Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

– Я не могу просить тебя… – начал он.

– Ты не будешь меня ни о чем просить, – сказала ему Джиджи. – Я рассказываю тебе, как все будет. И на случай, если ты не заметил, я очень хорошо умею получать то, что хочу. И я хочу счастливую сестру и старшего брата, которые очень непредвзято относятся к таинственным мерзавцам, которых я могла бы выбрать для коротких романтических связей.

Грэйсон прищурился, глядя на нее.

– Не смешно.

Джиджи улыбнулась, и эта улыбка вонзилась ему в сердце.

– Я никогда не хотел причинить тебе боль, – сказал ей Грэйсон.

– Я знаю, – просто сказала Джиджи.

«Она не уходит. Я не теряю ее». Грэйсон не стал игнорировать эмоции, которые поднимались и сворачивались внутри его. Впервые в жизни он просто позволил им быть.

– Мне нравится моя младшая сестра, – сказал он ей.

На этот раз улыбка Джиджи не казалась вымученной.

– Я знаю.

Глава 96

Грэйсон

На следующее утро, собрав шкатулку с копией дневника внутри и отправив ее обратно с Джиджи, Грэйсон взял кейс с фотографиями из банковской ячейки. Он прошел через крыло, где в детстве он и его братья проводили часы, играя в библиотеку своего детства – библиотеку на чердаке. За одной из книжных полок была потайная лестница. У подножия лестницы стоял письменный стол «Давенпорт».

Грэйсон открыл его и обнаружил внутри два дневника: оригинал Шеффилда Грэйсона и его расшифровку. Грэйсон открыл кейс и методично начал доставать свои фотографии за девятнадцать лет, начиная со дня своего рождения, и раскладывать их на столе.

На этот раз лицевой стороной вверх.

Дойдя до фотографии, которую он уже рассматривал раньше, Грэйсон повертел ее в руках и посмотрел на дату на обороте. Неправильная дата. Тут он замер.

Грэйсон просмотрел фотографии в поисках другой, дату которой он мог вспомнить. Год правильный, день тоже правильный, но месяц не тот.

Грэйсон схватил еще одну фотографию, затем еще одну. Месяц всегда был не тот.

Он старался не думать об этих фотографиях, о том, что могло побудить его отца, который ясно дал понять, что не хотел его, хранить их в банковской ячейке. Возможно, дело в чувстве обладания, в желании иметь сына. Но эти фотографии были в ячейке с квитанциями о снятии средств, которые послужили ключом к расшифровке дневника. И в этом дневнике Шеффилд Грэйсон задокументировал все свои незаконные транзакции, указав страны, в которых у него были открыты счета. Но только страны.

Там не было ни единого номера счета, ни банковских кодов – вообще никаких деталей.

Грэйсону потребовалось три дня, чтобы собрать воедино информацию о счетах, используя цифры на обратной стороне фотографий – неправильные месяцы в хронологическом порядке. Счетов оказалось семь, на них хранились миллионы.

Но это невозможно отследить.

Убедившись, что у него есть все данные, Грэйсон позвонил Алисе.

– Гипотетически, если информация обо всех офшорных счетах Шеффилда Грэйсона каким-то образом попадет в ФБР, как вы думаете, насколько вероятно, что они продолжат поиски этого человека?

Алиса обдумала вопрос.

– Гипотетически, – сказала она, – если потянуть за нужные ниточки? Очень маловероятно.

Грэйсон повесил трубку. Все почти сделано, еще один узелок завязан, еще один секрет похоронен – навсегда, он надеялся.

«Джиджи знает правду, и я не потерял ее. Она знает, и она не ушла».

Позже той же ночью Грэйсон распаковал чемодан, который брал с собой в Лондон и Финикс. Он достал бархатную коробочку с кольцом, которую Нэш доверил ему. И впервые, с тех пор как Нэш дал ему эту чертову штуку, когда этот вопрос эхом отозвался в его голове, Грэйсон не стал убегать от него.

«Почему не ты, Грэй? Когда-нибудь, с кем-нибудь – почему не ты?»

Он подумал о выдуманной истории, которую сочинил для Джиджи о своей «девушке», покупающей лаймы, с которой встретился в чертовом продуктовом магазине.

Он думал о телефонных звонках и загадках, о том, как с головой ушел в работу, о том, как Нэш порвал с Алисой, решив, что с ним что-то не так.

О том, как Нэш подходит Либби.

Грэйсон достал кольцо с черным опалом из коробочки и повертел его в руке. Он уставился на него, на цветные крапинки в драгоценном камне, на бриллиантовые листья, которые окружали его, и сглотнул.

– Почему не я?

Глава 97

Джеймсон

Это была идея Джеймсона – перестроить домик на дереве. Пока они работали, он то и дело поддразнивал братьев кусочками информации об отце, которого он встретил, о замке, который он завоевал, о герцогине, которую он спас, – не совсем в таком порядке.

Он не рассказал своим братьям о «Милости дьявола», но он рассказал им об Игре – не о призах на кону или могущественных фигурах, стоящих за ней, а о загадках, утесах, саде камней, люстре, колокольне, серебряной балерине.

Его братьям потребовалось больше половины дня, чтобы найти окончательный ответ, хотя Джеймсон знал, что они справились бы намного быстрее, если бы сами увидели бесшумную серебряную музыкальную шкатулку.

После того как эта загадка была решена, Грэйсон предложил им свою.

– Еще одна загадка, – сказал он им. – «С чего начинается пари? Не с этого».

Как ни настаивал Джеймсон, Грэйсон не сказал, где он ее услышал, но однажды ночью Джеймсон застукал его за просмотром одной из папок их деда, которую он тут спрятал.

Пари начиналось с вызова, спора, соглашения, риска. «Рукопожатие? – Джеймсон мысленно перебирал все возможные варианты, анализировал их. – Не то. То, что противоположно рукопожатию?»

В ночь, когда реставрация домика на дереве завершилась, Джеймсон оказался наедине с Эйвери в одной из башен, откуда открывался вид на поместье Хоторн.

– Я тут подумала, – сказала она.

Джеймсон улыбнулся.

– Думать тебе идет, Наследница.

Она положила руку на стену башни позади него – почти прижав его.

– Об Игре.

Джеймсон знал ее – и выражение ее глаз.

– Было весело, да?

– Да, – согласилась Эйвери, – как всегда, когда мы играем.

Он не сводил взгляда с ее губ, изогнутых в легкой улыбке.

– Однажды ты сказал мне, – продолжила она, – что игры твоего деда проводились не для того, чтобы сделать вас необыкновенными…

– …а чтобы показать нам, – пробормотал Джеймсон, – что мы уже такие.

– Ты и сейчас так думаешь? – спросила его Эйвери. – Что ты исключительный?

То, как она это сказала, заставило его ощутить себя именно таким.

Пусть ему мало одной победы, но ему достаточно того, что было у них вместе.

– Да, – ответил Джеймсон.

Эйвери коснулась кончиками пальцев его губ, а потом провела ими вдоль его челюсти.

– Спроси меня, о чем я думала.

Джеймсон прищурился.

– И о чем именно ты думала, Наследница?

– Это нечестно, тебе не кажется, – сказала Эйвери, скривив губы, – что только богатые и могущественные получают шанс играть в Игру?

Уголки губ Джеймсона приподнялись сами собой.

– Совсем нечестно.

– А если будет другая игра? – спросила Эйвери.

– Не тайная, – пробормотал Джеймсон, – не секретная, не только для богатых или влиятельных.

– Что, если мы придумали бы такую, – возбужденно сказала Эйвери, – и проводили каждый год?

Джеймсону нравилось играть, но придумать игру? Составлять головоломки? Показывать другим людям, на что они способны?

– С денежным призом. Большим призом.

– Игра нужна сложная, – сказал Джеймсон, – замысловатая, идеально продуманная.

Она усмехнулась.

– Я буду очень занята с фондом, – сказала она ему, – но хобби нужно каждому.

Он знал, что она знает: для него это не просто хобби.

– Величайшая игра, – пробормотал он, – вот как следует ее называть!

– Так мы ее и назовем, – ответила Эйвери.

И в этот момент, глядя на нее, представляя свое будущее с ней, Джеймсон понял: он собирается рассказать ей все. Если он чему-то и научился во время Игры, в которую играл – и выиграл, – так это тому, что он мог доверять себе в том, что расскажет ей. Это больше чем голод, больше чем жажда, больше, чем стремление, больше, чем то, что растил в нем Тобиас Хоторн.