Пер Валё - Человек на балконе
— Эскил?
Она с изумлением посмотрела на Мартина Бека.
— Да, — сказал он. — Вы не знаете, когда он придет?
Она внимательно смотрела на Мартина Бека круглыми синими глазами, которые за толстыми стеклами очков казались неестественно большими.
— Но… Эскил умер, — наконец сказала она.
Теперь Мартин Бек внимательно смотрел на нее. Прошла минута, прежде чем он очнулся и сумел выдавить из себя:
— Извините, я этого не знал. Мне очень жаль. Когда это случилось?
— В этом году, тринадцатого апреля. Автомобильная катастрофа. Доктор сказал, что он не мучился, что это произошло быстро.
Женщина подошла к окну, она смотрела на печальный двор. Мартин Бек смотрел на ее исхудалую спину в слишком просторном платье.
— Мне очень жаль, фру Энгстрём, — сказал он.
— Эскил ехал в Сёдертелье на своем грузовике, — продолжила она. — Это было в понедельник.
Она повернулась. Когда она заговорила снова, голос у нее уже был более спокойным.
— Эскил работал шофером тридцать два года и ни разу не попадал в аварию. Это была не его вина.
— Да, конечно, — сказал Мартин Бек. — Мне в самом деле ужасно неприятно, что я вас побеспокоил. Очевидно, произошла какая-то ошибка, за него приняли кого-то другого.
— А те мерзавцы, которые в него врезались, остались совершенно безнаказанными, — сказала она. — Потому что украли автомобиль.
Она кивнула с отсутствующим видом. Подошла к кушетке и принялась бесцельно поправлять подушки.
— Я сейчас уйду, — сказал Мартин Бек.
Он внезапно почувствовал сильный приступ клаустрофобии, больше всего на свете ему хотелось немедленно убежать из этой мрачной комнаты и от этой грустной худенькой женщины, но он собрал всю силу воли и продолжил:
— Фру Энгстрём, я бы хотел, если можно, чтобы вы показали мне какую-нибудь фотографию вашего мужа.
— У меня нет ни одной фотографии.
— Но у вас, возможно, есть его паспорт? Или водительское удостоверение?
— Мы ни разу не ездили за границу, поэтому у Эскила не было паспорта. А водительское удостоверение очень старое.
— Я мог бы взглянуть на него? — сказал Мартин Бек.
Она выдвинула ящик комода и дала ему водительское удостоверение. Оно было выдано на имя Эскила Йохана Альберта Энгстрёма в 1935 году. На фотографии был молодой мужчина, с волнистыми волосами, большим носом и маленьким ртом с тонкими губами.
— Теперь он выглядел уже не так, — сказала женщина.
— А как он выглядел? Вы не могли бы попытаться описать его?
Казалось, эта внезапная просьба совершенно не удивила ее, и она мгновенно ответила:
— Он был не такой высокий, как вы, но выше меня. Приблизительно метр восемьдесят два сантиметра. Очень худой. У него были очень редкие волосы, тронутые сединой. Не знаю, что еще я могу вам сказать. Он выглядел симпатично, по крайней мере мне так казалось, хотя, конечно, нельзя утверждать, что он красавец — у него был большой нос и тонкие губы. Но выглядел он симпатично.
— Благодарю вас, фру Энгстрём, — сказал Мартин Бек. — Больше я не буду вас беспокоить.
Она проводила его до двери и не закрывала ее до тех пор, пока за ним не захлопнулась дверь на улицу.
Мартин Бек сделал глубокий вдох и быстро зашагал но улице. Ему уже хотелось снова оказаться за своим письменным столом.
На столе лежали две коротких записки.
Первая от Меландера: «Билет на станции метро „Родмансгатан“ продала женщина по имени Гунда Персон. Она ничего не помнит. Говорит, что у нее нет времени для того, чтобы разглядывать пассажиров».
Вторая от Хаммара: «Немедленно зайди ко мне. Очень важно».
XX
Гюнвальд Ларссон стоял у окна и смотрел на шестерых служащих городского управления дорожных работ, которые сосредоточенно глядели на седьмого, опирающегося на лопату.
— О Господи, ну и порядки, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Стоят и глазеют.
— А ты что делаешь? — задал риторический вопрос Меландер.
— Естественно, стою и глазею. И если бы у начальника был кабинет на противоположной стороне улицы, то он наверняка стоял бы у окна и глазел на меня, и если бы у шефа полиции был кабинет выше этажом, над нами, то он стоял бы у окна и глазел на начальника, и если бы у министра внутренних дел…
— Возьми лучше трубку, — сухо заметил Меландер.
В этот момент в кабинет вошел Мартин Бек. Он остался стоять в дверях и задумчиво смотрел на Гюнвальда Ларссона, который как раз говорил:
— Ну и что, по-твоему, мы должны делать? Послать туда собак?
Он с грохотом швырнул трубку, насупившись посмотрел на Мартина Бека и сказал:
— Что с тобой?
— Ты только что кое-что сказал, и я вспомнил…
— Собак?
— Нет, то, что ты сказал перед этими собаками.
— И что же ты вспомнил?
— Вот этого-то я и не знаю. Я все время о чем-то думаю и никак не могу вспомнить о чем.
— Не ты один, — сказал Гюнвальд Ларссон.
Мартин Бек пожал плечами.
— Сегодня ночью будет облава, — сказал он. — Я только что разговаривал с Хаммаром.
— Облава? Все уже держатся из последних сил, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Интересно, как они будут выглядеть завтра?
— Это не слишком конструктивно, — присоединился к нему Меландер. — Кто это придумал?
— Не знаю. Хаммар тоже, казалось, не в большом восторге.
— А кто сегодня в восторге? — сказал Гюнвальд Ларссон.
Мартин Бек не присутствовал при том, когда было принято решение провести облаву, однако присутствуй он при этом, он бы, очевидно, выступил против. Он подозревал, что главной причиной была растерянность, незнание того, как дальше проводить расследование, и вездесущее, неясное чувство, что нужно все-таки что-то делать. Ситуация, вне всякого сомнения, была очень серьезной. Пресса и телевидение раздражали общественность туманными сообщениями о расследовании, и чем дальше, тем больше ширилось мнение, что «полиция ни на что не способна» и что «она бессильна». Только этим делом уже занималось семьдесят пять человек, и внешнее давление, которому они подвергались, было невыносимым. Поток информации от общественности усиливался с каждым часом, и каждое сообщение необходимо было поставить на контроль и проверить, даже если в большинстве случаев уже с первого взгляда было очевидно, что оно совершенно бесполезно. К этому прибавлялось еще и внутреннее давление, осознание того, что убийцу не только нужно схватить, но также необходимо, чтобы это произошло как можно скорее. Все это дело было изнуряющим состязанием со смертью, а уверенных победных очков было заработано до жалкого мало. Туманное описание, составленное на основании свидетельских показаний трехлетнего ребенка и жестокого грабителя. Билет в метро. Заключение о психике разыскиваемого человека. Все было очень неопределенным и вселяло тревогу.
— Это не расследование, а конкурс составителей загадок, — заявил Хаммар, когда зашла речь о билете в метро.
Правда, это была одна из его любимых фраз, и Мартин Бек слышал ее уже неоднократно, однако, с другой стороны, правдой было и то, что на сей раз данная фраза характеризовала создавшуюся ситуацию очень метко.
Естественно, существовала какая-то надежда, что проведенная с размахом облава дает им какую-нибудь нить, однако эта надежда была ничтожной. Последняя облава проводилась со вторника на среду и оказалась совершенно безрезультатной в смысле поимки грабителя из парка: в тюрьме оказалось около тридцати преступников самого разного калибра, в основном, мелких торговцев наркотиками и различных воришек. Этим полиция только прибавила себе работы, а в преступном мире, кроме того, возникла паника.
Еще одна облава означает, что все они будут завтра смертельно уставшими. И завтра, возможно…
Тем не менее, раз уже было решено провести облаву, то она состоялась. Она началась около одиннадцати часов, и сообщение о происходящем молниеносно распространилось по всем районам и домам, предназначенным под снос. Результат, естественно, получился не ахти какой. Воры, торговцы наркотиками, хулиганы, проститутки и даже большинство наркоманов — все сидели по домам и не высовывали носа. Шел час за часом, а облава продолжалась с неослабевающей настойчивостью. На месте преступления схватили одного специалиста по кражам со взломом и одного торговца наркотиками, который, очевидно, не обладал достаточно сильным инстинктом самосохранения, чтобы на время угомониться. Единственное, чего действительно достигли, так это того, что подняли самые нижние слои болота: бездомных, алкоголиков, опустившихся, отчаявшихся людей, у которых не оказалось сил, чтобы отползти, когда заботливое современное общество отвалило в сторону камень.
В половине пятого Мартин Бек и Колльберг сидели в автомобиле на набережной в Старом Городе.
— Что-то у меня ассоциируется с Гюнвальдом, — сказал Мартин Бек.
— Ясное дело, он ведь тупица, — произнес Колльберг.
