Эд Макбейн - Ночные кошмары
– Нет, раньше я здесь не бывал. Да и в других салонах тоже.
– Так откуда же ты знаешь Стеффи?
– Приятель посоветовал сходить к вам.
– Ага, и ему понравилась Стеффи?
– Вот именно.
– Наверное, и он ей понравился.
– Что ты хочешь сказать?
– Ну... она ведь, знаешь ли, Шана.
– То есть здесь вы ее так зовете.
– Ну да. Шана. Это ее здешнее имя. Классное имя, по-моему, Шана.
– Бобби тоже звучит неплохо.
– Может быть, но Шана лучше. Если все начинать по новой, я бы придумала себе какое-нибудь похожее имя. Например, Шерри. Что-нибудь в этом роде.
– Угу.
– Только вокруг полно Шерри.
– Да и Бобби не меньше, – вставила Лорин.
– Но Шана одна. Вот об этом-то я и толкую. Стеффи выбрала имя что надо. Интересно, где она его выкопала.
– Вроде была когда-то Шана, королева джунглей, – сказала Лорин.
– Нет, ту звали Шина.
Дверь в приемную открылась, и в салон вошел низкорослый толстяк с сигарой во рту в плотном коричневом пальто. Казалось, под его тяжестью он еще ниже пригибается к земле. Плечи у него были тяжело опущены, лицо обветрено, волосы растрепаны. Яростно дымя сигарой, он вышел на середину комнаты и сразу же объявил:
– Хочу выпить. Эй, Блонди, дай-ка мне выпить.
– Не Блонди, а Бобби, – заметила Бобби.
– Прекрасно, пусть будет Бобби. – Сделай-ка мне бурбон с содовой.
– Бурбона у нас нет.
– Вот это здорово, – буркнул толстяк.
– Только недавно кончился, – заметила Лорин. – Что-то много в последнее время пошло любителей бурбона.
– Вот это здорово, – повторил толстяк и яростно запыхтел сигарой. Он был явно чем-то расстроен, казалось, вот-вот заплачет. Можно подумать, что он пришел сюда ради того, чтобы выпить бурбон.
– А как насчет хлебной водки? – спросила Бобби. – Это похоже на бурбон.
– Ладно, пусть будет хлебная. С содовой.
– А бумажку можно? – спросила Бобби, и толстяк тут же протянул ей розовый листок.
Карелла еще не освоил систему учета. Ничего на этих листках Бобби не писала, просто клала их на стойку под пепельницу. Не вставая со стула, он потягивал виски и попеременно посматривал на дверь справа, с жалюзи, и на дверь, покрытую бамбуком, в дальнем конце комнаты, за стойкой бара.
Лорин не сводила с него взгляда.
– Ну как скотч?
– Отлично.
– На улице холодно, как у ведьмы в заднице, – пожаловался толстяк.
– Уже второй раз сегодня это выражение, – сказала Лорин, закатывая глаза. – Слушай, а тебе обязательно ждать Шану? – обратилась она к Карелле.
– Да.
– Ведь ты о ней только от приятеля слышал, так я тебя поняла?
– Так, но я обещал ему непременно посмотреть на нее.
– Видишь ли, я спрашиваю оттого, что от тебя такие токи идут. По-моему, нам с тобой было бы неплохо.
– По-моему, тоже. Но, понимаешь ли, я и вправду обещал приятелю. Может, в другой раз.
– Ну в другой, так в другой, – и Лорин переключила внимание на толстяка, который, взяв у Бобби бокал, буквально залпом опорожнил его.
– Ну и денек у меня сегодня был, – пробормотал он.
– Да, – Бобби сочувственно кивнула. – По субботам всегда тяжко приходится.
– Слушай, налей-ка еще, – попросил толстяк. – Ну и денек.
Покрытая бамбуком дверь у дальнего конца стойки открылась, и в комнату вошла девушка. Ее дымчатые глаза обрамлялись густо накрашенными ресницами, а веки были немного тронуты голубым карандашом. Светлые волосы спереди падали челкой на лоб, а сзади были пострижены коротко, по-мальчишески. Скуластая, высокая, стройная, она была одета, а точнее полуодета, как и другие. Кивнув всем вместе и никому в отдельности, девушка пересекла комнату и вышла через другую дверь в приемную.
– А вот и Шана, – сказала Лорин.
Буквально через секунду она появилась снова, огляделась, улыбнулась Карелле, а затем и толстяку, и сказала:
– Ну как делишки, надеюсь, у всех все в порядке?
– Шана, – заговорил Карелла, – один приятель сказал мне, как приду сюда, непременно вызвать тебя...
– Эй, эта большая блондинка моя, – заявил толстяк.
Карелла обернулся.
– Да, да, ты не ошибся, приятель.
– Всем хватит, мальчики, – сказала Бобби, – о чем тут спорить?
– А никто и не спорит, – продолжал толстяк, – у меня был тяжелый день. А ты, если хочешь эту большую блондинку, подожди немного, и она твоя. Ладно, я лично готов к сеансу.
– Вот твоя выпивка, – протянула ему бокал Бобби.
– Спасибо.
– Как тебя зовут? – спросила Шана.
– Артур.
– А где его бумажка?
– Под пепельницей.
– Слушай, а ты сюда надолго? – с улыбкой осведомился Карелла.
– Твое-то какое дело? – Артур яростно пыхнул сигарой и сделал большой глоток.
– Ну, ты сказал, что мне надо немного подождать. Вот я и хочу знать – немного это сколько?
– Не твое дело. – Артур выпустил очередную порцию дыма.
– Что там на бумажке, Шана? – спросил Карелла.
– На бумажке записано два часа, – ответил вместо нее Артур. – Вот что записано на бумажке.
– Столько я ждать не могу.
– Ну и хрен с тобой.
– Мне бы надо с тобой потолковать.
– О чем это?
– Частным и конфиденциальным образом. Тут есть где поговорить частным и конфиденциальным образом?
– Разве что в туалете, – сказала Лорин.
– А где туалет?
– Вон за той дверью, на которой жалюзи.
– Ни в какой туалет я с тобой идти не собираюсь, – заявил Артур. – Я иду на сеанс к Шане.
– Артур, – мирно произнес Карелла, – это и займет всего-то минуту.
– Нет у меня минуты.
– А у меня нет двух часов, – Карелла улыбнулся. – Ладно, Артур, брось ты это, давай поговорим спокойно.
Я уверен, что девочки не хотят скандала, да и ты наверняка тоже. Так что давай обсудим это дело, как пристало джентльменам, идет, Артур?
– Ладно, минуту я тебе уделю. – И Артур двинулся к двери.
Карелла последовал за ним. В помещении, где они очутились, было три душевых кабины, пара писсуаров да с десяток шкафчиков для одежды. Ну, еще умывальники. Около умывальников стоял чернокожий мужчина в красном пиджаке и галстуке шнурком. Вошедших он встретил улыбкой.
– Нам надо потолковать наедине, – сказал Карелла. – Так что оставьте нас, пожалуйста, ненадолго.
– Мне платят за то, чтобы следить за одеждой, – возразил чернокожий.
– Ладно, я сам послежу, – успокоил его Карелла.
– Да нет, мистер, это моя работа.
Карелла вытащил бумажник, извлек оттуда пятидолларовую купюру и с улыбкой протянул собеседнику:
– Да у нас минутное дело, всего-то.
– Ну что ж, – с подозрением произнес тот, но деньги взял и вышел.
– Ладно, в чем дело? – нетерпеливо спросил толстяк.
– Артур, – сказал Карелла, – взгляните-ка на это. – Он полез в карман, вытащил кожаный футляр, раскрыл его и показал жетон детектива. – Ш-ш-ш, – Карелла прижал палец к губам.
– Потрясающе, – вздохнул Артур.
– Никого забирать я не намерен, – заверил его Карелла.
– Тогда что вы здесь делаете? – Артур выглядел еще более подавленным, чем когда ему сказали, что не осталось бурбона.
Только тут Карелла заметил у него золотое обручальное кольцо на левой руке.
– Слушайте, Артур, ваше дело простое. И состоит оно в том, чтобы никому не проговориться, что я из полиции. Это понятно?
– Да, не мой сегодня день, – похоронным голосом произнес Артур.
– Ваш, ваш, – успокоительно сказал Артур. – Поверьте мне, ничего еще не потеряно. Сейчас мы пройдем в салон, и вы скажете Шане, что передумали насчет нее.
– Если вы все же собираетесь накрыть здесь кого-нибудь, а может, и всю лавочку, то лучше скажите сразу ладно? Где выход, я знаю. Потому что я просто не могу позволить, чтобы меня застукали в таком месте. Так что если... хорошо?
– Да нет же, никого накрывать я не собираюсь. Пошли.
– Постойте, раз уж мы здесь, давайте душ примем, – сказал Артур. – Тут такое правило: перед сеансом надо принять душ.
– Понятно.
С омовением душ ничего общего не имело: это была своего рода уловка, чтобы избежать ответственности перед законом. Если Карелла войдет в комнату голым или в одном только полотенце, а потом к нему присоединится девушка, и они, помимо массажа, договорятся о плате за интимные услуги, можно считать, что мужчина своим собственным поведением спровоцировал партнершу. С учетом этого, а также имея в виду то обстоятельство, что проституция как таковая являет собою самое малое отклонение от закона и из всех проступков, предусмотренных статьей 230, является всего лишь нарушением в отличие от мелких или крупных преступлений, трактуемых в других пунктах статьи, арест, говоря откровенно, себя не оправдывает. Нарушение наказывается пятнадцатидневным – не более – тюремным заключением и штрафом, не превышающим 250 долларов. А если полицейский проявит либо слишком большую тупость, либо слишком большую рьяность и арестует все же проститутку, то стоит своднику заплатить пятьдесят долларов, как через час она окажется на свободе. В последнее время Карелла не слышал ни о каких полицейских облавах на салоны массажа: слишком сложна судебная процедура. Если не можешь взять хозяев, если не можешь взять девушек, то кто, собственно, остается? Парни вроде этого толстяка Артура, который дрожит от страха, как бы жена не застукала его в «Таитянских Садах» в субботу вечером?
