Андрей Кивинов - Лазурный берег
Обзор книги Андрей Кивинов - Лазурный берег
Андрей Кивинов, Олег Дудинцев
Лазурный берег
Пролог
— Я еще не выкурил свою последнюю сигарету! — заявил вдруг Вася.
— Ты же давно бросил курить?! — удивился Плахов. Сам он как раз находился на пике страданий от никотиновой недостаточности: курить теперь запрещали не только в полете, но и в здании «Пулкова». Так что последний раз довелось затянуться лишь перед входом в аэропорт, часа четыре назад.
Под крылом самолета расстилалась бесконечная гряда облаков, похожая на снежное поле. Так, наверное, выглядит пейзаж где-нибудь в Антарктиде. Но Вася знал, что внизу, под облаками, расстилается Лазурный берег. То есть лазурное там — море. И теплое, как парное молоко. А сам берег — зеленый от обилия пальм и пестрый от нарядов публики, прибывшей на Каннский фестиваль. Главным призом которого как раз «Золотая пальмовая ветвь» и является.
— Какую сигарету, Вася? — уточнил еще раз Игорь. Не покурить, так хоть поговорить о табаке.
— Да это… помнишь, в детстве — фильм с Бельмондо?.. Он катился с лестницы, в него стреляли, а он так — р-раз! И вскакивал! С сигаретой!.. Я, говорит, еще не выкурил свою последнюю сигарету! И сам еще по дороге, пока катился, кого-то замочил. И так много раз подряд. Помнишь?
— Не помню, — честно не помнил Игорь. Как говорится: не знаешь, да еще забудешь…
— Ешкин кот! — удивился Рогов. — Да все смотрели. Я пять раз смотрел. Похож я на Бельмондо?..
Плахов внимательно оглядел коллегу. Формой черепа, носа и подбородка — не похож. Разрезом глаз и губ — еще меньше. Плюс у Васи лицо круглое, как у кота, а у этого… как его… Жан-Поля, вытянутое, как у лошади. То есть в частностях ничем не похож. А вот в целом…
— Похож, Василий Иваныч, — согласился Плахов. — Такой же красивый…
Рогов победно улыбнулся.
— А ты, Игорек, хотел в детстве стать актером?
— Актером… — Да нет. Не люблю выделываться, кривляться… Героем фильма — да, хотел быть.
— А каким героем? Какого фильма?
— Фантастического. «Адъютантом его превосходительства». Или там… Володей Шараповым. Нет, вру — Гойко Митичем! Тьфу, не им самим, а всякими Чингачгуками, которых он играл. А ты? Мюллером?..
— Сам Мюллер! Я Штирлицем хотел быть. У него такая форма!..
— Так у Мюллера тоже форма! — Плахов не стал добавлять, что у Штирлица к тому же был несколькжо иной рост. Даже Бельмондо в роли Штирлица смотрелся бы неплохо. Лучше Рогова — однозначно…
— Он советский разведчик «Юстас»! — не сдавался Вася. — Исаев Максим Максимыч, полковник, герой!
— Я книжку недавно читал.
Плахов еще раз внимательно посмотрел на друга. Не болен ли коллега? Считает себя похожим на Бельмондо, «Семнадцать мгновений весны» обозвал книжкой…
— Это фильм, Вася, — осторожно начал Плахов. — Телевизионный сериал. Типа «Рабыни Изауры».
— А снят-то фильм по книжке!.. — торжественно уличил Рогов. — Я у Егорова брал почитать.
Вспомнив об Егорове, «убойщики» разом помрачнели.
— А вот он, интересно, мечтал быть актером? Или героем?
Сергей Аркадьевич Егоров, замначальника штаба, а ныне — старший оперативной группы, находился в этот момент буквально в нескольких метрах от приятелей. В салоне бизнес-класса. Утомившись и выпив халявного винца, Сергей Аркадьевич заснул. И снилось ему — самое настоящее кино. Егоров надеялся, что в самые ближайшие дни оно станет документальным… В сиреневых шортах он бежал, размахивая руками и подпрыгивая, по самому лазурному берегу в мире, у самой кромки волны. Рядом с ним бежала — тоже в сиреневом почему-то бикини, в прозрачном сарафанчике — высокая блондинка Кристина. У нее были красивые ноги: длинные и при этом в меру полные. Женщин с худыми ногами Егоров недолюбливал. Считал извращением природы. Не за что ухватиться…
И еще: в руках Егоров и Кристина держали ракетки для большого тенниса. Шуровали ими по воздуху, как художественные гимнастки лентами, — куда там Мыскиной с Шараповой!.. Почему приснились ракетки — непонятно. Егоров в теннис никогда не играл, и вообще считал этот вид спорта глупостью. Вот именно что дрыгоножеством и рукомашеством. А тут — надо же!.. Что поделать — лирический сон.
Егоров сделал вид, что споткнулся, упал на спину, а Кристина тут же прыгнула на него сверху, слегка отпружинив от солидного полковничьего брюха, посмотрела с нежностью и поцеловала в губы. Это во сне.
В реальности Кристина тоже смотрела на Егорова. Пока без нежности, но уже с явным интересом. Она сидела в соседнем кресле. Ее, как лучшего страхового агента по итогам прошлого года, наградили на работе путевкой в Канны. С билетом в бизнес-классе и номером с видом на море!.. И надо же, ее соседом в «Боинге» оказался такой солидный мужчина! Сергей — так он представился — был полупродюсером-полурежиссером и летел на Каннский фестиваль. Он подарил ей матрешку. Это сулило интересное приключение. Впрочем, обо всем по порядку…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Спонсор матрешек и зубы жены мэра
На самом деле определить словами цвет моря невозможно. Поэты бьются столетиями, но результат всегда приблизительный. Море постоянно меняет свои оттенки — бывает, что и по сто раз на дню, и названий для тысяч этих оттенков не изобретено и никогда не будет. Море бывает лазурным, бывает изумрудным, бывает перламутровым, когда на воде играет солнечная рябь. Бывает просто голубым или синим… Сейчас, когда катер вез Михаила Демьяновича Троицкого к его роскошной яхте, море было определенно синим. Но Троицкий не любил синего. Вернее, не самого цвета — слова этого не любил. Для него оно было связано вовсе не с морем. «Синими» — из-за обилия татуировок — в известных кругах именовали уголовные группировки, состоявшие из людей, хорошенько хлебнувших тюрьмы или зоны. Михаил Демьянович нары тоже повидал, но считал себя авторитетом новой, прогрессивной формации и имел с кондовыми «синими» серьезные конфликты. И то, что теперь у него постоянно болела голова, было следствием как раз таких вот конфликтов.
Впрочем, будучи человеком очень-очень неробкого десятка, конфликтов Троицкий нажил — на пять жизней хватит. В России его признали рецидивистом: это полбеды. И то, что в Канны на премьеру своего собственного фильма пришлось идти на яхте вокруг всей Европы — тоже не трагедия. Беда в том, что во Франции тоже шел суд над Троицким, вдобавок он состоял в международном розыске и потому опасался жить на берегу в отеле, а вынужден был куковать на яхте. Среди его корешков и адвокатов не было единого мнения, насколько велика вероятность ареста. Сам Троицкий был почти уверен, что продюсера фильма, отобранного в официальный конкурс, тронуть не посмеют. Но пока возобладало мнение «консильери» Сергея Серова. Этот изощренный человек, который, видимо, не случайно был однофамильцем первого председателя КГБ, решительно не советовал своему шефу «светиться» на берегу — только инкогнито, и только короткими рывками…
Вот они и перлись сейчас на яхту после короткой прогулки. Среди десятков белоснежных судов, разместившихся на глади залива подобно удивительным живым существам, каким-то космическим птицерыбам, его яхта по имени «Мрия» (по-хохляцки — «Мечта», что звучало в данный момент весьма оптимистично) была самой большой, дорогой и красивой. Но и это не утешало. Не радовало. Как в том анекдоте: «Вы мне елочные игрушки продали фальшивые!» — «Как это фальшивые?!» — «Не радуют!..»
— Сходи, проверь, — кивнул Серов телохранителю Николаю, делая Троицкому знак, чтобы тот посидел пока в катере. Босс скрипнул зубами.
— Демьяныч, таблетки, — в обязанности другого телохранителя, Димы, входило напоминать шефу о времени приема лекарства от головной боли.
Серов предупредил Диму, что максимальный «плюс-минус» не может превышать четверти часа. При Сталине, напомнил Серов, пятнадцатиминутное опоздание приравнивалось к прогулу, а за прогул давали десять лет лагерей. А поскольку «архипелага ГУЛАГа» в распоряжении команды нет, то Диме за соответствующее опоздание придется просто оторвать голову. И скормить ее рыбам. И хотя знакомы они были давно и прошли вместе немало опасных испытаний, Дима не сомневался что угроза эта — не фуфел.
Впрочем, он и без того честно заботился о здоровье шефа.
Николай меж тем осматривал яхту. Там, как и предполагалось, не было никого, кроме Мошкарина — низкорослого, кривозубого и крайне неопрятного человека, который, однако, на чужую собственность чистоту наводил — как Бог.
— Я тут все вылизал! — браво доложил Мошкарин. — Чище, чем у английской королевы. Даже рынду надраил. Блестит, как у кота яйца!..
Медная рында — корабельный колокол — действительно блестела на солнце, как золотая.
— А гальюн? — строго спросил Николай.
— Обижаешь… Сверкает!..
— А сам-то чего такой грязный?
