Фридрих Незнанский - Борт С-747 приходит по расписанию
Теперь оба, словно угорелые, носились по всей обширной, бессистемно распланированной территории. Пользуясь своим знанием местности, Гризли всячески пытался перехитрить Прыгуна, который был здесь впервые. Лидер байкеров нырял в какие-то темные ходы, переезжал через дощатые настилы, норовил объехать Прыгуна, чтобы внезапно атаковать его сзади. Но все тщетно — всякий раз новичок непостижимым образом ускользал у него из-под носа. А болельщики дружно ахали и охали, словно зрители на захватывающем театральном спектакле.
В какой-то момент мотоцикл Прыгуна оказался в конце своеобразного коридора, образованного стеной недостроенного корпуса и ограждением заводской территории. Почувствовав, что попал в тупик, он притормозил и остановился, внимательно прислушиваясь к звуку мотоцикла Гризли, пытался определить по шуму, где тот находится, чтобы ненароком не выскочить под его удар. Однако бетонные стены с многочисленными выступами и отверстиями искажали звуки, и трудно было понять, с какой стороны находится мотоцикл. И вдруг он совершенно неожиданно появился в этом же коридоре, только в противоположном конце.
От этой встречи Гризли тоже растерялся и остановился. Какое-то мгновение дуэлянты смотрели один на другого. Каждый прикидывал, какую пользу он способен выжать для себя из этой ситуации. Затем оба всадника не сговариваясь ринулись навстречу друг другу.
Стремительно набирая скорость, они сближались, словно два истребителя, идущие в лобовую атаку. Это была беспощадная война нервов — кто не выдержит первым.
Гризли задиристо мчался на врага, не сомневаясь, что у того вот-вот сдадут нервы и он свернет с дороги. Чего же этот болван медлит — ведь между ними осталось всего ничего, считаные десятки метров. Ему уже было хорошо видно лицо Прыгуна.
Лицо-то, может, он и видел. Но в общих чертах. Если бы заметил подробности, то понял бы, что его соперник не отступит. Это было лицо решительного человека, настроенного на бескомпромиссную борьбу. С таким выражением матери защищают своих детей, солдаты идут в решающую атаку. Так смотрит человек, когда все поставлено на карту, и он не отступит ни при каких условиях. До Гризли это дошло слишком поздно: что его противник не свернет, он понял в последнее мгновение перед столкновением и решил свернуть сам. Однако скорость была слишком большая. Мотоцикл байкера сильно занесло, удержать его водителю было не под силу. Байк завалился на бок, следом за этим от удара о железобетонную опору несколько раз перевернулся, как подсеченная на полном скаку лошадь. Самого Гризли подбросило кверху, и бедняга с невероятной силой ударился головой о плиту перекрытия.
Когда Андрей, развернувшись, подъехал к тому месту, где лежал Гризли, тот был уже мертв.
Корешков снял очки с лица и, не мигая, смотрел на труп своего противника. Даже не верилось, что этого большого, физически сильного человека уже нет в живых. Не верилось также, что в живых остался он сам. А ведь несколько минут назад прощался с жизнью. Все, думал, нашла коса на камень, сейчас шмякнутся оба.
Андрей тяжело дышал, его начинал бить нервный озноб. По лицу и спине стекал пот. Он достал носовой платок, вытер лицо, затем снял шлем и что было сил швырнул его наземь.
Сторонники Гризли почуяли неладное и уже бежали сюда. Корешков сел на мотоцикл и помчался к выходу. Отъехав на некоторое расстояние от промзоны, он позвонил Сергею Багрянцеву.
Сотруднику РОВД не пришлось долго объяснять, что к чему. Он быстро разобрался в ситуации и сделал так, что на место гибели одного из свидетелей недавней страшной аварии на Дмитровском шоссе приехал лобненский следователь Казовский. Михаил Григорьевич расследует дело о гибели Святковской, видимо, дело о Гризли придется объединить в одно производство.
Утром тело Гризли по-прежнему лежало на том же месте, оно было прикрыто черной полиэтиленовой пленкой. Большинство байкеров, несмотря на уговоры милиционеров уехать, провели здесь всю ночь. Некоторые уезжали, а к утру вернулись. Они охотно давали показания Казовскому.
Вскоре после восхода солнце сюда, предварительно позвонив и уточнив, работает ли еще оперативная бригада, приехал Багрянцев.
— Ну как? Это точно Гризли? — поздоровавшись с Казовским, спросил он.
— Да. Порошкевич Геннадий Викторович. Есть документы.
— Смотрю, свидетелей больше чем достаточно. Что-нибудь удалось выяснить у дружков?
— Все в один голос утверждают, что их вожак делал покатушки, то бишь гонялся с каким-то неизвестным им байкером по кличке Прыгун. Думали, из новичков. Но когда увидели, как круто ездит, засомневались.
— Так в чем сейчас основная проблема? — поинтересовался Багрянцев.
— Установить, кто такой этот Прыгун. Как говаривал принц Гамлет, вот в чем вопрос. — Следователь испытующе посмотрел на высокопоставленного коллегу: — А что, Сергей Константинович, уж не твой ли Корешков сработал под загадочного Прыгуна? Не его стиль?
Багрянцев молча пожал плечами.
— Как полагаешь, кто он? — продолжал допытываться Казовский.
— Мне-то откуда знать? Одно могу сказать точно — в прошлой жизни он не был податливой плюшевой игрушкой.
— М-да, в этом можно не сомневаться.
— Михаил Григорьевич, а почему ты спросил про Корешкова?
— Да как объяснить… — Казовский почесал затылок. — Логика тут, в принципе, простая. Ведь раньше у него было право на ликвидацию разного рода отбросов общества. Может, он иногда этим правом до сих пор пользуется? А?
— Чего не знаю, того не знаю, — ответил Багрянцев. — А всякие фантазии — это не по моей части. Могу только сказать, что самосуд я осуждаю, и Корешкову это прекрасно известно.
* * *Сказать, что после загадочной гибели выходца из России, угонщика с трудно выговариваемой фамилией Начеткин, в тюрьме городка Эберглюссе создалась напряженная обстановка, значит ничего не сказать. Обстановка была наэлектризована до последней степени. Безостановочно приезжали следователи и руководители всех рангов, вплоть до представителей Министерства внутренних дел. Под подозрением в убийстве Начеткина находились все сотрудники тюремной больницы, ее редкие пациенты и все заключенные самой тюрьмы. У каждого оказалось такое железное алиби, что дальше некуда.
Больше всех эти проверки потрепали нервы молодому врачу Курту Дорфхайму. Во-первых, в предполагаемое время смерти заключенного он находился на этаже практически один и мог заниматься чем угодно. Во-вторых, Курт всегда являлся на работу с самым большим портфелем. Непонятно, что врач с собой носит. Это как раз выяснилось быстро — заботливая жена Дорфхайма снабжала его немыслимым количеством еды: бутербродами, выпечкой, термосом с чаем. К смертельному уколу Курт тоже оказался непричастен. У Начеткина обнаружили экзотический сильнодействующий яд неизвестного происхождения. Судмедэксперты впервые столкнулись с таким. Они утверждали, что раньше такого на территории Германии отродясь не было. По косвенным признакам предполагали, что он произведен в России, однако сказать это со стопроцентной уверенностью не могли.
Что касается заключенных, тут основные подозрения пали на Вольфганга Флюсверта — второго угонщика, напарника Начеткина. Предполагали, тот убрал русского как нежелательного свидетеля. Следователей не смутило даже его алиби. Возможно, Флюсверт действовал через кого-то. Но все же убедились в полном отсутствии у него мотиваций. Даже в самом худшем случае за угон автомобиля ему не грозил такой большой срок, чтобы рисковать и отягощать свою судьбу убийством. Тем не менее каждый новый следователь первым делом вызывал на допрос именно Флюсверта. Сегодня после завтрака предстоял очередной. Об этом утром ему сообщил дежурный надзиратель.
— Черт знает что такое! — громогласно возмущался Вольфганг, услышав эту новость. — Если кому этот Начеткин и мешал, то уж никак не мне.
Он еще долго ругался — ив камере, и в коридоре по пути в душ. В душевой Флюсверт продолжал ругаться. Один из заключенных даже посоветовал ему пустить холодную воду, чтобы поостыть. Все, в том числе и сам Вольфганг, посмеялись над этим советом.
— О, нет, нет! — с наигранным испугом замахал руками Флюсверт. — Я терпеть не могу холод. Уж лучше я помолчу.
И действительно — до самого ухода его никто не слышал.
Душевая представляла собой проход, по обе стороны которого находилось по нескольку отсеков, которые были отделены один от другого кафельными перегородками, дверей здесь не было. Сделано это для того, чтобы надзирателям легче наблюдать за порядком в душевой. Они же следили за временем. Если этим заключенным позволить, будут торчать под душем сутками напролет.
— Все! Заканчивайте. Все на выход! — закричал надзиратель.
Повторять ему не пришлось: заключенные, выключив воду, гуськом направились мимо него в раздевалку. Душевая опустела. Стало тихо, лишь из одного отсека доносился шум льющейся воды.
