Елена Топильская - Роковая роль
В семнадцать часов того же дня, когда я уже отчаялась получить нужные свидетельские показания, открылась дверь моего кабинета, и на пороге встал во всей красе молодой человек с лицом типичного представителя криминалитета, одетый, однако, в шелковый костюм и благоухающий невероятным парфюмом. Мои коллеги потом еще два дня принюхивались в коридоре и закатывали глаза.
Молодой человек спросил:
— Бородинского вызывали?
— Документы, — рявкнула я, пребывая в гневе оттого, что этого вшивого Бородинского мне пришлось домогаться полгода, а он еще и улыбается.
Молодой человек растерянно развел руками:
— У меня с собой нету документов. Я, знаете, с собой не ношу…
Тоном чрезвычайно язвительным, способным с ног свалить кого-нибудь более впечатлительного, я высказалась в том смысле, что если человек не полный идиот от рождения, то, идя в прокуратуру, он уж как-нибудь догадается прихватить какую-никакую корочку для подтверждения своей личности, а то мало ли кто тут шляется.
Молодой человек смутился еще больше.
— У меня права в машине, — тихо сказал он. — Можно, я принесу?
— Жду ровно три секунды, — я не сбавляла тон, — одна нога здесь, другая там.
Через три секунды он, запыхавшись, появился в кабинете и положил передо мной права, из которых явствовало, что он — Бородинский Константин Алексеевич, а вовсе не требуемый Альберт Аркадьевич. Мне стало ужасно стыдно, и смешно одновременно, поскольку я сообразила, что за ксивой бегал сам страшный Барракуда, за свои молодые годы успевший навалить столько коммерсантов, сколько вся его группировка, вместе взятая.
Но не признаваться же мне было ему, что вышла ошибочка. Я допросила его по каким-то незначительным темам и отпустила с Богом. Этот «левый» протокол я даже не подшила в дело, он так и валялся у меня в сейфе, напоминая про знакомство с выдающимся киллером современности.
— А вы-то сами, Мария Сергеевна, помните, как мы встретились? — спросил Барракуда, присаживаясь на привинченную к полу скамейку и закуривая «Мальборо лайт».
— Да, — хихикнула я и призналась Барракуде, что тогда мне нужен был вовсе не он, а его однофамилец.
— А я это понял, — сказал Барракуда.
— Правда? Что ж, у вас тогда ни один мускул не дрогнул, вы стоически это издевательство вытерпели.
Барракуда хмыкнул и потушил сигарету.
— Это у вас мускул не дрогнул. А я потом пил два дня. Вы помните, как мы расстались?
— Ну, как… Попрощались, и вы ушли.
— Ага, попрощались… Я, Мария Сергеевна, уже встал и к выходу пошел, а вы вдруг мне и говорите: мол, Константин Алексеич, что это у вас за перстень на руке? Я так и обмер.
— А про перстень я не помню, — призналась я. Барракуда расхохотался.
— Неужели? А у меня ноги подогнулись. Я — дело прошлое, теперь могу и сказать, — я тогда этот перстень с убитого «зверя» снял. Думаю — ну все, кранты, поеду отсюда прямиком на Каляева. А вы посмотрели и отпустили. А чего вам этот перстень тогда сдался?
Слушая Барракуду, я начала припоминать, что у меня в розыске тогда был человек, не снимавший с пальца массивный золотой перстень с оригинальной печаткой, и я тогда машинально присматривалась к похожим украшениям. Надо же, я всего лишь задала невинный вопрос, а Барракуда чуть не описался. Если бы можно было всегда правильно оценивать впечатление, которое мы производим, раскрываемость преступлений близилась бы к уровню мировых стандартов. Ну ладно, еще пара реплик в качестве дани приличиям, и вечер воспоминаний пора закрывать.
— Как сидится, Константин Алексеич?
— Не жалуюсь, — Барракуда довольно ухмыльнулся. — Тренажерник здесь приличный, сауна два раза в неделю, ну, девочки там, массаж, все, как у людей.
— Рада за вас.
Я вытащила из сумки протоколы и попросила Барракуду в них расписаться.
— Надеюсь, что вы из-за этой ерунды не станете требовать адвокатов.
Алексей Евгеньевич просто не успел эти протокольчики оформить и прихворнул.
— Знаю-знаю, — пропел Барракуда, размашисто расписываясь в бланках. — Ногу сломал, бывает.
Меня всегда поражало, как молниеносно распространяется информация в определенных кругах. Интересно, что он еще знает.
— Еще Алексей Евгеньевич просил поговорить с вами насчет одного громкого преступления. Есть информация, что вы к нему причастны, хотя Алексей Евгеньевич придерживается другого мнения.
Барракуда насторожился.
— Вы про что? — опасливо сказал он. — Про опера, что ли, вашего? Клянусь, ни сном, ни духом.
Подивившись еще раз, что им тут и про опера известно, я заметила, что даже и в мыслях не держала примеривать его к убийству опера, поскольку он сидит уже довольно длительное время. Но Барракуда возразил, что заказать и организовать и отсюда можно, и даже еще и удобнее, в смысле наличия алиби.
— Господи, только не говорите, что вы меня на актрису крутите, — замахал на меня руками Бородинский, и я удивилась еще больше. По факту смерти Климановой даже дело еще не возбуждено, а тут уже данный факт муссируют.
— Да нет, Константин Алексеич, успокойтесь. Горчаков считает, что с вами можно говорить откровенно, поэтому крутить не буду и скажу прямо: на вас есть показания по краже картины из Эрмитажа.
— Что-о?! — я испугалась, что у Барракуды глаза выскочат из орбит. — Меня подозревают… в краже картины?! — он даже стал заикаться от негодования.
— Ну что вы так раскипятились? Не скрою, что есть показания одного господина, который якобы слышал, как вы вступили в сговор на похищение картины со своими знакомыми.
— Так, — Костя мгновенно посерьезнел. — И как фамилия этой гниды, которая меня закладывает таким образом? Вы верите, что я к картине не имею ни малейшего отношения? Я-то, грешным делом, думал, что меня на убийство какое примеряют, а тут кража «антиквара»… Это ж надо — меня! И по краже «антиквара»! — Костя покрутил головой, разлохматив суперукладку, и выставил напоказ свои трудовые ладони, как бы демонстрируя, что эти руки в жизни не держали никаких инструментов хитрее автоматического оружия.
Поколебавшись немного, я назвала Косте фамилию. Буквально в течение пяти минут мы разобрались, что данный господин состоит с Барракудой в неприятельских отношениях, и таким образом просто свел с ним счеты, поскольку, по уверениям Барракуды, очень похожим на правду, в том месте, где якобы происходил сговор, данный господин присутствовать никак не мог, по объективным обстоятельствам, — в силу того, что его туда просто на порог не пускали.
Я быстро зафиксировала на бумаге комментарии Бородинского по поводу инсинуаций в его адрес, он подписал их, но долго не мог успокоиться и призывал на голову кляузника кары небесные.
— Нет, Мария Сергеевна, это ж надо, на меня повесить кражу из Эрмитажа!
Это ж уму непостижимо! Я на такое не пойду никогда.
Я глупо спросила, почему, и Костя распалился еще больше.
— Как почему? Да потому, что я люблю свой город. У меня бабушка — блокадница, и чтобы я из музея картину спер?! Как я ей потом в глаза смотреть буду?!
Я согласилась, что это серьезные доводы. Дела между нами были закончены, и оставалось еще немного времени на светский треп. Барракуда, несмотря на свой отягощенный анамнез в виде шлейфа заказных убийств, был очень обаятельным парнем, харизмой обладал сокрушительной.
На смерть актрисы Каймановой Барракуда свел разговор сам. Вернее, сначала он поведал, что знавал ее мужа, Латковского.
— Этот Латковский лет пять назад денег искал, вместе с режиссером, Генкой Фиженским. Им очень хотелось кино снять. Латковский сценарий написал, а бабок не хватало. Они как-то по знакомым до Карапуза дошли и денег попросили. А наш Папа — известный покровитель изящных искусств, — Костя усмехнулся, — бабок он им дал. И сняли они такую лажу, не помню, как называлась, в общем, что-то типа «Бандитского Петербурга». Про наше житье-бытье, с этим, известным… Ну, как его…
— Казаровым, — подсказала я. Картину «Денежный залог», очень смешную и острую криминальную комедию, я смотрела. Героями там, действительно, выступали бандиты, но изображены они были с изрядной долей социальной сатиры и одновременно с авторской симпатией. В общем, насколько я знала, это был уникальный продукт современного кинематографа, который одинаково нравился и братве, и интеллигенции.
— Во-во. В общем, дал Папа им денег, сняли они картину, и Папа устроил просмотр. Прокрутили кино, свет зажгли, они смотрят, ждут, а Папа молчит. Потом говорит: мол, ладно, ребята, деньги у вас назад забирать не буду, только вы никому не говорите, что это я вам бабки давал.
Костя заржал, а я удивилась.
— Что, ему не понравилось?
— Ага. Не понравилось. Но с тех пор этот Латковский с Папой закорешился.
Вроде даже будет избираться в Законодательное собрание на Папины бабки. Вы не слышали, выборы-то в декабре будут?
![Елена Руденко - Роковая Роль[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
