Алексей Макеев - Кремлевская пуля
– Вот и матушка, бывало, мне это в детстве говорила. – Степан вздохнул.
Притихшая Надежда сидела, сжавшись в комочек.
Потом, когда они уже подъезжали к складам, она сказала:
– Давайте уж я первой пойду, чтобы Митеньку предупредить. Он и так перепуганный до смерти, а тут вы.
– И долго ты его собираешься от реальной жизни прятать? – возмутился Савельев. – Пусть ведет себя как мужик!
– Степа, не бушуй, – заявил Гуров. – Я тебе потом все объясню. Лучше подумай, где нам их двоих поселить на то время, пока все не урегулируем.
– Поселить-то не проблема, только Надежде на работу ходить надо, – ответил парень.
– Да гори она ясным огнем, эта работа, – отмахнулась женщина. – Неужто я себе другую не найду? Без оформления да за три копейки? Всей и корысти-то было, что хавка дармовая, да домой можно кое-что прихватить.
– Ты, Надя, этот жаргон забудь, – посоветовал ей Гуров. – Дмитрий – парень умный. Если бы его мать не убили, то колледж бы закончил, а там, глядишь, и институт. Если все для него обойдется, то, как знать, может, учиться пойдет. Да и ты, пока родители за тобой приглядывали, нормальной девушкой была. Влезла по молодости в некрасивую историю, так не крест же после этого на себе ставить! Что ты тут из себя опытную уголовницу строишь? Неужели ты хочешь, чтобы твой ребенок с детства по фене ботал? Пусть уж он лучше на хорошем русском языке разговаривает.
Тем временем они подъехали к нужному складу. Надежда пулей вылетела из машины, бросилась внутрь, но тут же выбежала обратно. Лев со Степаном насторожились. Женщина бросилась за угол.
Они отправились за ней и увидели, что она обняла какого-то парня, самозабвенно рыдала и приговаривала:
– Слава тебе, Господи, живой!
Тот стоял совершенно растерянный и даже обнять ее не мог, потому что руки у него были грязные.
Мужчины подошли к ним, и Гуров успокаивающе похлопал Надю по плечу.
– Ну, все! Все! – Потом он обратился к парню: – Здравствуй, Дмитрий! Ты себе даже представить не можешь, как долго и сколько людей тебя искали.
Глаза у парня наполнились ужасом, и Степан быстро сказал:
– Не дергайся! Кончились твои страхи и мучения. Поговорим сейчас кое о чем, а потом вас отвезут в одно место. Вы там временно поживете под присмотром, так что ничего с вами не случится. Где тут можно спокойно побеседовать?
– Давайте в этой машине, – предложил Дмитрий. – Только мне бы руки помыть.
– Ничего, ветошью оботрешь, – отмахнулся от него Савельев. – А ты чего с ней затеялся?
– Починить попросили, – просто объяснил тот.
– Вот так всегда! – встряла Надежда, немного успокоившаяся. – Придут к нему и просят: почини, пожалуйста. А он никому отказать не может и денег ни с кого не берет!
– Так мне же нетрудно, – привычно стал оправдываться Матвеев. – Да и как с соседей брать? Они же мне все так помогали, когда мамы не стало.
– Семейные разборки оставьте на потом, – решительно заявил Лев Иванович.
Они сели в машину. Степан и Гуров впереди, парочка – сзади.
Сыщик предложил:
– Давай, Дмитрий, все с самого начала. Вот ты вышел, вернулся домой. Кстати, почему тебя по УДО не освободили? Ты подавал?
– А зачем? – удивился Дмитрий. – Мне неплохо было, комнату под мастерскую выделили, инструменты дали. Я там и ночевал частенько, и никто не возражал. У них все время что-то ломалось, а я чинил. Когда на кухне, так совсем хорошо. Из дома люди тоже вещи приносили, чтобы я отремонтировал. Я и в гараже машины чинил. Когда мне уже срок освобождаться подошел, начальник колонии даже вздохнул: мол, жалко меня отпускать.
– Вот, что я говорила! – опять встряла Надежда, вытиравшая руки Дмитрия нарядными бумажными салфетками, наверняка прихваченными из ресторана.
– Лирическое отступление закончилось, переходим к делу, – сказал Гуров. – Я слушаю.
– Я вернулся домой, – начал Дмитрий. – У меня были деньги припрятаны, так что голодным не был, да и одеться нормально смог. Стал искать работу, а меня нигде из-за судимости не берут…
– Давай еще ближе к делу, – перебил его Гуров, понявший, что такими темпами до сути они доберутся не скоро. – Кто, когда и как попросил тебя найти наемного убийцу и для кого?
Дмитрий смутился и замолчал. Лев Иванович посмотрел на Надю.
Та мигом все поняла и решительно взяла власть в свои руки.
– Митенька, говори все как есть! Учти, я беременная, мне волноваться нельзя!
Рот Матвеева непроизвольно открылся. Он замер, явно обалдел и уставился на нее.
– Правда? – пролепетал парень. – Как здорово! – Его лицо расплылось в глупой счастливой улыбке. – А кто у нас будет? Мальчик или девочка?
– Да кто же это сейчас знает? – Надя всплеснула руками. – На таком-то сроке?
– Эй, влюбленные! – не выдержал Савельев. – Время не тяните. Оно не резиновое, а у нас еще дел полно.
– Давай, Митенька! – Надя ободряюще покивала ему. – Всю-всю правду! Ничего не скрывай.
– В общем, мне же никто не пишет, я и почтовый ящик никогда не запираю, – проговорил он. – В тот день я рекламные газеты оттуда вытащил, чтобы выбросить, тут на пол письмо и упало. Просто конверт. На нем только моя фамилия. Внутри бумажка. На ней написано, чтобы я в определенный день и час в одном месте был, потому что со мной хочет встретиться… – Парень замолчал и глубоко, со всхлипом вздохнул.
Гуров замер, почувствовав, как в нем напрягся каждый нерв. Сейчас от слова этого недотепы зависело очень многое, если не все. Если он только скажет «Куликова», то, значит, они вышли в цвет, и тогда…
– Паршин, – тихо сказал Дмитрий.
Лев Иванович обмяк на сиденье. У него на несколько секунд даже голова закружилась.
– Как Паршин? – словно сквозь вату услышал он недоуменный голос Степана.
– Ну да! Паршин, – удивленно ответил Матвеев.
– Ты письмо сохранил? – продолжал Савельев.
– Нет, конечно. А зачем? – Степан глухо застонал, а Дима продолжил: – Только этот день уже прошел. Я же газеты из почтового ящика редко достаю. Мне неудобно стало. Человек меня ждал, а я не пришел. А вдруг у него что-то случилось?
– Что же ты сделал? – спросил Степан, чтобы как-то поторопить парня.
– К его сестре поехал. Он меня иногда посылал к ней, чтобы что-нибудь починить. Я стал у нее спрашивать, что случилось, а она только плечами пожимала, не знала ничего, но обещала все выяснить. Я ей свой номер телефона оставил, чтобы она позвонила, а почтовый ящик стал каждый день проверять. Она мне не позвонила, а через день в почтовом ящике снова письмо было. Только я его тоже не сохранил, – виновато сказал он. – Я сел в электричку и поехал. Думал, что Паршин сбежал, а оказалось, что он расконвоированный, водителем работает. Он попросил меня одному человеку письмо отвезти.
– А имя у этого человека есть? – спросил Гуров, который уже начал понимать, что к чему.
– Ахмет, – ответил Матвеев. – Мы знакомы. Только Паршин его обычно Костей называл. Они когда-то гонщиками были. Ахмет в молодости за что-то сел и больше спортом не занимался, а Паршин продолжал, но потом тоже ушел.
Услышав это, Гуров с облегчением вздохнул, потому что теперь установить личность Ахмета будет проще простого. Раз давно сел, то его отпечатки в центральной картотеке точно есть.
Сыщик понял, что Дима говорил гораздо меньше того, что знал, и заявил:
– Рассказывай все, что знаешь, видел, о чем просто догадался, и ничего не бойся.
– Андрей Петрович сам от рака умер, а вот Николая Николаевича, по-моему, они убили, – тихо сказал Дмитрий. – Я слышал, как он кричал Паршину, что с черными никогда дела иметь не будет, а через несколько дней его застрелили. Потом все кто куда разошлись, а Паршин и Ахмет стали машинами заниматься.
– Ясно. – Гуров вспомнил, что Кирпича действительно звали Андреем Петровичем, а Трофима – Николаем Николаевичем. – Итак, Паршин попросил тебя отвезти письмо Ахмету, а что еще?
Матвеев глубоко вздохнул и тихо, но быстро сказал так, словно в холодную воду нырнул:
– Он меня попросил киллера найти. – Дмитрий посмотрел на полковника затравленным взглядом.
– Для тебя все страшное уже позади, – успокоил его Гуров. – Я же сказал, ничего не бойся. Он тебе как-то объяснил, для чего ему киллер нужен?
– Да, сказал, что очень близкого ему человека хотят убить. Но у него, мол, очень много денег. Он может заплатить, чтобы его врага пристрелили раньше. Но этот человек не знает, где ему киллера найти, а Паршин из колонии ему ничем помочь не может. Я отказывался, объяснял, что никого не знаю, а он меня уговаривал, почти умолял. Говорил, что никому, кроме меня, довериться не может, только имя его ни в коем случае никому нельзя называть, потому что тогда ему срок добавят. В общем, он так просил, что я согласился. – Дмитрий опустил голову и вздохнул.
– Расконвоированный, говоришь? – взвилась Надя. – Это хорошо. Просто сказочно. Ну, я ему устрою!
– Надежда, угомонись! – цыкнул на нее Лев Иванович. – Продолжай, Дима.
