Александр Ковалевский - Время оборотней
– Насчет того, что журналисты вопиют, а власть безмолвствует, – ты прав, конечно. И то, что на разоблачающие публикации теперь мало кто обращает внимание, – это обратная сторона свободы слова. У нас стало больше формальной свободы, но меньше реального слова. Когда мы не могли свободно публиковать то, что думаем, мы мучились от потребности высказаться, но то, что жгло, все равно находило свой выход – о наболевшем писали в стол, или свои рукописи распространяли через Самиздат. Запретный плод всегда сладок, и запрет на свободу слова поднимал цену этого слова. Сейчас же журналист, пишущий по велению сердца, а не кошелька либо начальства, большая редкость. А какое доверие может быть к «заказухе»? Для меня же настоящая журналистика – это добывать неизвестные факты и опубликовывать их, руководствуясь одним интересом – интересом читателей.
– Инна, я знаю тебя не первый год: если тебе загорелось кого-то разоблачить, отговаривать тебя бесполезно, ты все равно сделаешь по-своему.
– Ты что, против независимого журналистского расследования по контрабанде оружия? – возмущенно спросила она.
– Если расследование независимое – я ничего против не имею. Но информация, которую ты получила как частный детектив «Интерпоиска», строго конфиденциальна, то есть разглашению не подлежит.
– Я совершенно с тобой согласна, что частный детектив не имеет права разглашать полученную от клиента конфиденциальную информацию. Потому в своем журналистском расследовании использую только те материалы, которые мне удастся раздобыть как независимому журналисту. И заметь, ты сам предложил мне опросить наших фигурантов под видом интервью, а это чистая журналистика, тем более что я предъявлю свое журналистское удостоверение.
– Ты правильно меня поняла, – удовлетворенно отметил Сергей. – А что касается твоего журналистского расследования, в принципе, я могу официально поручить тебе его провести по заданию редакции ежемесячного журнала «Детектив плюс». Моя супруга недавно зарегистрировала его в Минюсте, а я в этом журнале выступаю в роли заместителя главного редактора.
– Ежемесячный журнал – это здорово! А по заданию редакции мне будет проще, чем независимому журналисту, пробиться к нашим депутатам и генералам. И ты можешь опубликовать в этом журнале мое расследование о контрабанде оружия? – осведомилась Инна.
– Конечно могу, – заверил он. – Тем более что ты проводишь его по заданию нашей редакции.
– Это очень хорошо. А то после истории с жалобой Мамедова в лондонский Высокий Суд редакторы печатных СМИ от меня теперь шарахаются, как черти от ладана, только из-за того, что какой-то там заморский суд заочно признал меня виновной в клевете на Рашида, хотя в моих публикациях никакой клеветы нет. И самое поразительное, что Высокий Суд постановил взыскать с меня и редакции газеты сто тысяч долларов в пользу Рашида Мамедова, не удосужившись опросить ни ответчиков, ни свидетелей по «делу о клевете». А между тем именно на основании показаний свидетелей, знавших Мамедова в годы его бандитской молодости, когда Рашид еще никаким олигархом не был, я собрала материал для своих статей.
– Ну что тебе на это сказать? Если Мамедов старается теперь вести свои дела, как законопослушный гражданин, и поэтому обратился в суд, а не подослал к тебе бандитов, это можно лишь приветствовать. Только этот лондонский суд – театр абсурда какой-то. Интересно, чем Рашид так приворожил аглицких судей, что они пошли у него на поводу, как ослы за морковкой?
– А они рассудили просто – кто богаче, тот и прав. Вот и все королевское правосудие. И ни один наш журналист не осмелился слова сказать в мою защиту. Обидно, однако, – с горечью произнесла Инна.
– Это потому, что журналисты в основной своей массе люди подневольные и свободу слова им определяет владелец издания, – заметил Сергей. – А Мамедов для того и затеял этот судебный процесс, чтобы другим неповадно было интересоваться белыми пятнами его мутной биографии. Он же у нас теперь народный избранник, типа элита общества, благотворитель и меценат, потому Рашид из кожи вон лезет, чтобы откреститься от своего криминального прошлого.
– Флаг ему в руки, – презрительно хмыкнула она. – А вообще уникальное у нас общество, если такие, как Мамедов, – элита, и никого не смущает, что этот «народный избранник» занимался раньше рэкетом и, может, даже собственноручно убивал коммерсантов, чьим бизнесом он сегодня владеет.
– То, что вчерашний бандит захотел стать достойным членом общества, похвальное в общем-то желание. Гораздо хуже, когда наоборот – те, кто по своему служебному долгу обязаны бороться с преступностью, превращаются в «оборотней».
– Ты оправдываешь Мамедова? – укоризненно осведомилась Инна.
– С чего ты взяла?
– Ну ты же сам только что его похвалил.
– В какой-то мере да, – согласился Сергей. – Раз человек пытается хоть как-то искупить свои старые грехи, значит, он не такой уж законченный негодяй, как «оборотни в погонах», которых только могила исправит. Кстати, об «оборотнях в погонах». Через несколько дней после того, как в заминированной «Ниве» Давыдова подорвалась его жена Ольга, начальник службы безопасности Мамедова генерал милиции в отставке Гладышев, которого Алексей подозревал в первую очередь, выпал из окна своего пентхауза. По версии прокуратуры, Гладышев покончил жизнь самоубийством, а непосредственных исполнителей теракта установить так и не удалось. Скорее всего, Рашид от них избавился, как и от генерала-«оборотня».
– Что значит избавился? Ликвидировал? – спросила она.
– Точнее сказать – приговорил. Правда, никаких доказательств того, что Гладышева и его подручных устранили по приказу Мамедова, у меня нет. Но в своем письме Алексею, в котором он выразил искренние соболезнования по поводу гибели его жены, Рашид ясно дал понять, что покарает всех виновных в теракте, а он слов на ветер не бросает.
– Теперь мне понятно, почему Алексей не устроил вендетту, – с теми, кто подложил ему в машину взрывчатку, Рашид сам разобрался. И знаешь, я Мамедова за такое самоуправство почему-то не осуждаю.
– С Рашидом вообще все не так просто. Но разговор сейчас не о нем, а об «оборотнях», которые намного опаснее бывшего рэкетира Мамедова. Особо опасны «оборотни» из спецслужб, как Грицко и Гвоздарев. Нельзя, чтобы они заподозрили, что ты под них копаешь, – предупредил Сергей. – А для подстраховки в командировку с тобой поедет Стас Лашин – он водитель-ас и профессиональный телохранитель.
– Да я и сама умею за себя постоять, – ответила Инна. – У меня же есть пистолет, ну которым ты меня наградил. И хотя он стреляет только резиновыми пульками, его не отличить от боевого. Помнишь, как я пальнула из него по бандитам, что прицепились к нам в ресторане?
– Конечно помню, – сказал он. Еще бы ему не помнить! Это было три года назад, когда благодаря Инне были обезврежены убийцы инкассаторов.
Сергей пригласил ее тогда в ресторан, а табельное оружие, закрепленное за ним на постоянное ношение, оставил в сейфе. Спокойно провести вечер им не дали гулявшие за соседним столиком лица кавказской национальности. Это были гастролеры из солнечной Грузии (квартирные воры, как потом выяснилось). Не подозревая, что они «наехали» на начальника городского розыска, грузинские воры вели себя нагло и крайне развязно. Подполковник Сокольский оказался один против четверых, но пасовать перед бандитами было не в его правилах. Завязалась драка, и неизвестно, чем бы все для него закончилось, если бы Инна не расстреляла напавшего на него с ножом бандита из врученного ей накануне наградного пистолета. Серьезных ранений резиновые пули причинить не могли, но грохот выстрелов был как из боевого пистолета, и эффект соответствующий.
Пока Инна с воинственным видом держала всех под прицелом, Сергей связал залетную бригаду грузинских воров их же брючными ремнями. Вот и вся история, в которой Инна показала, что умеет действовать решительно, в критических ситуациях не теряет голову и не впадает в панику. Плюс к этим качествам она обладала незаурядными аналитическими способностями, поэтому Сергей Сокольский и пригласил ее в свое детективное агентство. Инна его не разочаровала и очень скоро зарекомендовала себя незаменимым сотрудником. И сейчас Сокольский не сомневался в том, что она отлично справится с предстоящим ей заданием.
Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. В постели с молодой женой Константин Викторович Лукин чувствовал себя лет на десять-пятнадцать моложе, но после того, как он упрекнул Карину в том, что это по ее совету молодые отправились в свадебное путешествие на Мальдивы, она обиделась и фактически устроила ему сексуальный бойкот. Стоило ему заикнуться насчет супружеского долга, как у нее тотчас начинала болеть голова. По условиям брачного контракта отказывать мужу в близости Карина не могла, но ложилась теперь к нему в постель с таким кислым видом, что особого удовольствия от занятия с ней любовью Лукин не получал. Выдвигать претензии жене, что та стала демонстративно холодна с ним, было глупо, тем более что Константин Викторович сам во всем виноват, и у него хватило мудрости это признать. Он заподозрил собственную жену в том, что это по ее наводке пираты захватили яхту с молодоженами, и не сумел скрыть своих подозрений. Когда же выяснилось, что никакой связи с пиратами у Карины не было и быть не могло, у Константина Викторовича отлегло от сердца.
