Иэн Рэнкин - Черная книга
— И все равно, Джон…
— И все равно, сэр, это была ошибка. Я уже сказал об этом констеблю Кларк.
Он мог бы сказать им, что во всем виновата женщина из Торговых стандартов, но если ты оправдываешься, то кажешься слабым. Ничего, Ребус умел держать удар. Он был готов даже получить подзатыльник, если это поможет ему поскорее покинуть кабинет. От запахов виски и пота его слегка подташнивало.
— Алистер?
— Сэр, вы знаете, что я об этом думаю.
Лодердейл кивнул.
— Джон, — сказал он, — операция «Толстосумы» долго и тщательно планировалась, на карту поставлено многое. Если ты позволяешь двум мальчишкам войти туда, откуда ведется наблюдение, то, может быть, тебе пора пересмотреть приоритеты. Например, эти дела, что лежат у твоего стола. Им пять лет. Обратись уже к сегодняшнему дню, ясно?
— Да, сэр.
— Мы знаем, на тебя повлияло нападение на констебля Холмса. Я тебя сейчас спрашиваю: ты в настоящий момент в состоянии работать по операции «Толстосумы»?
Ага, вот оно в чем дело. Флауэр сам хотел вести наблюдение. Хотел сам взять Дугари.
— В состоянии, сэр.
— Значит, больше никаких проколов, ясно?
— Ясно, сэр.
Ребус готов был сказать что угодно, лишь бы закончить этот разговор. Но черт его подери, если он хоть что-то отдаст Флауэру, и уж ни в коем случае такое вот дело, пусть он сам и считал операцию «Толстосумы» пустой тратой времени. «Обратись уже к сегодняшнему дню», — сказал ему Лодердейл, но, когда Ребус вышел из кабинета, он точно знал, куда стремятся его мысли: ко дню прошлому.
К вечеру он пришел к выводу, что у него есть только два варианта по отелю «Сентрал» и есть только два человека, которые в состоянии ему помочь. Он позвонил одному из них и, проявив настойчивость, договорился о немедленной встрече.
— Только вас могут прервать, — предупредила секретарь. — Мы сейчас очень загружены.
— Ничего, я могу и с перерывами.
Двадцать минут спустя его провели в небольшой, отделанный деревянными панелями кабинет в ухоженном старом каменном здании. Окна выходили на куда как более уродливое новое сооружение из гофрированного металла и сверкающей стали. Из труб шел дым, но туда, где сейчас находился Ребус, запах пивоварни волшебным образом не проникал.
Дверь открылась, и в комнату неторопливо вошел человек лет тридцати пяти.
— Инспектор Ребус?
Они обменялись рукопожатием.
— Благодарю, что согласились принять меня без предварительной договоренности, сэр.
— Ваш звонок заинтриговал меня. Я все еще люблю интриги.
Вблизи Ребус увидел, что Ангусу Гибсону, вероятно, нет еще и тридцати. Строгий костюм, очки и короткие приглаженные волосы делали его старше. Он подошел к своему столу, снял пиджак, повесил на спинку большого мягкого стула. Потом сел и принялся закатывать рукава рубашки.
— Прошу вас, инспектор, садитесь. Так вы сказали, что ваш визит имеет отношение к отелю «Сентрал»?
На столе были разложены какие-то бумаги, и Гибсон вроде бы просматривал их, пока Ребус говорил. Но Ребус понимал: тот ловит каждое его слово.
— Как вы знаете, мистер Гибсон, «Сентрал» сгорел пять лет назад. Причину пожара так толком и не установили. Но самое неприятное то, что на пожарище было обнаружено тело с огнестрельным ранением в области сердца. Тело не идентифицировали.
Ребус помолчал. Гибсон снял очки и положил их на бумаги:
— Я довольно хорошо знал «Сентрал», инспектор. Уверен, что вас в этот кабинет привела моя репутация.
— Как прошлая, так и нынешняя репутация, сэр.
— Юность у меня была довольно беспутной. А в те дни более беспутную компанию, чем та, что собиралась в отеле «Сентрал», найти было трудно.
— Вам тогда уже было за двадцать, сэр. Вряд ли это можно назвать юностью.
— Одни взрослеют раньше, другие позже.
— Зачем вы встречались там с Мэтью Вандерхайдом?
Гибсон откинулся к спинке стула.
— Понятно, почему вы здесь. Видите ли, я думал, что дядя Мэтью оценит по достоинству злачную славу «Сентрала». Он и сам был беспутным в молодости.
— И еще вы, вероятно, думали, что это может его неприятно поразить.
— Никто не может поразить Мэтью Вандерхайда, инспектор. — Он улыбнулся. — Но, возможно, вы правы. Да, наверняка такой элемент тоже присутствовал. Я прекрасно знал, что мой отец просил его побеседовать со мной. И потому договорился о встрече в наихудшем месте, какое можно придумать.
— Возможно, я мог бы предложить вам несколько мест и похуже, чем «Сентрал».
— Ну, мне такие места тоже были известны. Но «Сентрал», он был… центром.
— И вы с ним говорили.
— Мы говорили. Предполагалось, что я должен слушать. Но когда вы общаетесь со слепым человеком, вам нет нужды притворяться. Нет нужды делать вид, таращить глаза и все такое. Я, помнится, почитал газету, поразгадывал кроссворд, посмотрел телевизор. Ему было все равно. Он оказывал услугу моему отцу — только и всего.
— Но вскоре после этого вы решили оставить Черного Ангуса в прошлом.
— Да, это верно. Может быть, слова дядюшки Мэтью в конечном счете возымели свое действие.
— А после разговора?
— Мы хотели пообедать вместе… но, должен добавить, не в «Сентрале». Гаже кухни, чем в «Сентрале», я в жизни не встречал. Но, кажется, у меня было назначено свидание с молодой дамой. Впрочем, не такой уж и молодой. Замужней, насколько я помню. Иногда я скучаю по тем денькам. В прессе меня называют раскаявшимся грешником. Выдумывать всякие клише просто, жить согласно им куда как труднее.
— Ваше имя не фигурирует в списке посетителей «Сентрала» в тот вечер.
— Проморгали.
— Ну, вы могли легко исправить эту ошибку.
— Чтобы подбросить газетам еще уголька?
— А если они теперь узнают, что вы там были?
— Что ж, инспектор, это будет уже не уголек. — Ангус Гибсон смотрел на него дружеским, ясным взглядом. — Это будет взрывчатка.
— Вы ничего не могли бы рассказать мне про тот вечер, сэр?
— Вы, похоже, все знаете. Я сидел в баре с Мэтью Вандерхайдом. Мы ушли за много часов до начала пожара.
Ребус кивнул:
— И вы ни разу не поднялись на второй этаж отеля, сэр?
— Что за странный вопрос. Это же было пять лет назад.
— Да, давненько.
— И что, теперь дело открыли заново?
— В некотором роде да, сэр. Мы не можем раскрывать слишком много подробностей.
— Я понимаю. Я попрошу отца узнать у главного констебля. Вы ведь знаете, они хорошие друзья.
Ребус промолчал. Никакого дела не было. Он не мог предъявить своему начальству ничего такого, что заставило бы их заново открыть дело. Он знал, что пустился в самостоятельное плавание и не по вполне оправданным причинам. Раздался отрывистый стук в дверь, и в кабинет вошел пожилой человек. Лицом он был очень похож на Ангуса Гибсона, вот только выглядел более поджарым. Аскетичный — такое определение пришло в голову Ребусу. Бродерик Гибсон редко позволял себе ослабить плотно затянутый галстук или расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Под пиджаком у него был шерстяной пуловер с треугольным вырезом. Ребус видел церковных старост, похожих на этого человека. Такие лица убеждали делать пожертвования покрупнее.
— Извините за вторжение, — сказал Бродерик Гибсон. — Это необходимо просмотреть до завтрашнего утра. — Он положил папку на стол.
— Отец, это инспектор Ребус. Инспектор, Бродерик Гибсон, мой отец.
Да, человек, который основал пивоварню Гибсона в 1950-годы, начав работать в сарае. Ребус пожал твердую руку.
— Я надеюсь, ничего не случилось, инспектор?
— Ничего, сэр.
Бродерик Гибсон повернулся к сыну:
— Ты не забыл, что сегодня вечером мы в ШОНЖОДе?[38]
— Нет, не забыл, папа. В восемь часов?
— Ну, ты хочешь, чтобы я помнил.
— Кажется, в восемь.
— Вы правы, сэр, — сказал Ребус.
— Да? — Ангус Гибсон удивленно посмотрел на него. — Вы там тоже будете?
Ребус покачал головой:
— Прочел заметку в газете.
Он находился настолько ниже этих людей на социальной лестнице, что сомневался, видят ли они его вообще. С каждым шагом поднимаясь все выше, они спиливали за собой ступеньки. Ребус только и мог задрать голову и смотреть в облака и надеяться, что где-то там, в вышине, мелькнет время от времени далекий силуэт. Но им всем нравилось нравиться полиции. Может быть, именно поэтому Бродерик Гибсон пожелал перед уходом еще раз пожать руку Ребусу.
Когда отец ушел, Ангус Гибсон, казалось, расслабился.
— Извините, должен был спросить раньше — чай или кофе? Я знаю, что вы при исполнении, поэтому пива не предлагаю.
— Вообще-то, сэр, моя работа закончилась пять минут назад, — уточнил Ребус, кинув взгляд на настенные часы.
Ангус Гибсон рассмеялся и подошел к большому шкафу. Когда дверцы открылись, Ребус увидел три пивных крана и целый набор сверкающих стаканов емкостью в пинту и полпинты.
