Фридрих Незнанский - Гении исчезают по пятницам
— В морг поедем? — поинтересовался Демидыч.
— А смысл? — скептически поморщился Филя.
— Тогда я — в больницу. Попробую хоть что-то узнать.
— Конечно, а мне, значит, как всегда, самое «приятное» — с гаишниками общаться…
Денис Грязнов
Не зря говорят: наглость — второе счастье. В российское логово Джорджа Сороса — Институт «Открытое общество» — он проник исключительно благодаря наглости: просто позвонил в приемную президента «Открытого общества» Арины Талантовой, честно сказал, что является частным детективом, и заявил, что желает встретиться по важному и сугубо личному делу.
Странно. А может, даже подозрительно, но подальше его не послали. Напротив, предложили самому выбрать время визита, да еще объяснили, как добраться к ним на Озерковскую набережную.
Уютный двухэтажный, относительно недавно отреставрированный особняк со знаменитой соросовской улиткой над входом гостеприимно распахнул перед ним свои двери. Секретарша госпожи Талантовой напоила отличным кофе, а сама госпожа президент почти не заставила ждать.
Она была чем-то похожа на Барбару Леви. Не чертами лица, не фигурой даже, но тот же стиль, та же манера себя держать — энергичная, целеустремленная, непоколебимая бизнес-леди. Уверенная в себе, точно знающая, чего хочет, не приемлющая компромиссов и половинчатых решений. В ее лице Денис не заметил ни страха, ни напряженного ожидания, вряд ли она изменяет мужу или подворовывает по мелочи. Однако в глазах читался интерес: что за личное дело привело к ней частного детектива?
Не дожидаясь, пока потребуют, Денис предъявил документы и попросил спокойно выслушать его.
— У вас есть пятнадцать минут, — кивнула госпожа Талантова.
— Вы, конечно, знаете, что за последние два года в России было убито более десятка научных деятелей, еще больше ученых подверглось нападениям. Подавляющее большинство дел до сих пор не раскрыто. Это повод для альтернативных расследований. Журналистских, например. Корреспондент радио «Свобода» в Москве Константин Эренбург проводил именно такое расследование этой серии убийств и нападений. Он не успел выпустить в эфир свой репортаж, он, как и герои его репортажа, был избит, а потом убит. Это дает возможность считать, что его расследование оказалось более результативным, чем официальное следствие. И его коллеги уверены, что убийства ученых и убийство Эренбурга совершили одни и те же люди. К сожалению, не все собранные Эренбургом доказательства безупречны и неопровержимы, и мне поручено проверить его выводы. В своем репортаже Эренбург назвал Джорджа Сороса и фонд Сороса в России. Эренбург собирался заявить, что Джордж Сорос одной рукой подает милостыню студентам, а другой уничтожает цвет российской науки. — Для простоты Денис несколько утрировал реальное положение вещей, лишние подробности, версии и гипотезы только усложнили бы восприятие, а нужно было не дать госпоже Талантовой времени на обдумывание и выстраивание защитных позиций. Более того, он хотел спровоцировать преступников, если они окопались где-то здесь, на неосторожные шаги, а провоцировать всегда чем наглее, тем лучше.
— Вы сами понимаете, насколько абсурдно это звучит? — поинтересовалась Талантова.
— Не менее абсурдно, чем предположение представителей прокуратуры о студенте-маньяке, уничтожающем профессуру, или о банде грабителей, уверовавшей в наличие у ученых больших денег.
— А почему вы сказали, что дело сугубо личное? Вы полагаете, лично я отдаю приказы об убийстве того или иного деятеля науки?
— Ни в коем случае, — улыбнулся Денис. — Упоминание сугубо личного дела — было всего лишь способом добиться разговора именно с вами. Поскольку я не могу надеяться на встречу непосредственно с Джорджем Соросом, но нуждаюсь в комментариях человека действительно сведущего, пришлось прибегнуть к такой, надеюсь, простительной лжи.
— Что ж, у нас в стране свобода слова, поэтому радио, простите за каламбур, «Свобода» вольно обвинять кого угодно в чем угодно. Но судебный иск о клевете на «Открытое общество» будет подан незамедлительно после выхода в эфир подобного репортажа.
В общем, разозлить госпожу президента Денису удалось. Хотя она и старалась не подавать виду, что ей все это небезразлично. Но минут семь еще осталось в запасе, и из кабинета его пока не выставляли, то есть можно попробовать еще и информацию кое-какую подсобрать.
— Я понимаю, — очень миролюбиво заметил он, — что вы в принципе привыкли к самой разной реакции на вашу деятельность здесь, в России, и тем не менее вы ведь не за скандалами гоняетесь, так?
— Оправдываться — это значит хотя бы частично признать свою вину. Я не стану оправдываться.
— Разве я говорил об оправданиях? Пролейте хоть каплю света на цели и задачи вашего фонда. Непонятно ведь, чем он на самом деле занимается.
— Да что же тут непонятного? — Она с недоверием покосилась на Дениса: правда не понимает или прикидывается? — Фонд оказывает безвозмездную помощь нашим с вами соотечественникам в самых различных областях: в борьбе со СПИДом, туберкулезом, технической отсталостью в отдаленных малых городах, помогает студентам, аспирантам, ученым, школьникам, деятелям культуры и искусства…
— Все это задекларировано, — прервал Денис бесконечный перечень, — я знаю. Но народная мудрость не зря же предупреждает, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Насколько в действительности безвозмездна ваша помощь?
— Абсолютно. Мы не инвестиционная, а благотворительная организация и в качестве дивидендов надеемся увидеть в России открытое общество. Свободное от нищеты, беззакония и невежества.
— Хорошо. Я понял. Взгляните, пожалуйста, на эти фамилии. — Сыщик положил на стол перед Талантовой список Эренбурга. — Кто-нибудь из этих людей получал помощь от вашего фонда?
— Кто эти люди? — поинтересовалась она, нажимая кнопку селектора. В кабинет тут же вошла секретарша, взяла список и удалилась.
— Это погибшие и умершие в последние два года ученые. Все они работали в области точных наук и, очевидно, могли рассчитывать на ваши гранты «Соросовские профессора».
Секретарша вернулась со списком буквально через минуту, уже все проверив. В списке была подчеркнута одна фамилия.
— «Профессор Новицкий, — зачитала Талантова. — Получил грант в девяносто девятом году, действительно в рамках программы „Соросовские профессора“, сумма пять тысяч долларов».
— Ясно.
— Это все?
— В общем, да. Последний вопрос: если у вас, в смысле у фонда, возникают конфликтные ситуации с вашими подопечными, как вы их разрешаете?
— Исключительно законными методами.
— А если предположить, чисто гипотетически, что законных методов не существует или они слишком неэффективны?
— Даже гипотетически такая ситуация исключена. В каждом случае двусторонние отношения абсолютно прозрачны, не содержат и не подразумевают нарушения каких-либо правовых норм. Мы никому не навязываем свою помощь, подача заявки дело сугубо добровольное, а получение от фонда финансовых средств не обязывает стипендиата ни к чему, кроме продолжения работы или учебы.
— Мои пятнадцать минут уже истекли. — Денис поднялся. — Спасибо вам за исчерпывающие объяснения.
— Ваши подозрения рассеялись или укрепились? — впервые за весь разговор чуть улыбнулась Талантова.
Денис предпочел не отвечать, только улыбнулся в ответ многозначительно.
Николай Щербак
Протокол вскрытия Кропоткина Щербак достал. Когда вскрывают некриминальные трупы, то один экземпляр акта остается в архиве «судебки», а второй, в зависимости от того, в больнице умер человек или дома, передается на хранение в архив соответственно больницы или районной поликлиники. Николай, поскольку это было намного проще, сходил в районную поликлинику и, пустив в ход личное обаяние, заполучил копию протокола. И он его даже прочел.
Но… ни черта не понял.
Одно дело криминальные акты: колотая рана, резаная рана, поясок обтекания, поясок обтирания… А тут инфаркт. И вроде сердечные гликозиды, о которых говорил Демидыч, упоминались, но по делу они там или у всех инфарктников в крови присутствуют? Обложившись справочниками, Николай так толком ни в чем и не разобрался.
Пришлось идти на поклон к штатному муровскому патологоанатому Семену Тимошенко, с которым Николай познакомился еще в бытность свою муровским опером и у которого, в бытность уже частным сыщиком, несколько раз одалживался.
Семен покочевряжился, конечно. Ссылался на занятость, на усталость, предлагал еще кого-нибудь поискать — мало ли по Москве патологоанатомов. Но Николай его, разумеется, дожал, пообещав бутылку хорошего молдавского коньяка. Всем прочим армянским, азербайджанским Семен почему-то предпочитал именно молдавские — классического «Белого аиста», пять звезд, например.
