Эд Макбейн - Смерть по ходу пьесы
— А в месте, где вокруг только негры?
— Вы имеете в виду — где-нибудь в Даймондбеке?
— Да.
— Я думаю, мне бы там было не по себе, — признал Клинг.
— И потому вы попросили Брауна порекомендовать место, где мы оба могли бы чувствовать себя уютно.
— Да. Но я не знал, что здесь буквально все поделено пополам. В оркестре трое музыкантов белых, трое негров. Один белый бармен, один чернокожий. На каждого белого парня приходится по одной чернокожей девушке, а на каждого черного — по одной белой.
— Словно шахматная доска, — сказала Шарин.
— Ага. Может, вы хотите отсюда уйти?
— А что вы предлагаете? — спросила она.
— Крышу небоскреба, — ответил Клинг.
* * *Небоскреб располагался на Джефферсон-авеню, прямо посреди Айсолы. Они поймали в нижнем городе такси и теперь — в десять вечера в огромном бессонном городе — вошли в вестибюль и остановились перед красным бархатным шнуром. Рядом стоял служащий в зеленой ливрее и в зеленой шляпе и пропускал по восемь-десять посетителей в скоростной лифт, идущий на пятьдесят восьмой этаж. Они не заказывали столик заранее. Клинга это несколько беспокоило. Крутой детектив пригласил даму в ресторан на крышу небоскреба. А вдруг сейчас подойдет высокомерный метрдотель, взглянет на них и пошлет куда подальше. «Прошу прощения, но у нас банкет. Мест нет».
Да ну, почему что-то должно случиться? Красивый белокурый детектив в темно-синем костюме, с ним красивая чернокожая женщина в восхитительном синем платье — да любой метрдотель должен прийти в восторг, что у него появилась возможность украсить ими зал, добавить элегантности общей картине. «Проходите, сэр, проходите, мисс. Не хотите ли столик у окна? Оттуда виден весь город. Прекрасная ночь, не правда ли, сэр?» В крайнем случае, придется посверкать бляхой и сунуть ему несколько баксов... Интересно, а принято ли это в заведениях такого класса?
Клинг продолжал обдумывать свою стратегию всю дорогу до пятьдесят восьмого этажа, где они пересели на другой лифт, идущий на шестьдесят шестой этаж и на крышу здания. Двери лифта распахнулись. За ними оказался роскошный вестибюль, в другом конце которого располагалась стеклянная дверь, ведущая в ресторан, а сквозь нее виднелась призывно мерцающая сеть огней большого города. Клинг сразу понял, что его неожиданный выбор оказался правильным. Но...
О Господи, он все-таки был здесь! Сразу же за входной дверью на возвышении стоял дородный черно-белый пингвин. Клинг предпочел бы встретиться лицом к лицу с грабителем, у которого в каждой руке по пушке. Он уверенно подвел Шарин ко входу, распахнул дверь и пропустил свою даму вперед, к сверкающему городскому пейзажу. Огни простирались отсюда и до самого конца острова, и дальше. Мосты, казалось, связывали континенты, звезды неслись наперегонки к планетам, а оттуда — к еще неведомым солнечным системам. У Клинга едва не перехватило дыхание. Откуда-то из глубины зала доносилась негромкая танцевальная музыка. На полированных столах стояли свечи в хрустальных подсвечниках. По залу скользили официантки в белых блузках и длинных черных юбках с разрезом до бедра. Все вокруг было черно-белым. Когда вы влюблены, вся вселенная становится черно...
— Сэр?
Это пингвин. Он тоже одет в черно-белое — это неизменно. Ишь как грудь выпятил. И, разумеется, нос задирает выше головы.
— Сэр?
На этот раз тон был более повелительным. «Пожалуй, это королевский пингвин», — решил Клинг.
— Детектив Клинг, — произнес он. — Восемьдесят седьмой участок.
За этими словами последовала пауза, но длилась она лишь несколько секунд.
Затем просиявший пингвин заговорил:
— Да, сэр, добро пожаловать в наш ресторан. Меня зовут Рудольф. Вам столик на двоих, мистер Клинг?
— Да, пожалуйста, — сказал сбитый с толку Клинг.
— Вы будете заказывать ужин, сэр, или только коктейли?
— Шарин?
— Коктейли, пожалуйста.
— Коктейли, пожалуйста, — повторил Клинг.
— Только коктейли, хорошо. Пожалуйста, сюда, детектив Клинг, у меня есть превосходный столик у окна.
Еще до того, как Рудольф усадил их на предназначавшееся им место, Клинг понял причину такого радушия.
— Вы с вашими коллегами быстро справились с делом той актрисы, которую пырнули ножом, — сказал Рудольф.
— О, спасибо, — сказал Клинг.
— На самом деле быстрая работа. Здесь превосходный вид. Послушайте пока музыку. Я немедленно пришлю к вам официантку. Если я могу еще чем-нибудь быть вам полезен, дайте мне знать.
— Спасибо, Рудольф.
— Рад был познакомиться, детектив Клинг. Мисс, — метрдотель поклонился Шарин и быстро отошел от столика.
— Вот это да! — воскликнула Шарин.
— Представляю, что бы произошло, если бы сюда зашел Толстый Олли, — сказал Клинг, покачав головой.
— Толстый кто?
— Олли. Тот, который тоже влез в это дело. Когда-нибудь ты его увидишь. Нет, если подумать...
— Я забыла тебя поздравить, — сказала Шарин.
— Должно быть, наш приятель Рудольф смотрел телевизор, — сказал Клинг. — Там торчали кинооператоры и ждали, пока мы выведем Мильтона и посадим его в фургон.
— Я видела, — сказала она.
— И как я выглядел?
— Ты выглядел просто замечательно.
— А говорил я нормально? А то Стив не произнес ни слова...
— Стив?
— Карелла. Мы с ним расследовали нападение. Он считает, что Мильтон ее не убивал.
— А Толстый Олли?
— Это тот, который стоял справа от меня и все время лез в камеру.
— А, понятно.
— Значит, ты его заметила.
— А что, его можно было не заметить?
— Вот что значит сила телевидения, — хмыкнул все еще удивленный Клинг и покачал головой. — Этот тип суетился, как мальчишка.
Рядом с ними возникла официантка.
— Сэр? — с улыбкой произнесла она.
Судя по ее поведению, официантка тоже смотрела телевизор.
— Шарин? — обратился он к своей спутнице.
— Мартини «Бифитер». Бросьте туда пару оливок и охладите.
— А мне немного «Джонни Блэк» со льдом, — сказал Клинг.
— С водой?
— С содовой.
— Не желаете ли посмотреть меню?
— Шарин? Может, что-нибудь возьмем?
— Ну, может, что-нибудь слегка перекусить.
— Я принесу меню, — сказала официантка и отошла, цокая каблуками черных туфель. В разрезе юбки проглядывали длинные стройные ноги.
Шарин немедленно повернулась к окну, за которым раскинулась сверкающая паутина красных, белых, зеленых, желтых огней.
— Это великолепно, — произнесла она.
— Прислушайся, — попросил Клинг.
Шарин посмотрела на эстраду. Квартет, играющий в стиле Джорджа Ширинга, только что начал новую мелодию. Ей потребовалось лишь мгновение, чтобы узнать песню.
— «Поцелуй», — улыбнулась она.
— Давай потанцуем, — предложил Клинг.
— С удовольствием.
Они прошли на натертый до блеска пол танцплощадки. Она скользнула в его объятия. Он прижал ее к себе.
Поцелуй...
Все начинается с него...
— Я паршиво танцую, — признался Клинг.
— Ты танцуешь замечательно, — солгала она.
— Тебе придется меня учить.
Но поцелуи чахнут
И умирают...
— Так гораздо лучше, правда?
— Правда.
Коль не дождутся ласки.
Поцелуй...
— Вот видишь? Мы это уже делаем.
— Что мы уже делаем? — спросила Шарин.
«Что мы делаем — танцуем, обнявшись? — подумала она. — Или привлекаем к себе внимание? Неплохо быть знаменитым копом, особенно когда ты приходишь на крышу небоскреба».
— Мы пришли туда, куда хотели, — сказал Клинг, — и мы позволяем себе просто быть самими собой, не стараясь выглядеть так же, как все вокруг.
— Мы никогда не будем выглядеть так же, как все вокруг, — возразила Шарин.
— Это потому, что ты такая красавица, — сказал он.
— Нет, это потому, что ты такой красавчик, — парировала она.
— Ну, красоты столько же, сколько умения танцевать, — сказал он.
— Спасибо.
— Я имел в виду себя.
— И я имела в виду тебя.
Так обними меня покрепче
И на ухо шепчи
Слова любви.
Целуй меня, целуй,
Ведь поцелуй не лжет...
— Знаешь, а это таки правда, — сказала она.
— Что правда?
— Мы действительно привлекаем к себе внимание.
— Это ничего. Я же коп.
— Я тоже.
— Я обнаружил, что мне трудно думать о тебе как о копе.
— И мне тоже, — сказала она и прильнула к нему.
Клинг затаил дыхание.
Шарин тоже.
Целуй
И говори мне о блаженстве...
— Мне нравится эта песня, — сказала она.
— И мне тоже, — сказал он.
Что не умру...
— Шарин, — позвал он.
— Что?
— Ничего.
Пока не лжет мне поцелуй...
* * *...Репетиция закончилась в половине одиннадцатого, и теперь продюсер, режиссер и автор пьесы сидели в темном зале и шепотом обсуждали открывающиеся перед ними перспективы. Не могло быть никакого сомнения, что убийство Мишель Кассиди оказало пьесе просто неоценимую услугу. Все присутствующие начинали склоняться к мнению, что в их руках оказался настоящий гвоздь сезона.
