Андрей Кивинов - Полное блюдце секретов
Я Валеру-то уговаривать принялся. Не майся дурью, давай переезжай, снова соседями будем. Кто его знает, зачем они приходили? Какая тебе разница, где лежать, а смена обстановки, наоборот, на пользу. Он на меня давай кричать: «Никуда я уезжать не собираюсь, здесь родился, здесь и помру!». А Марине говорит – сходи в исполком, да в милицию заяви. Нет такого закона, чтобы людей без их желания из квартиры выселяли, пускай даже на другую, более хорошую площадь. Замки купим покрепче. Ничего, никто нас не выгонит.
Я-то, зная Валеру, сразу понял – бесполезно спорить.
– Это единственный раз, когда им угрожали?
– Я не знаю. Мне они не говорили, а может, не хотели говорить. Я как-то спросил, ходила ли Марина в милицию. Она ответила, что нет. Выходит, не угрожали.
– У вас были какие-нибудь подозрения после их убийства? Я имею в виду, подозревали ли вы кого-нибудь? В частности, тех приходивших парней. Или вы тоже думаете, что их просто ограбили?
– Не знаю, Володя. Все могло быть. Брать-то у них нечего. Имелись накопления кое-какие, золотишко, но все это мелочи. Из-за этого троих убивать? Мы с Игорьком тоже долго думали, но так ничего и не решили. Не знаю, одним словом.
– Минуточку, когда вы беседовали с Игорем?
– Ну, когда он освободился. А куда ему еще податься? Ни у Валеры, ни у Марины близких родственников в городе нет, так, седьмая вода на киселе. Он мой адрес узнал по справочной и приехал. Возмужал парень. Я пустил его, где-то с месяц он у меня жил.
Жалко Игорька. Он не столько по родителям убивался, сколько по Анечке. По ночам ее звал. Я уши затыкал, не мог слышать. Тяжело. Шесть годков она его ждала, а всего месяца им не хватило. Он мне фотографию Анечкину показал, старенькую такую, где она девочка совсем, из студенческого билета вырванную. Им тогда, в 87-м, свидание устроили, кажется, за то, что Игорек признался. Минут двадцать всего. Тогда он эту фотографию у Анечки и забрал. Ждать ее попросил. Она и так бы его ждала.
Игорек дрянью какой-то колоться стал, чтоб забыться. Пил сильно. Я отговаривал:
Держись, мол, парень, не надо в яму-то скатываться. Не знаю, послушал, нет, потому как через месяц он уехал.
– Куда?
– Кажется, в Саратов. К Аниным родителям. Что ему в Питере-то делать? Гол как сокол, угла своего и то нет. Его ж выписали, и под расселение он, стало быть, не попал. А там квартира есть, да и родители Анечкины вроде не чужие люди, они только рады будут.
Здесь бы пропал Игорек.
– Он адреса не оставил?
– Обещал звонить оттуда.
– Звонил?
Егорыч вздохнул:
– Не звонил. Да я и не сержусь. Понимаю парня. Зачем лишний раз рану незажившую тревожить…
– Но жизнь-то не кончается.
– Верно, конечно.
– И с того времени от него не было никаких сигналов?
Хозяин еще раз вздохнул:
– Не было.
Егорыч разлил остатки вина по стаканам, приподнял крышку люка и крикнул:
– Витек, тару прими.
Бутылка улетела вниз, в подставленные руки.
– Вот такие дела.
Собеседники кивнули друг другу и допили «Монастырскую избу».
– Петр Егорович, постарайтесь вспомнить тот месяц, что Игорь жил у вас. Точнее, события того месяца. Чем он занимался, может, кого приводил, куда звонил?
– Заниматься-то ему особо нечем было. Несколько раз в милицию ходил, в исполком.
На кладбище через день. А так все на диване лежал. Гостей не было. Старые друзья, что до посадки с ним водились, разъехались да разбежались. Понятно, какой он теперь друг, с тюрьмой за плечами? Звонить – звонил, но я не вникал и не спрашивал.
– Деньги были у него?
– Да откуда, если он с моей пенсии занимал?
– Вернул?
– Вернул. Перед отъездом. Сказал, что перезанял где-то.
– Еще один, может быть, странный вопрос. Как он вам показался – после зоны, я имею в виду, по характеру, по сути, если хотите? Зона ведь очень сильно меняет человека.
– Игорек изменился. Даже если не брать в расчет его беду. Словами это, правда, трудно объяснить. Он стал злее.
– Вы сказали, что тогда, после угроз, они сменили замок, значит, наверняка не открывали двери чужим, особенно когда остались одни в доме. И все-таки открыли. Кому они могли открыть?
– Ну, Володя, вы многого хотите, я же не ясновидец. Что, купиться не могли? Почта, из жилконторы там, еще что-нибудь.
– Ночью?
– Они тогда письма от Игоря ждали, как раз по срокам должно было прийти, а ящики почтовые хулиганы сломали.
– В каком таксопарке он работал?
– Ой, кажется, в Московском районе, рядом с Ленинским. Да, он там меньше года шоферил. Погодите, Володя, а вам что, Игорь нужен?
– Да, есть информация, что то убийство все-таки связано с его пребыванием на зоне.
Серьезная заморочка, – соврал Белкин, чтоб не вызывать лишних подозрений,
– поэтому хотелось бы переговорить с Игорем. А он разве не писал ничего?
– Да вроде нет. У него ж в каждом письме половина для Анечки. А так писал, что сошелся с хорошими людьми, в обиду не дают, да и он сам старается марку держать.
Новичкам тяжело всегда.
– Да, все верно. Значит, сейчас Игоря нет в городе? Точно?
Петр Егорович сделал еще один глубокий вздох:
– Один раз мне показалось…
– Что?
– С месяц где-то назад… Мне показалось, что я его видел. Я ездил в центр по делам. И там, на Гороховой, возле одного ресторана, вроде «Огонек». Может, я ошибся. Слишком невероятно.
– Так что, что?
– Там стояла машина. Не наша, заграничная. Такая большая, черная. Из нее вышел парень. Правда, он был в черных очках, и видел я его мельком, секунды две, не больше.
И все-таки, мне показалось, это был Игорек.
– Так показалось или нет?
– Не могу сказать, Володя. Я после-то прикинул. Как он тут оказаться мог? На такой машине, в таком шикарном костюме. Да вряд ли. Наваждение. Я часто Игорька вспоминал, могло и померещиться.
– Простите, а вы не пользовались в то утро услугами вашего погребка?
– Если честно, было. Грамм двести принял, скрывать не стану.
– У вас есть фотография Игоря?
– Только очень маленького. Новый год мы отмечали вместе, давно, где-то в семьдесят пятом.
– Да, тогда действительно не пойдет. Все, спасибо, Петр Егорович, извините за беспокойство.
– Ничего, ничего. Если что, заходи, Володя. Я сейчас почти всегда дома. Пенсия, как оказалось, не очень веселая штука.
– Да, хорошо. До свидания.
Белкин еще раз взглянул на люк, пожал руку пенсионеру и вышел на улицу.
Рядом с подъездом, притягивая жителей новостроек режущей глаза вывеской, и вправду обнаружился вход в подвальный магазинчик. Чудеса.
Глава 11
Гончаров подтянул ремень брюк. Пушку бы не потерять. Он, как и Казанцев, носил ствол не в плечевой кобуре, а сзади, в поясной. При их комплекции это гораздо удобнее, ничего не выпирает, ничего не мешает. Один раз Паша очень долго рассматривал понравившуюся ему кобуру. Ларьки в изобилии предлагают сей ходовой нынче товар.
Даже попросил у девушки-продавщицы разрешения примерить, и даже сунул в кобуру по забывчивости своего табельного приятеля-кормильца. Девушка, впрочем, нисколько не удивилась, оценила героический вид Гончарова и произнесла заученное когда-то: «Вам очень идет, непременно берите».
Паша покрасовался перед зеркалом, поприсе-дал, попрыгал, довольно похрюкал, но, когда узнал цену, очень скромно снял планируемую покупку, переложил пистолет в свою старенькую, поясную и, сказав продавщице, что кобура ему тесновата, покинул ларек.
Продавщица, пожав плечами, повесила товар на витрину. Не поймешь этих бандитов…
– Петрович, я на уличную. С липовым маньяком. Покажет, куда камешки да «гайки» – серьги зарыл. Говорит, что якобы в огороде. Хрестоматийное место. Потом в подвал, где собачка. Тоже пускай показывает. Так что на целый день, наверное. Пока Семеныч все там запишет…
– Он в расколе, сожитель-то?
– Да-а. Все по науке. Музыкант поработал. Парнишка действительно вляпался. Кинул какого-то чудика на «бабки», тот к своим друзьям-покровителям помчался, а те, как водится, врубили «счетчик».
– А собаку где он взял?
– У старушки отобрал на другом конце города. Накануне. Привязал ее в подвале, а утром забрал. Там же, в подвале, зарыл парик, бейс-болку и куртку. Уже после убийства.
Он до того все предусмотрел, что приготовил бутылку с водой, кровь смыть. Бутылочку, кстати, тоже изымем. С доказухой у нас порядочек.
– А клоуна-то нашел?
– Да, он, оказывается, за шкаф упал, там дырка с ладонь шириной. Бывает же?!
– Смотрите, чтоб в подвале или на огороде «муженек» вас лопатой не оглоушил. Ему «вышачок» мерещится, на все пойдет.
– С нами Терминатор едет, он ему и дернуться не даст.
Терминатор – так звали вовсе не служебную собаку, этим почетным званием был наделен один сержант милиции. Получил он его не за внешний вид, который, надо сказать, был мелкокалиберным, а за то, что год назад в одиночку задержал целый автобус с бандитами, ехавшими на рынок громить черных. Кто-то позвонил в дежурку и предупредил о надвигающемся межнациональном конфликте, назвал время погрома и приметы автобуса с боевиками.
