Мартен Кумберленд - Кошмар для полиции
Сатурнин вздохнул.
— Вы никогда не видели вашу подругу вместе с ним?
— Нет. Все это кажется таинственным и даже подозрительным. Я думаю, что она попала под влияние человека без совести, который пытался заставить ее сделать то, что ей претило.
— Да? Почему вы так подумали? Ваша подруга говорила что-нибудь по этому поводу?
— Было странно, что она не хотела познакомить меня со своим женихом. Не считайте меня ревнивой подругой, комиссар, но она призналась мне только, что он живет в Париже, а однажды она при мне звонила ему. Почему же она не познакомила меня с ним? Ведь мы были так дружны в течение стольких лет. К чему эта тайна? И почему она была так взволнована и каждую ночь во время моего пребывания у нее она во сне стонала и жаловалась?
— В самом деле? Она разговаривала во сне?
— Да. Никогда раньше с ней этого не случалось. Я помню последнюю ночь, что я провела в Париже. Была пятница. После обеда я выпила кофе и утром должна была пораньше встать. Так что спала я очень плохо. А она не переставала вертеться на постели, разговаривать и даже всхлипывать во сне. Я не знала, что делать.
Вдруг она отчетливо произнесла: «Я не могу этого сделать!» таким тоном, что меня кинуло в дрожь. Другой раз мне послышалось: «Не просите меня об этом!», но я не уверена в словах. Однако тон был категоричным.
— Она не произнесла никакого имени? Никакого мужского имени?
— Я ничего ясно не слышала, но могу сказать вам следующее, комиссар. У меня создалось впечатление, что она была вовлечена во что-то ужасное… какую-то махинацию, вызывающую у нее ужас. А это была умная женщина, хладнокровная и способная. Ей было тридцать два года. Мне казалось странным, что она могла увлечься до такой степени, хотя такие вещи случаются. Мы часто удивляемся некоторым вещам, но потом все встает на свои места.
Сатурнин кивнул головой.
— Ваши ощущения очень определенны, но они не доказывают, что ваша подруга не могла покончить с собой. Она могла разочароваться в женихе и покончить с собой на этой почве.
— Да, я думала об этом, это вполне возможно, но я в это не верю. Она была католичка, и религия играла огромную роль в ее жизни. Самоубийство — страшный грех в ее глазах. Вот почему я хотела вас видеть, комиссар, и если вы говорите, что это самоубийство, мне нечего вам сказать. Я не могу это доказать, но уверена, что она не способна на такой поступок.
Сатурнин нахмурил брови.
— Буду откровенен, — сказал он. — Я уверен, что ваши ощущения и ваши выводы совершенно правильны. Какой-то человек вошел в жизнь вашей подруги и, к ее несчастью, изменил ее жизнь и характер. Но она никогда не называла имени этого человека? Никогда не описывала его? Никогда не показывала его фотографии?
— Нет.
— Жаль. А она не показывала вам сувенир или драгоценность, которую носила на шее на цепочке?
— Нет. Я видела у нее на шее цепочку, но не посмела спросить. Бедная Люси! Она так изменилась. В то время я была немного обижена тем, что я называла отсутствием ее доверия или откровенности. И я не могла помочь ей, когда она во мне нуждалась. Но я никогда не пыталась вторгнуться в интимную жизнь подруги.
— По-видимому, — сказал Сатурнин. — Часто бывает трудно, даже невозможно помочь другу.
Он подумал о другом и, отыскав в ящике фотографии и рисунки, положил их перед англичанкой: Абель Форестье, Гидо Колла и Урсула Мендоза.
— Узнаете ли вы этих людей, мисс? Может быть, вы их видели в каком-нибудь общественном месте? Ваша подруга ничего не говорила вам о них?
Алиса Батлер рассмотрела портреты.
— Нет, я их не знаю. Если бы я их когда-нибудь видела, то узнала бы.
Развязав пакет из коричневой бумаги, который она принесла с собой, Алиса извлекла толстую книгу.
— Я подумала, что это может вас заинтересовать, комиссар. Это американское издание Преста… Я одолжила его в прошлом месяце у Гонорин и хотела ей возвратить теперь. Книга не представляет интереса, лишь один листок, вернее то, что на нем написано. Можно подумать, что она что-то застенографировала на нем. Я обнаружила листок три дня назад, но сама не могла ничего понять — я не знаю стенографии.
Пока она говорила, она достала из книги пол-листа почтовой бумаги с грифом отеля «Бориваж» синего цвета. Листок был покрыт стенографическими знаками.
— Это почерк вашей подруги? — спросил Сатурнин. — Вы в этом уверены?
— О, да, комиссар! Она читала эту книгу, так как очень любила читать по-английски. Вероятно, она забыла в ней этот листок.
Сатурнин проворчал и стал теребить усы, разглядывая бумагу.
— Его невозможно прочитать с первого раза, — сказал он. — Вообще это не трудно сделать, но я не могу прочесть его вам сейчас.
Алиса Батлер встала и поправила мех.
— Я вам очень признательна, комиссар, что вы были так любезны. Я оставлю вам книгу. Если понадоблюсь, я остановилась в отеле «Бориваж» и пробуду там до понедельника. Вот моя карточка с адресом в Бурнемуте.
Сатурнин взял карточку и обещал мисс Батлер, что в случае необходимости свяжется с ней.
— Это я должен благодарить вас, мисс. С вашей помощью у меня оказались стенографические записи, которые, возможно, прояснят многое.
Он поклонился и открыл дверь. Когда она ушла, комиссар набросился на записи. Их будет нетрудно расшифровать. Но неожиданно Сатурнин заворчал и тут же забыл про них. Что-то промелькнуло в его памяти и сразу же исчезло.
Он встал и начал в волнении ходить по комнате, пытаясь сосредоточиться на какой-то мысли, но это у него не получалось.
Взяв пачку с сигаретами, он губами вытащил одну, машинально щелкнул зажигалкой. Что это была за мысль, так быстро исчезнувшая? Что от него ускользнуло? Так, нужно запастись спокойствием…
Было ли это одно из заявлений Алисы Батлер? Нечто, связанное с именем ее подруги? Нет, тут было что-то, прямо относящееся к делу Видмера. Кусочек истины промелькнул перед ним и исчез.
В течение получаса он ходил по кабинету, куря сигарету за сигаретой. Тридцать минут, потраченные на то, чтобы вспомнить. Ничего не выходило. Ну что ж! Оставалось заняться записями. Он пожал плечами и приступил к работе. В конце концов он прочитал следующее:
«Заставить „В“ отдать нам все. Вероятно, это будет просто. Он смирный. Угроз будет достаточно. Нужно письмо от его имени, чтобы обезопасить нас от преследований.
Внимание. Нужно правильно смотреть на вещи. Может быть, будет недостаточно напугать его, в случае неудачи „X“ может решиться на его убийство. Готова ли я пойти на это, сделаться его соучастницей?
Как только „В“ будет исключен из игры, все окажется в наших руках и никто не будет знать об этом, кроме „X“. Или „У. М“ знает? Вероятно, нет. Она никогда не стремилась к деньгам.
Когда мы поженимся, он будет у меня в руках.
Внимание. Уверена ли я, что „X“ испытывает ко мне чувства? Он очень непостоянен и несомненно без совести. С деньгами, в комфортной жизни, я надеюсь, он успокоится. Бедность кружит ему голову. Самое важное: все будет в моих руках. Я буду держать деньги на замке. Я буду вести все по своему вкусу, я сумею это сделать. А если он попытается поступать по-своему, я донесу на него.
Внимание. Меня тоже будут преследовать, но это не так важно. Если же он начнет обманывать меня, мне все станет безразличным. Без него мне нечего делать в жизни».
Дальше шли совершенно неразборчивые записи. Может быть, лаборатория сможет восстановить текст.
Сатурнин ворча поднялся со стула. Теперь было очевидным, что личный секретарь Видмера со своим компаньоном собирался обокрасть его, а может быть похитить и убить. Гонорин Лорд видела драгоценности, купленные Видмером. Кое-что стало понятным, но личность «X» по-прежнему была неизвестна. Он внушил Гонорин Лорд, что любит ее и собирается жениться на ней. Дело Видмера обрисовывалось, но главный неизвестный по-прежнему оставался в тени. Кто такой был этот «X»? Сатурнин надеялся, что вспышка памяти снова мелькнет в его мозгу. Было ли это под влиянием чего-то, сказанного Алисой Батлер? Или в результате всей беседы?
Делать было нечего. Вспышка исчезла и дело по-прежнему оставалось темным.
Глава 25 Риск ремесла
Был почти полдень следующего дня, когда Сатурнин Дакс снова появился на бульваре Сюше. Фелисити Видмер была в холле одна и любезно приняла его. Взглянув на ее одежду, комиссар поразился происшедшей в ней перемене. Она не только помолодела, но вроде даже немного пополнела, что очень шло к ней.
Она вопросительно посмотрела на него и улыбнулась.
— Курите, пожалуйста, месье. Я люблю, когда мужчины курят.
Он поклонился.
— А ваш сын дома, мадам?
— Нет, он катается на мотоцикле. Этим он занимается каждое воскресенье. Мне кажется, это полезно для его здоровья. Он не очень-то крепок и легко возбудим. Я уговариваю его больше бывать на воздухе, а то книги и музыка слишком много занимают у него времени. Мой первый муж, его отец, тоже был таким.
