил.
– По правде говоря, я не понимаю, что ты имеешь против разных цветов.
– Понимаешь, они – как бы это получше объяснить, – отвлекают.
– Отвлекают от чего?
– От того, что на самом деле важно.
– И это…
– Все остальное.
Майя вздохнула и убрала стаканы и тарелки.
