Андрей Кивинов - Лазурный берег
— Там, кроме лаванды, ничего нет.
— Но у них в России бальзам из вашего корня продают, — горячился Вазген. — Вечной молодости. Всем помогает! Он Араратом клянется!
Хотя если бы Рогову пришло в голову клясться какой-нибудь горой… Даже непонятно какой. Разве что Пулковской возвышенностью.
— Что ж тогда русские так мало живут? — иронично улыбнулся продавец. — Сожалею, месье…
— Василий! Этот человек нам клянется — нет такого корня.
— Брешет! — Василий посмотрел на продавца исподлобья. — Чую: брешет. Секрет выдавать не хочет… Или цену набивает.
О том, что русские мало живут, Вазген Рогову переводить не стал.
Чтобы не огорчать хорошего человека.
К Белову Егоров решил пойти во фраке. Чтобы как солидный мужчина к солидному мужчине. Без всяких понтов — просто для пущего взаимопонимания.
Специально зашел домой, переоделся. Напяливая громоздкий наряд, подумал, что соскучился по своему милицейскому мундиру. Сергей Аркадьевич любил форму. Как-то на душе спокойнее становилось, когда облачался в мундир. Форма делает человека самим собой. Определяет четко его место в жизни. Особенно если на форме подполковничьи погоны.
Но тут фестиваль. Свои правила…
Егоров деликатно постучал в номер. Час был поздний, Белов решил в этот вечер лечь спать пораньше. Дверь он открыл в халате.
— Здравствуйте, Олег Иванович! Я к вам, — вкрадчиво сообщил Егоров.
— Здравствуйте, — вздрогнул актер. — Вы кто?
— Подполковник Егоров. Начальник штаба ГУВД Петербурга. — Егоров не стал уточнять ту мелочь, что он замначальника штаба. — В настоящий момент специальный представитель МВД России.
— Еще один… — вздохнул Белов. — А в Питере кто-нибудь остался?
— Можно зайти? — Егоров решил не обращать внимания на иронию актера.
Белов молча посторонился. Егоров вошел, оценил номер. Неплохой номер. На журнальном столике бросался в глаза пригласительный билет на фестиваль.
— Хочу вам, Олег Иванович, извинения принести, — качал Егоров. — За своих подчиненных.
— Их поведение просто возмутительно, — пафосно воскликнул Белов, взмахивая незажженной сигарой.
— Согласен. Превратно понятый служебный долг вымащивает собою дорогу в ад, — Егоров и сам не до конца понял, что сказал.
— Во избежание скандала я забрал из полиции заявление, — хмуро сообщил Белов. — По просьбе оргкомитета. Но по совести следовало их наказать. Это ведь, извините за выражение, просто «оборотни в погонах»!.. Хорошо, я человек добрый и снисходительный, и у жены характер легкий…
Актер покосился в сторону душа, где как раз была жена. Надо бы избавиться от этого ментовского борова, пока Лариса не вышла.
— Оба строго наказаны и отправлены домой! — отчитался Егоров.
Это сообщение Белову понравилось. «Добрый и снисходительный» актер, конечно, выполнил просьбу оргкомитета и не стал раздувать скандал, но в глубине души он Рогова с Плаховым разорвал бы…
Как в фильме: пойманный негодяй умоляет «Троицкого» не убивать его, а отнестись «по-человечески», а тот отвечает: «По-человечески, любезный, я только к людям относиться могу».
Очень эффектно удалось произнести Белову эту фразу. Один из лучших фрагментов.
— Поймите, я не против милиции, — признался актер. — Сам в студенческие годы дружинником был. Но ведь есть нравственные барьеры… Заповеди, наконец.
— Большое спасибо, — вдруг поклонился Егоров.
— За что?.. — опешил Белов.
— За помощь в охране общественного порядка.
— Ах это… Пустяки! Одно дело делаем. Мы же все заинтересованы в величии Родины. Я ведь тоже здесь представляю…
Благодарность подполковника несколько выбила его из колеи. Он и впрямь был дружинником, но один раз и коротко. Дежурство состояло в том, что трое парней в повязках трижды обошли глухим вечером небольшой сквер. Было так холодно, что, во-первых, потенциальные правонарушители (да и жертвы) все попрятались по домам, а во-вторых — очень хотелось горячительных напитков. Жажду утолили в близлежащей общаге, после чего с Беловым случился на черной лестнице не слишком невиданный, но довольно-таки неприятный желудочный конфуз.
— Вы мой самый любимый артист, — проникновенно произнес Егоров. — Гений экрана!
— Спасибо. Приятно слышать, — смутился Белов.
Егоров подумал, приступать ли к главной цели визита или еще продолжить светский разговор. Рассказать, может быть, актеру какую-либо забавную фестивальную историю. Например, как в 1990 году молодой российский режиссер Каневский подрался с каннскими бомжами-клошарами, попал в кутузку и пришел на вручение себе «Золотой камеры» в рваной тельняшке и с фингалами.
Не стал рассказывать. Решил, что почва подготовлена:
— Олег Иванович, — умильно произнес Егоров, — не откажите в просьбе!..
— Все что в моих силах, — откликнулся тот.
— Проведите во Дворец, — почти умоляюще сказал Егоров. — Это моя розовая мечта…
И тут с «гением экрана» случилась изрядная метаморфоза. Волосы его встали дыбом, физиономия искривилась, а глаза резко забегали по комнате. Оттолкнув Егорова, Белов метнулся к столику, крепко схватил пригласительный билет и спрятал в карман:
— Ну уж хватит…
Выходя из гостиницы, Сергей Аркадьевич думал о Белове примерно в ключе своих подчиненных: надо было настучать ему по кумполу, запереть в сортире, а самому преспокойненько идти на просмотр. Тем более что в тот день — хотя Егоров об этом и не знал — показывали фильм одного его знакомого…
Фильму Абеля Шмабеля фестивальный Дворец аплодировал стоя. Для изощренной и избалованной каннской публики — случай редчайший. Но вот — проняла мужчин во фраках и дам в бриллиантах история про двух братьев, один из которых увел у другого девушку.
Не то что по особой любви, а чисто из куража: решил старший продемонстрировать младшему, что такое настоящий мужчина. Кто, типа, сильнее. И у брата, который девушку как раз любил, посыпалась вся жизнь. Умер кот. Накрылся бизнес. Сгорел дом. Старший сто раз раскаялся, извинился, но младший старшего не простил. И сам тоже умер, вслед за любимым котом. Заболел, лег и через месяц умер. И болезнь была какая-то несерьезная. Вроде легкого гриппа. А на самом деле: просто воля к жизни исчезла.
В последнюю ночь, поняв, что смерть совсем близко, герой вышел в сад, лег навзничь и долго смотрел в небо. Последние пять минут фильма был крупный план неба: пульсирующего, переливающегося, меняющего цвета, угасающего… Продюсер сомневался в этих кадрах, а Абелю, наоборот, они казались лучшими.
За десять коротких минут между финальными титрами и пресс-конференцией, пока Абель шел по коридору Дворца, пять человек успело ему шепнуть, что члены жюри в восторге. Какой-нибудь приз обеспечен, а может зайти речь — тьфу-тьфу! — даже о «Золотой пальмовой ветви».
Зал для пресс-конференций был переполнен. Два телеоператора почти подрались за место ближе к столику героя.
— Не покажется ли вам бестактным вопрос о личных мотивах сюжета вашего фильма?.. — первый вопрос, как обычно на всех фестивалях, задал Сергей Шалашов.
Абель почесал переносицу. Потом затылок. Дернул себя за ухо. Пощупал чисто выбритый подбородок. Потеребил пирсинг. Молчание затянулось. Толпа потихоньку начала гудеть. Абель решился:
— Да, это моя собственная история. Я виноват перед своим братом… примерно в том, в чем виноват герой фильма. Нет, к счастью, мой брат жив, здоров, и дела его процветают, но он меня не простил, хотя прошло уже несколько лет. По существу, я его потерял.
Журналисты с несвойственной им деликатностью некоторое время помолчали. Потом представитель французского гламурного журнала спросил:
— А что сейчас с этой женщиной?
— Она покинула меня. Как раз во время съемок фильма.
— И вы не озлобились?
— Нет. Я… теперь, когда со мной происходят неприятности, я считаю, что это кара. У меня не слишком легкая жизнь в эти годы, но я знаю, что заслужил гнев Аллаха. Я еще не искупил свою вину…
— Правда ли, что здесь, в Каннах, вас ограбили прямо на пляже, а вы даже не заявили в полицию?
Ответа ждали очень внимательно. В полной тишине. Об этой истории знали еще не все.
— Правда. Я воспринял этот случай как продолжение небесной кары.
— А если вы встретите того человека, что вас ограбил, — как вы поступите?
— Я не обращу на него внимания. Понимаете, он для меня не существует. Этот случай — выяснение моих отношений с судьбой, а этот человек — всего лишь слепое орудие судьбы. Мне нет до него дела…
После пресс-конференции, уклонившись от знакомств со знаменитыми продюсерами (никуда они уже не денутся после такого успеха!) и улыбок голливудских поп-див (еще будут занимать очередь на кастинг в его фильмы!), Абель улизнул из Дворца.
