Хокан Нессер - Человек без собаки
Что я делаю? Что меня к этому толкает? Значит, Якоба мне мало… вот, смываю последние следы его ласк и жду любовника.
Стыдно. Другого слова нет.
Все упреки были справедливы, но Кристина твердо знала: в чем бы она себя ни обвиняла, какие бы ни придумывала обвинения, все это только риторические игры.
Вот именно в такие моменты люди и губят свою жизнь, подумала она.
И в то же время… в то же время, убеждала она себя, я не так уж распутна. Я всего лишь хочу помочь Хенрику разобраться с его сексуальностью. С этого же все началось… И если все так и будет и если все обойдется — должно бы обойтись, почти всегда обходится… если все обойдется, когда-нибудь они, тетка и племянник, через много лет заговорщически улыбнутся друг другу и приятному воспоминанию, сладкой общей тайне, которую они пронесут в сердцах до конца жизни.
О подобных вещах я читала в трех романах и пяти еженедельниках за последний год, вспомнила она, вылезла из душа и начала обтираться ярко-красным гостиничным полотенцем.
Встала перед зеркалом и посмотрела на свое тело с тем же нейтральным одобрением, как и позавчера в ванной в Старом Эншеде.
Попыталась представить себе гибкое тело девятнадцатилетнего юноши. Как он прижимается к ней, как входит в нее…
Через час. Или полтора.
Она взяла мобильник и, не одеваясь, залезла в постель. Острое наслаждение от приятной прохлады белья. Она приподняла край простыни — нет, белье не меняли. Значит, именно на этих простынях они с Якобом ночью занимались любовью… яростно, с внезапно вспыхнувшей страстью.
Сутки еще не прошли. Двадцать два часа. И вот теперь…
Она пробежалась пальцами по крошечной клавиатуре мобильника. Что-то ее удерживало.
— Одумайся! — вслух произнесла Кристина.
Десять минут, решила она. Попробую еще раз все обдумать.
Почти сразу возникла картина: Эбба в роли львицы, защищающей своего львенка. С окровавленными клыками.
И второе… Тот звонок из Лондона. Дочь Якоба Лиза сказала, что отец не такой ягненок, каким кажется. Кристина не вспоминала этот разговор много лет.
Он вовсе не такая изнеженная квашня, как кажется, так что будь готова ко всему. В гневе он страшен.
Якоб? В гневе? Тогда она в это не поверила, и за всю их супружескую жизнь у нее не было ни малейшего повода всерьез отнестись к словам Лизы. К тому же дочки-близнецы с одинаковым презрением относились и к отцу, и к ней. Так что могли ляпнуть про отца что угодно.
Но почему она об этом вспомнила именно сейчас?
Львица и взбесившаяся изнеженная квашня?
Кристина засмеялась. Ну и сочетание: с одной стороны, разъяренный зверь, с другой… Она попыталась представить, как выглядит взбесившаяся квашня, но смех угас. Она взвесила в руке телефон. Они ни о чем не договаривались, но у нее был номер его мобильника. Наверное, дергается и ждет отмашки.
Ни за что не решусь, внезапно подумала она. Ни за что.
Но пальцы словно бы ее и не слушались. Она набрала номер. Осталось нажать три кнопки.
Жду.
«Послать». Да или нет?
Она вернулась к меню. Пусть решает сам.
Глава 13
Кристофер даже и не думал о ней за последние сутки. Но перед тем как лечь спать в своей СУКе (так они с братом решили ее называть — Самая Уродливая Комната), он пошел пописать, и вид писающего органа напомнил ему о Линде Гранберг.
Интересно, как это между собой связано. Он стоит с писькой в руке и думает о Линде Гранберг.
Но прежде чем пуститься дальше во фрейдистские рассуждения (да-да, Кристофер Грундт, несмотря на свои четырнадцать, прекрасно знал, что это за фигура — Зигмунд Фрейд), он стряхнул последние капли и заправил свой Lille Ville,[36] как в детстве шутила мать, в трусы. Дурак ты, ничтожество и тряпка, подумал он. Паяц, навоображал себе. Нужен ей твой Лилле Вилле… Посмеется, и все. Забудь.
Он пошел в СУКу и лег. Ничего не помогало — Линда Гранберг не шла из головы. Он сообразил, что как-то ведь она должна была прореагировать на его нахальную эсэмэску.
А как она могла это сделать? Он пожалел, что не попросил Линду каким-то образом подтвердить, приедет она к киоску Биргера или нет. А как она могла подтвердить? Еще и еще раз: как?
Может, послать еще одну эсэмэску? Попросить у Хенрика мобильник — его позиции по отношению к брату заметно укрепились со вчерашнего дня. Почему бы и не попросить? Хотя Хенрик, возможно, еще и не осознал, что он теперь зависим от Кристофера. Вернее, от его молчания.
Он вздохнул. Какой же он идиот — взять и потерять мобильник…. В сегодняшнем мире жить без мобильника… человек без мобильника как динозавр. Обречен на вымирание.
С другой стороны, он вовсе не был уверен, что ему так уж нужно знать реакцию Линды. А вдруг она разозлилась и вместо ответа пошлет его ко всем чертям? Пойти ко всем чертям он вполне может и на пару дней позже.
И чем больше он об этом думал, тем глупее ему казалась мысль шантажировать Хенрика. Глупо намекать, что в случае отказа у него, у Кристофера, есть свои козыри на руках. Эти козыри могут еще понадобиться в будущем. К тому же, если он пошлет Линде эсэмэску с просьбой ответить, придется просить брата оставить ему телефон. Это уж чересчур. Сейчас полпервого ночи; если она и ответит, то не раньше завтрашнего утра. И даже если она почему-то не спит и ей придет в голову писать ответ среди ночи, вряд ли разумно просить у Хенрика телефон сейчас, когда он собирается на свидание с Йенсом.
С Йенсом? А с кем же еще? Кристофер исподтишка наблюдал за братом, который только что появился в их СУКе. Какие у него еще тайны? А может быть, он и в самом деле собрался на встречу со старым приятелем, а когда Кристофер спросил его, не с девушкой ли у него свидание, сказал, что да. С девушкой. Вроде бы пошутил. Или хотел отвязаться. Тоже ничего невозможного. Плевать я хотел, решил Кристофер. Не все ли равно? И на телефон его плевать.
А вот среди дня он просто-напросто упустил такую возможность. Можно было попросить телефон у брата, у Кристины, у деда… да у кого угодно. Отец с матерью свои телефоны оставили дома. Лейф — потому что он вообще ненавидел мобильники (пользовался, но только «по большой нужде», как он выражался), а мать — чтобы избежать ежедневных звонков назойливых сотрудников, не решающихся оперировать без хотя бы устного согласия начальницы.
Как было бы замечательно: лежать здесь, в СУКе, и знать, что Линда по нему скучает. Лучше ничего и не придумаешь.
Хенрик залез под одеяло — в трусах, майке и носках.
— Когда ты собираешься слинять? — спросил Кристофер.
— Не думай об этом, — сказал Хенрик. — Просто молчи, и все. Может, никуда и не слиняю.
— А как ты узнаешь, надо тебе линять или не надо?
— Кристофер, прошу тебя! Повернись на бок, подумай о чем-нибудь поинтереснее и спи. Все равно даже если мне придется исчезнуть, то не раньше чем через полчаса.
Кристофер погасил лампу:
— О’кей, брат-акробат. Желаю приятно провести время. В любом случае. И можешь на меня положиться.
— Спасибо, я этого не забуду, — шепнул Хенрик и тоже выключил лампу на тумбочке.
Это приятно, подумал Кристофер. Хенрик сказал спасибо. Это случалось довольно редко. Хотя… если признаться честно, у него не было и особых поводов благодарить Кристофера за что-либо. «В любом случае»… В любом случае он должен постараться спать чутко и не пропустить момента… должен же он знать утром, уходил Хенрик или нет, подумал Кристофер и перевернул чересчур большую и чересчур тугую подушку.
Но когда полчаса спустя Хенрик Грундт на цыпочках вышел из спальни, Кристофер Грундт уже видел десятый сон. Ему снилось, что он едет с Линдой Гранберг на велосипеде-тандеме. Она сидит впереди, он сзади; одежды на ней почему-то нет… он смотрит, как танцует и вихляется у него перед глазами ее голая розовая попа, и обмирает от счастья.
— Что-то с творится с Хенриком, — сказал Эбба. — Я это ясно чувствую. Что-то творится с Хенриком.
— Хенриком? — пробормотал Лейф. Доставшейся ему половины кровати явно не хватало. — Ты хочешь сказать, с Кристофером.
— Нет. Я не хочу сказать «с Кристофером». Когда я говорю «с Хенриком», я имею в виду Хенрика.
— Это правда, — согласился Лейф. — И что же такое может быть с Хенриком?
— Не знаю…. Но что-то не так. Он на себя не похож. Может, что-то в Упсале… Мне кажется, он что-то скрывает. А ты ничего такого не заметил?
— Нет… — честно признался Лейф. — Но вот Роберт… Роберт, похоже, вышел из игры.
Это философское замечание было встречено молчанием, и Лейф прикинул, не стоит ли положить руку ей на бедро. Нет, вряд ли… Она совершенно трезва, да к тому же еще и раздражена. Сам он был в меру пьян и очень хотел спать, так что и для него эта затея была не особенно привлекательна.
