Нина Васина - Удавка для бессмертных
После этих слов Менцель сам открыл дверь холодильника и убедился, что труп, который он должен был сегодня вскрывать, отсутствует. Хирург вернулся в комнату, где санитар сидел, покачиваясь, перед странным мужчиной с босыми ногами, и спросил, где тело. Санитар совершенно искренне ответил, что тело сейчас как раз сидит рядом и пьет чай. Менцель переключил свое внимание на показанное ему тело: достал из кармана очки, медленно надел их и максимально приблизился к телу, чтобы отметить равномерное, хоть и слегка возбужденное дыхание.
– Майор Корневич, – слегка отвернув от очков хирурга лицо, сказало тело. – Извините, что так получилось.
После таких слов Менцель пришел в сильное возбуждение, резким движением рванул от ворота вниз безобразную белую рубаху-балахон на мужчине и замер, уставясь на дырочку с запекшейся кровью чуть пониже соска. Механически он нащупал кисть и отыскал пульс.
– Позвольте на кушетку, – строгим голосом заявил после этого Менцель и приказал санитару принести из лаборатории все необходимое для анализа крови, только быстро и молча.
Корневич покорно улегся на холодную клеенку кушетки. Через пятнадцать минут хирург Менцель обнаружил, что: сердце мужчины приблизительно тридцати пяти – сорока лет пульсирует с неправдоподобно длительными перерывами – пять-шесть секунд между ударами, но это была единственная странность, если судить по поверхностному осмотру. Дахание было нормальным, а легкие всхрипывали на вздохе – Менцель удовлетворенно кивнул: по его предположению, пуля должна была задеть и сердце и легкие. Рефлексы присутствовали, при прокалывании вены для забора крови мужчина с интересом спокойно отсмотрел весь процесс, ни разу не поморщившись. На вопрос Менцеля, не чувствует ли он в себе чего-то необычного, ответил, что, конечно, чувствует. Входное и выходное отверстие от пули. Это он чувствует отлично. Ничего не болит, но как-то неудобно. Еще, когда прокалывали вену, он чувствовал резиновый треск этой вены, а так все нормально. Можно ли ему наконец одеться и уйти?
Менцель задумался. Еще раз заставил мужчину открыть рот, оттянул веки, осматривая глазные яблоки и испуганно мечущийся зрачок. Задумчиво походил туда-сюда возле кушетки и нашел выход из положения:
– У вас ведь есть какое-нибудь удостоверение личности! – почти радостно заявил он, уставив в Корневича палец.
Покачивающийся санитар принес вещи. Вытаскивая из полиэтиленового мешка одежду и обувь, хирург услышал неприятный запах. Он развернул окровавленную рубашку, достал из нагрудного кармана красную книжечку и задумался. Что-то было не так при осмотре, но что? Развернул книжечку, посмотрел на фотографию.
– Ну? – поинтересовался мужчина, приподнявшись на кушетке. – Я?
– Позвольте, да, кажется, вы. Знаете что, дыхните! – Менцель склонился над удивленным Корневичем и сначала втянул ноздрями неуверенный осторожный выдох, потом нетерпеливо открыл рот мужчины и понюхал его, почти что ткнувшись носом в губы Корневича.
– Прекратите! – опомнился Корневич, отталкивая хирурга. – Вы тут двинутые все!
– Так-так-так! – радостно забормотал Менцель, требуя, чтобы Корневич поднял руки вверх и задрал рубашку на предмет обнюхивания подмышек. Корневич медленно и внятно послал доктора подальше и решительно встал с кушетки.
– Неужели не чувствуете? – интересовался Менцель, суетясь рядом. – Вы совсем не пахнете! Человек всегда пахнет, а вы – нет.
После недолгих пререканий Корневич, стиснув зубы, согласился на обнюхивание доктором его подмышки – исключительно в научных целях, после чего торопливо натянул брюки и пиджак, протянул руку и получил свое удостоверение. Рубашку он забросил в урну. Некоторые разногласия появились при прощании. Хирург Корневича не отпускал, просил подождать коллегу, который, «как было договорено раньше, вот-вот, с минуты на минуту придет вас вскрывать». Корневича такое предложение рассердило, он пожал санитару руку, а доктору не пожал и ушел, хлопнув дверью. Хлопок словно разбудил Менцеля, в некоторой прострации наблюдавшего, как «тело», осмотренное им ночью на предмет смерти от огнестрельного ранения, движется, разговаривает и сердится. Хирург вскочил, вспомнив про сумку, оставленную экзотической красавицей, догнал Корневича, уговорил подняться с ним на второй этаж в кабинет и вручил эту сумку майору почти насильно.
Майор Курганова
Еве позвонили в десять тридцать утра в аналитический центр – она отчитывалась перед своим начальством о проделанной работе. Начальство – Зоя и Аркадий – неразлучная семейная пара аналитиков ФСБ, сначала слушали Еву с недоверием. Отчет уже покойного Физика о фактуре и возрасте бумаги, на которой Карпелову прислали задание, о невероятных фальшивках, не поддающихся определению всеми известными анализами, кроме тест-анализа бумаги, применяющегося только в США и только с недавнего времени, вызвали некоторое недоумение на грани недоверия, а заявление Евы о своем желании скрыть факт сотрудничества с офицером МВД в деле ликвидации имеющих отношение к взрывам в Москве людей диаспоры накалили обстановку до степени громкого скандала. Кричали все. Ева не верила, что ее начальство ничего не знает о бригаде «С». Начальство не верило, что это майор МВД пришел к Еве с предложением обдуманного и подготовленного выстрела, а не она обратилась к нему по старой дружбе. В разгар выяснения отношений позвонил телефон. Искали Курганову, начальника лаборатории аналитического отдела. Ева взяла трубку и выслушала короткий доклад Юны о смерти Психа.
– Куда? – крикнули хором Аркадий и Зоя, когда Ева смерчем пронеслась по их кабинету, собирая со стола бумаги и сдергивая со стула пиджак.
– Кто-то убивает моих людей, – Ева застыла в дверях на несколько секунд. – Дайте фактурщика на пару часов, очень прошу!
Фактурщик оказался молодым парнем, нервным и краснеющим каждый раз, когда натыкался глазами на Еву. Он потребовал остаться у тела одному. Последним из стекляшки уходил Доктор, сгорбившись и не поднимая глаз. Юна, Мышка, Скрипач и Ева стояли за прозрачным стеклом и смотрели на фактурщика.
– Как его зовут? – поинтересовалась Юна.
– Не знаю, не помню. Младший лейтенант.
– Почему дали такого молодого? – это Скрипач.
– Он военный фактурщик, – Ева отвечала механически, стараясь не упустить ни одного движения у стола с телом Психа. – В смысле специалист по смертям на войне. Биологическое и психотропное оружие.
Все затихли. Тяжело дышал Доктор, стоя позади Евы.
– Мне пора уходить, – сказал он тихо и закашлялся. – Я перестал чувствовать мертвых.
– Отставить, – Ева даже не моргала, застыв.
– По всем показателям это сердечный приступ, – бубнил Доктор. – Я был на вскрытии Физика. Еще один сердечный приступ, это, знаете ли…
– Знаю, – процедила Ева сквозь зубы, – если не определим способ убийства, ждите следующее тело. Кого хотите осматривать третьим?
– В смысле приятности общения с телом?
– В смысле отсутствия эмоций. Вы же сейчас не в себе. Вам нравился Псих?
– Ничего подобного. Но в чем-то вы правы. Я, например, не хотел бы иметь своим клиентом девочку.
Ева опустила глаза, повернулась, и они с Доктором внимательно сверху вниз осмотрели Юну. Юна скосила глаза, убедилась, что рассматривают ее, и покраснела скулами.
– Я бы вообще всех, кто пускает в такую работу детей, просто усыплял.
– Усыплял, – эхом повторила Ева. – Какой яд дает те же симптомы смерти, что и сердечный приступ?
Небольшая лекция о ядах. О несовместимости некоторых лекарств. О несовместимости некоторых лекарств и спиртного. Ева слушала не очень внимательно. Псих, по ее сведениям, лекарств не употреблял, а вот насчет спиртного… Виски пили все. Виски принесла Юна. Оказывается, при употреблении этих ядов внутрь флора желудка должна сигнализировать… а при некоторых ядах сигнализирует и слизистая рта и пищевода. Анализы показали отсутствие каких-либо реакций. Это значит, что яд поступил сразу в кровь. Никакого намека на укол, что у Физика, что у Психа.
– Нос, – сказала Ева. – Как там насчет слизистой носа?
– Ничего. Чисто. Секреция ануса в соответствии с естественными выработками организма, – Доктор заметил ее взлетевшие брови и пояснил: – Человек может воспользоваться свечами. Это не тот случай.
– Бессмысленно, – вздыхает Ева, – это же бессмысленно, если идет череда убийств, то уже после третьего ясно, что это убийства!
– А после второго? – Доктор ухмыляется.
– Это еще не статистика. Хотя я уверена почти на сто процентов.
– И что же тут бессмысленного?
– Как будто убивают не вследствие профессионального риска. Ну, понимаете, бывали случаи, когда в одном отделе убивали и троих сотрудников. Не в силу принадлежности к профессии, а по проблемам в семье либо случайно на улице. Но никто никогда эти убийства не обставлял случайностями. Если сейчас предположить, что у нас в отделе убиты двое, и если это еще не все, зачем такие ухищрения?
