Эд Макбейн - Смерть по ходу пьесы
— Спасибо, — сказал Карелла.
— Так это вы что, о нем говорили? — изумленно спросил Олли.
Глава 7
Берт Клинг танцевал, как белый человек.
Боже милостивый, он был наихудшим партнером, с каким только ей приходилось танцевать за всю свою жизнь, хотя это именно он предложил пойти сегодня вечером потанцевать. Она сказала: «А почему бы нет?» Если мужчина приглашает вас на танцы, вы полагаете, что он окажется хорошим танцором, разве не так? Если человек танцует паршиво, он пригласит вас на прогулку, а не на танцы. Но Берт Клинг был просто кошмарен!
Она оделась в платье из гладкой скользкой ткани того самого дымчато-синего цвета, который понравился ему в прошлый раз, другое платье, но того же самого оттенка, удачно сочетающегося с ее тенями, — от добра добра не ищут. Платье было очень коротким и обтягивающим — ее единственное настолько бесстыдное платье. Когда она еще училась в университете в округе Колумбия и пыталась привлечь внимание хоть какого-нибудь пристойного чернокожего парня, она называла такой фасон «трахни меня»; в этом городе на каждого мужчину приходилось пять женщин; ты только прикинь, радость моя, пять к одному, а? Бесстыдное там это платье или не бесстыдное, но раз мужчина сказал, что ей идет этот цвет, то почему бы не воспользоваться им еще раз? Кроме того, помимо этого платья, ее единственным дымчато-синим нарядом был костюм, который она надевала на первое свидание, так что ничего другого просто не оставалось...
— Ох, простите!
— Ничего, я сама виновата.
Еще ей идут некоторые оттенки зеленого. Может, стоило сегодня вечером одеться в зеленое? Но одеваться в зеленое непросто, слишком легко можно сделаться похожей на шлюху из верхнего города. Да, в конце концов, можно подумать, что все дело в цвете! Хотя если не в цвете, то в чем же еще? Особенно если учесть, что непонятно, стояло ли за этим что-либо, помимо того, что он белый, а она черная.
И возможно, только этим они друг друга и привлекают. Уж конечно, Берт Клинг привлекателен не тем, что танцует, как Фред Астер.
Оркестр был на редкость хорош. Половина музыкантов были белыми, включая бас-гитариста, которого Шарин всегда считала сердцем и душой любого оркестра, а всего на эстраде находилось шестеро музыкантов. В помещении было слишком сильно накурено, чтобы врач мог себя уютно чувствовать, но, похоже, Берта это беспокоило не меньше, чем ее. Возможно, это он из-за табачного дыма так скверно танцует. Ведь что-то должно было на него повлиять, потому что — ну правда же — она ни разу в жизни не встречала мужчину, который танцевал бы настолько скованно и неуклюже, как Берт Клинг. Интересно, он считает про себя? Да или нет? Шарин боялась заговорить из страха, что из-за нее он собьется со счета. Она надела синие туфли на высоком каблуке, состоящие из полосок кожи. Тонкая подошва, а все остальное — полоски, полоски, полоски. В этих туфлях ее ноги выглядели просто обалденно.
Шарин подумала, что это даже по-своему мило, что Берт так скверно танцует, но ей очень хотелось, чтобы он пореже наступал ей на ноги, особенно если учесть, что на ней были эти туфли из полосочек. Он каждый раз говорил: «Ох, простите», — а она отвечала: «Ничего, я сама виновата». В конце концов она заподозрила, не думает ли он на самом деле, что это виновата она — ведь тогда получилось бы, что он считает ее паршивой танцоршей. Да нет, конечно же, он должен знать о своей неуклюжести. Но тогда почему он пригласил ее на танцы?
Когда они снова уселись за столик — дым медленно плыл в их сторону, оркестр наигрывал негромкую мелодию, скользящую в воздухе, саксофон пугливо вел свою тему, — Шарин мягко подвела разговор к интересовавшему ее вопросу. Она не стала спрашивать: «Как это тебя угораздило пригласить меня на танцы, дурень ты мой ненаглядный?», а вместо этого поинтересовалась, как так получилось, что он выбрал именно это место.
— Я подумал, что здесь должно быть неплохо, — сказал Клинг и махнул рукой, указывая на зал, в котором, как заметила Шарин, было необычайно много черно-белых пар. Интересно, а он об этом знал, когда выбирал это место?
— Где вы учились танцевать? — поинтересовалась Шарин.
— А, в компании... это еще когда я был мальчишкой.
— Ага, ясно.
— Я вырос в Риверхеде. Тогда это был довольно приличный район.
«Что он имеет в виду? — возмутилась Шарин. — Что теперь это негритянский район? И что теперь его нельзя считать приличным?»
— У одного парня, Фрэнка, был в доме большой подвал, нормально отделанный, и мы туда собирались и танцевали.
— В смысле — ребята и девочки?
— Если бы! Нет, только парни. Фрэнк классно танцевал, и он учил остальных. Мы танцевали друг с другом. Это была неплохая тренировка.
«Оно и заметно», — подумала Шарин.
— А где именно в Риверхеде вы жили? — спросила она.
— На Кэннон-роуд. Когда я рос, там жили вперемешку негры, ирландцы и итальянцы, и никогда не было никаких скандалов. Даже когда в Даймондбеке случались стычки, у нас всегда было тихо. А теперь все переменилось.
Шарин кивнула.
— Я помню, как отец мне говорил... это было во время крупных беспорядков, я тогда был совсем еще зеленым пацаном... так вот, помнится, он говорил: «Только попробуй влезть в эту дрянь, Берт, — я тебя так выдеру, что ты неделю сесть не сможешь. Я тебе таких пропишу, что будешь радоваться, если вообще сможешь ходить».
«Это потому ты и пошел на свидание с чернокожей женщиной?» — подумала Шарин.
— Хотя прежние беспорядки не идут ни в какое сравнение с тем, что случилось в прошлую субботу, — сказал Клинг. — Никогда этого не забуду.
— Вы по-прежнему живете в Риверхеде? — спросила она.
— Нет-нет. У меня небольшая квартирка на Айсоле. Рядом с мостом Калмс-Пойнт.
— А когда вы оттуда переехали?
— Из Риверхеда? Сразу после войны. Когда я вернулся с войны.
Шарин не стала спрашивать, на какой войне он был. В Америке для каждого поколения находилась своя война. Большинство участников пытались впоследствии забыть о войне, на которую была потрачена их юность. Шарин ни разу не встречала человека, которому хотелось бы рассказывать о своем военном опыте. Это многое говорило о тех, кто пишет плакаты, обращенные к призывникам.
— Вы прекрасно танцуете, — сказал Клинг.
«У нашего народа врожденное чувство ритма», — подумала Шарин.
— Могу поспорить, что вы смогли бы научить меня гораздо большему, чем Фрэнк.
— Возможно, так оно и есть, — ответила Шарин.
— В следующий раз мы выйдем туда, — сказал Клинг, кивнув в сторону маленькой танцплощадки.
— Ладно.
Официант принес очередную порцию напитков. В этом заведении полагалось не менее двух раз заказать выпивку. Плюс плата за вход. Шарин поняла, что посещение этого ресторана оказалось довольно накладным для его жалованья детектива. Вокруг них смешанные пары пили, разговаривали, танцевали, держались за руки и даже время от времени целовались. Шарин снова подумала о том, как же получилось, что Клинг выбрал именно этот ресторан.
— А как вы узнали об этом месте?
— Я спросил у Арти.
— А кто такой Арти?
— Арти Браун. Один парень из нашего участка. Он чернокожий.
— Чернокожий Браун? Хм.
— Он считает, что обязан фамилией своей прапрабабушке.
— В каком смысле?
— Она была рабыней. Арти считает, что хозяин дал ей фамилию Браун из-за ее цвета кожи. Но это только домыслы, точно он не знает.
— А когда вы его об этом спросили?
— Да я не спрашивал. Он просто это как-то упомянул, к слову пришлось.
— Я имела в виду — об этом ресторане.
— А! Вчера. Я сказал ему, что у меня свидание с чернокожей женщиной, и спросил, не знает ли он какого-нибудь места, где она чувствовала бы себя спокойно. Потому что мы хотели бы получше узнать друг друга.
— И что он сказал?
— Посоветовал пойти сюда.
— А вы здесь чувствуете себя спокойно?
— Ну, вроде бы да. А вы?
— Не знаю. Может быть, я просто слишком стараюсь...
— Возможно.
— А как он отнесся к нашему свиданию?
— Кто — Арти? А как он должен был к этому отнестись?
— В смысле — к черно-белому роману.
— Мы об этом не говорили.
— А вы как к этому относитесь?
— К черно-белому роману?
— Да.
— Я надеюсь, что у нас все будет хорошо.
Шарин посмотрела на него.
— Я надеюсь, что в один прекрасный день мы сможем пойти куда захотим, не беспокоясь, что о нас думают окружающие.
— Вы работаете в паре с Брауном?
— Иногда. Мы в восемьдесят седьмом работаем немного не так, как в остальных участках. Мы постоянно перегруппировываемся. Так интереснее работать. И еще это дает возможность обменяться информацией о всяких скверных парнях и о том, что они творят.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Я сказал правду, Шари, — ответил Клинг, сокращая ее имя и рифмуя его со словом «Париж». — Я думал, что вам будет неуютно в таком месте, где вокруг только белые.
— А в месте, где вокруг только негры?
