Александра Маринина - Смерть как искусство. Том 2. Правосудие
Михаил Львович в ответ на просьбу встретиться и поговорить пообещал приехать в театр не за сорок пять минут до начала спектакля, а часа за полтора.
– Другого времени у меня не будет, – сказал он. – Я весь день занят. Вам полчаса хватит на ваши вопросы?
– Должно хватить, – ответила Настя, а про себя подумала: «Ну, это уже как пойдет».
С Михаилом Львовичем они столкнулись в коридоре «мужского» крыла, он шел к своей гримерке в распахнутом пальто и со стаканом чаю в руке.
– Ну-с, – Арцеулов повесил пальто в шкаф и вальяжно раскинулся на диванчике, указав гостям на два стула, стоящие перед гримировальными столиками, – давайте свои вопросы.
– Скажите, – начала Настя, открыв блокнот, куда она делала подробные выписки из стенограмм репетиций, – вам удобно играть роль Зиновьева? Не смущает мотивация вашего героя?
– А что там должно смущать-то? – Арцеулов повел мощными плечами. – Нормальная мотивация, как у многих. Конечно, она чудная, странноватая, но вы покажите мне пьесу, где мотивация героя будет понятна абсолютно каждому? Пьесы для того и пишутся, чтобы показать необычные переживания, нестандартные ситуации. Да взять хоть чеховского дядю Ваню. Вот почему у Войницкого год назад испортился характер? Двадцать пять лет он терпел, терпел, а потом вдруг – раз! – и год назад у него терпелка кончилась. Двадцать пять лет все было хорошо, и вдруг он взбрыкнул. С чего это? Многие актеры считают, что это произошло из-за появления Елены Андреевны, но ведь Елена Андреевна живет в имении только три месяца, а Мария Васильевна говорит: «Прости, Жан, но в последний год ты так изменился, что я тебя совершенно не узнаю». Тоже ведь непонятно, что у него за мотивация, и ничего – сто лет уже пьесу играют, и никого не смущает, что непонятно. Я вам больше скажу: никто на эту непонятность даже внимания не обращает. И таких примеров я вам сотню приведу.
– А вот Никита Колодный все время жалуется, что ему неудобно играть, у него текст на язык не ложится, он не понимает, как отыгрывать реплики вашего героя.
Арцеулов внимательно посмотрел сначала на Антона, потом на Настю и усмехнулся:
– А вы неплохо осведомлены. Вы ведь, кажется, были только на одной репетиции?
– На двух с половиной, – уточнил Антон.
– Ах так… ну, все равно. Я вообще не понимаю, чем Никита недоволен. Уж какие такие в моей роли реплики, которые надо так уж особенно отыгрывать? Нет, я Никиту, конечно, понимаю, первая серьезная роль в нашем театре, и ему хочется сделать блестящую работу, чтобы его заметили, чтобы заговорили о нем, чтобы пресса была хорошая. На самом деле, я думаю, что его попытки изменить мой текст – это всего лишь попытки сделать собственную роль более яркой, более выпуклой. Решил, понимаете ли, мальчик потянуть одеяло на себя, ну да у нас, у актеров, это дело обычное, каждый из нас не о судьбе спектакля в целом заботится, а только о том, чтобы себя, любимого, показать. По мне, так у моего героя все связно и логично, он мать любил, пытался сделать все, что мог, но не смог только одного: окончательно расстаться с бизнесом, потому что бизнес – это его жизнь, его будущее, а у умирающей матери будущего все равно нет. Конечно, выбор тяжелый, кто ж спорит, но этим и интересна моя роль, а Никитка хочет все это похерить. Но я не сержусь на него. Просто он еще молодой и неопытный, его можно простить. Хотя нервозности из-за его выступлений на репетициях многовато, это я признаю. Да вы и сами, наверное, заметили.
– Заметили, – кивнула Настя. – И еще мы заметили, что вы обычно заступались за автора пьесы и старались защитить его от нападок и претензий Колодного. У вас с Артемом Лесогоровым сложились дружеские отношения?
Арцеулов нахмурился и выпрямился на диванчике, теперь он сидел с прямой спиной и плотно сдвинутыми коленями.
– Я вам уже говорил: за пределами репзала у меня не было никаких особых отношений с Артемом. А заступался я за него просто потому, что не терплю, когда работа тормозится, я люблю, чтобы шло постоянное движение вперед, чтобы спектакль с каждой репетицией срастался, становился на ноги. А из-за Никиты мы все время останавливались и увязали в болоте бесплодных обсуждений. Нет, какие-то предложения Никиты режиссер принимал, спору нет, но в целом… Выпендрежник он, вот что я вам скажу. Может, не зря Лев Алексеевич его не любит и играть ему не дает. Я ответил на ваш вопрос?
– И все-таки вернемся к Лесогорову, – упрямо произнесла Настя. – У вас сложилось какое-то мнение о нем как о человеке, о личности?
– Никакого мнения у меня нет, – резко ответил Михаил Львович. – Автор пьесы мне был неинтересен. И в пьесе меня все устраивало. Что мне было делить с Артемом? Сидит он на репетиции – и пусть сидит, если режиссер не возражает.
– Вы бывали у него в квартире?
– Нет, – чуть помедлив, ответил актер, – ни разу не был. Зачем мне туда ходить? То есть в самой квартире я, конечно, бывал, и не раз, но это было, когда у нас ставил режиссер из Прибалтики, Риминас, мы с ним очень дружили… И когда приезжал Витя Басманный из Питера, он у нас был занят в одном спектакле и обычно ночевал в нашей служебной квартире. Но этот спектакль в прошлом году списали, и Витя больше не приезжает. А к Лесогорову в гости я не ходил.
– Он вам что-нибудь о себе рассказывал? – настырно продолжала Настя, будто не слыша ответов Михаила Львовича.
– Да нет же, господи! – Арцеулов начал закипать. – Вы вообще понимаете, о чем я вам толкую? Вы меня слушаете или как?
– Извините, Михаил Львович, – невинно улыбнулась Настя, – но у меня перечень вопросов, составленный следователем, и я обязана их все задать, я человек подневольный. Вы уж не сердитесь.
Актер мгновенно смягчился и ответил на ее невинную улыбку улыбкой лучезарной и добродушной, дескать, мы с вами как люди зависимые всегда друг друга поймем. Она еще некоторое время помучила его вопросами, но ничего принципиально нового выяснить не удалось.
– Ну, что скажете, Антон? – спросила она, когда они снова оказались в кабинете Богомолова. – Каковы результаты ваших наблюдений?
– Никаковы, – развел руками Антон. – Я не заметил, чтобы Арцеулов говорил не то, что думает. Кое-что он как человек интеллигентный попытался смягчить, но в целом…
– Что он пытался смягчить? – требовательно спросила Настя.
– Свое отношение к Колодному. Он говорил, что Никита – молодой, неопытный, и его можно понять. А на самом деле Колодный его раздражает, прямо-таки бесит своими попытками тянуть, как они любят говорить, одеяло на себя. Но это все. В той части, где речь шла о Лесогорове, он не лгал, они действительно не общались в приватном порядке. Лесогоров ему не был интересен.
– Почему?
– Наверное, потому, что слишком молод, чтобы приятельствовать с Михаилом Львовичем, ведь Арцеулов намного старше.
– Нет, я хотела спросить: почему вы решили, что Лесогоров ему неинтересен?
– А у него вся мимика и моторика выдавали пренебрежение, когда он говорил об Артеме, – пояснил Антон. – Во всяком случае, мне так показалось. Знаете, довольно часто люди считают тех, кто моложе, заведомо глупыми, неинтересными и ничего не умеющими. Арцеулов явно из их числа. Он и к Никите Колодному так же относится.
– Понятно, – протянула Настя. – И что мы будем делать с показаниями Колодного, который утверждает, что застал Лесогорова в грим-уборной у Михаила Львовича, и более того, якобы слышал, как Михаил Львович сказал Артему: «Я тебе сто раз говорил…» Куда мы это денем?
– Анастасия Павловна, может быть, стоит обратить внимание на то, что вы мне сами вчера говорили насчет Арбениной? – осторожно предложил Сташис. – Похоже, тут аналогичная ситуация.
– Вы хотите сказать, что Колодный все это выдумал, чтобы было интереснее? Чтобы на его слова обратили внимание, чтобы начали дергать Арцеулова, чтобы еще раз обратились к самому Никите… Да? Думаете, ему скучно и хочется внимания?
– А почему бы нет? Он, конечно, в отличие от Арбениной, человек молодой, но профессиональная жизнь у него бедновата. Отчего бы не поразвлечься?
Настя удрученно вздохнула. Интересно, какова доля информации, полученной в театре, которая имеет под собой такую же «подкладку»? Если верить Иришке Савенич и Грише Гриневичу, доля эта ох как велика! Пожалуй, Сережка Зарубин был прав, когда боялся и не хотел работать в театре, он, наверное, точно знал, с чем придется столкнуться. Вот и отправил Настю отдуваться вместо себя. Молодец!
– Интересные дела творятся в вашем театре, уважаемый Гамлет, – заметил Змей, когда Ворон закончил очередной отчет о ходе расследования. – А что там насчет «Дяди Вани»? Михаил Львович сказал любопытную вещь, я как-то раньше не задумывался над тем, что же случилось с Войницким год назад. Он прав, я даже внимания не обратил на эту фразу Марии Васильевны, думал, что все дело в жене профессора. У вас, кажется, были какие-то соображения?
