Фридрих Незнанский - Никто не хотел убивать
– И что же делать?
– Не знаю! – вздохнула Ирина Генриховна. – Но точно знаю одно. Дров сейчас можно наломать столько, что потом вовек не расхлебаешь.
Глава 10
Инфаркт!
Окончательный диагноз звучал, как оправдательный вердикт присяжных заседателей, и уголовное дело закрывалось, так и не набрав оборотов в оперативных разработках. Как говорится, на нет и суда нет.
И хотя, казалось бы, Антон Плетнев должен был радоваться этому, баба с воза – кобыле легче, но его не переставал грызть червячок сомнения, что смерть Савина – это продолжение того же ряда преступлений, которые начались на фирме Шумилова с похищения «Клюквы», и еще неизвестно, чем все это закончится. И он вновь и вновь возвращался к той ночи, когда из спецхранилища был похищен иммуностимулятор, поминутно восстанавливая на пространственно-временной схеме «телодвижения» тех сотрудников, которые в ту ночь находились в лабораторном корпусе.
...Экран монитора, на котором Гоша успел заметить выскочившую из дверей хранилища фигуру в черном, и его же вопль:
«Модест!..»
После чего он схватил стул и уже со стулом в руках выскочил на лестничную площадку. В этот момент его догнал Модест, схватил за ножку стула.
«Что?»
«Там... там человек в черном! С капюшоном!»
Почти одновременно с этим этажом выше послышался звон разбитого стекла и к непрерывному вою сработавшей сигнализации добавились прерывисто ревущие сигналы еще одной «тревоги».
«Мать твою!.. – выругался Модест. – Это “периметр”! Окно разбили».
Рванув из кобуры пистолет, Модест взбежал на лестничную площадку второго этажа и остановился, словно вкопанный, у разбитого окна. Тут же, продолжая держать в руках стул, к нему подбежал запыхавшийся Гоша и вдруг негромко охнул, показав ножками на распахнутую дверь хранилища.
«Смотри! Дверь...»
И вот именно в этот момент...
Из показаний лаборанта и охранника следовало, что именно в этот момент за их спинами раздался окрик Савина:
«Что здесь происходит?»
Причем сказано это было таким тоном, будто он не видит высаженного окна и не слышит пересекающегося рева двух совершенно самостоятельных сигнализаций. Он словно находился в какой-то прострации, и только в тот момент, когда увидел направленный на него пистолет Модеста, до него, видимо, стал доходить смысл происходящего.
«Руки!» – это крикнул Модест.
Побелевший как снег Савин медленно поднял руки и уже совершенно иным тоном произнес, обращаясь к Гоше:
«Что здесь происходит? Гоша... Георгий Александрович, объяснитесь».
«Хранилище!»
Савин наконец-то увидел распахнутую дверь хранилища, и если верить словам того же лаборанта Гоши, «лицо у него стало, как у покойника».
«Кто?! Вы видели, кто это сделал?» – едва двигая побелевшими губами, спросил он.
На рев сирены откуда-то из глубины коридора прибежал Кокин. В белом халате, в очках. Взволнованный и запыхавшийся.
«Что?.. Что случилось?»
И его же почти истеричный вопль:
«Господи! Кто-нибудь... Да позвоните же кому-нибудь! Ясеневу! Шумилову! – И, уже обращаясь непосредственно к Савину: – Михаил Леонидович... Что же это такое, а?»
Как рассказывали Модест с Гошей, Савин даже глазом не повел в сторону Кокина, хотя тот и являлся его непосредственным начальником, только скривился, словно сожрал цельный лимон без сахара, и, не отводя глаз от распахнутой двери хранилища, скомандовал тоном, не терпящим возражений:
«В хранилище! Я – первый, Модест – за мной! И ничего... ничего не трогать!»
И вот тут-то Кокин вновь проявился со своей истеричностью.
«Господи!.. Эта сигнализация... она перестанет когда-нибудь звенеть?! Модест! Да выключите же вы ее в конце концов!»
В этот момент еще никто не знал о пропаже опытного образца иммуностимулятора, и, анализируя первоначальную реакцию ведущих сотрудников шумиловской фирмы на попытку проникновения в святая святых лабораторного корпуса, Плетнев пытался разрешить пока что неразрешаемую задачку: мог ли кто-нибудь из этих двоих знать о готовящемся преступлении? Последующие события и разработка Савина позволили выдвинуть версию, что именно он мог быть тем самым «засланным казачком», не без помощи которого конкуренты Шумилова умыкнули его разработку, с этим вроде бы более-менее ясно. А что Кокин? Мог ли он быть причастен к этому похищению и, как дальнейшее развитие этой цепочки, – к убийству Савина?
Несмотря на авторитетное заключение судебно-медицинской экспертизы, Плетнев не верил в естественную смерть младшего научного сотрудника шумиловской лаборатории Михаила Савина.
И тот вывод, к которому, в конце концов, пришел Плетнев, был пока что однозначным. Проникновение преступников в спецхранилище и похищение опытного образца иммуностимулятора стали для Кокина таким же ударом, как и для самого Шумилова.
Хорошо, рассуждал Плетнев, если не Кокин, то кто еще мог сработать в паре с Савиным? Модест и Гоша исключались просто по определению, оставался Ясенев. Действительный член Академии наук, основной разработчик «Клюквы».
Чушь? Возможно. Однако после убийства Савина – он еще ни разу, даже мысленно, не произнес слово «смерть», ситуация резко изменилась и теперь можно было выдвигать самые неправдоподобные, казалось бы, версии. И Плетнев вновь возвращался к своей схеме, на которой прослеживались все телодвижения каждого из пяти фигурантов, которые оказались той ночью в «ненужном месте в ненужный час». Правда, был еще один человек, который находился в ту ночь в лабораторном корпусе, – уборщица Оксана, но она пока что в расчет не шла.
Итак, академик Ясенев! Он появился в хранилище чуть позже, уже после того, как успели сцепиться в словесной перепалке Кокин с Савиным. И случилась эта перепалка в тот момент, когда Модест, Кокин и Савин вошли в помещение хранилища.
Модест: «Вроде бы никого... Все цело?»
Савин: «Не знаю пока...»
И именно в этот момент, если опять-таки верить показаниям Модеста, «Кокин едва из штанов не выскочил», закричав на Савина:
«В конце концов!.. Я здесь старший и вы не имеете права брать на себя инициативу! И тем более... тем более входить сюда! У вас даже допуска нет!»
«У вас тоже его нет», – огрызнулся Савин, однако Кокин внимания на эти слова не обратил. Он подошел к сейфу, в котором хранился опытный образец «Клюквы», схватился за ручку, чтобы потянуть ее на себя.
«Что ты делаешь?! Черт... Руки!!!»
Это закричал Савин, бросаясь к Кокину, однако тот, если верить словам Модеста, «никак не мог врубиться в сущность происходящего».
«Что? Почему вы мне “тычите”?!» – взвился он.
Они стояли друг против друга «как два петуха в курятнике», и еще неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, если бы в коридоре не послышались торопливые шаги и в хранилище вбежал академик Ясенев.
«Что... что вы здесь делаете? – с порога закричал он. – Как вы открыли дверь?»
Кокин с Савиным молчал,и в ситуацию вмешался более рассудительный Модест:
«Это не мы, это грабитель... Надо бы милицию вызвать».
Однако вместо того, чтобы прислушаться к словам охранника, Ясенев почти заорал на него:
«Вон! Все вон отсюда!!! А вы, Модест или как вас там, отключите сигнализацию».
Модест помчался к пульту, и дальнейшее продвижение схемы вычерчивалось со слов Гоши, который стоял неподалеку от Савина с Кокиным.
Кокин: «Если вы, Савин, думаете, что после своей Сорбонны можете делать мне замечания... причем в таком тоне и в присутствии охранника...»
Однако Савин будто не слышал своего начальника, и Гоша не мог не обратить внимания на то, как на его лице застыла презрительная ухмылка.
«Что?» – не понял Кокин.
«Халат, говорю, у вас наизнанку, Николай Александрович. Примета плохая. Побить могут...»
Гоша обратил внимание на то, что этот, казалось бы, ничего не значащий факт заставил вдруг Кокина покраснеть, и тот поспешно стащил с себя действительно наизнанку надетый халат.
«Да, конечно, – пробормотал он, – могут и побить, если “Клюква” пропала».
«Типун бы вам на язык!»
Обстановка вроде бы разрядилась, и Гоша даже вспомнил, как в конце коридора показалась запыхавшаяся Оксана с ведром и щеткой в руках. Подбежала к ним, с трудом перевела дыхание.
«Ребята... случилось что? Господи! Ничего нигде не горит?»
«Слава Богу, не горит».
«Ой, как же я испугалась! – продолжала охать и стонать Оксана. – Думала, пожар... Да и окно разбили! Прибрать бы, наверное, надо... Я... я сейчас. Господи, хорошо, что не пожар!»
«Не трогайте ничего! – осадил ее Кокин. – И перестаньте верещать!»
«Да как же так? – уставилась на него испуганными глазами Оксана. – Николай Александрович... Ведь там же окно... разбитое! И стекла полно».
«Сказано вам, ничего не трогать!» – повысил голос Кокин, и в этот момент из спецхранилища вышел Ясенев.
«Ну?» – выдохнул Кокин.
«Никакой милиции и никакой паники! Ничего не пропало... Всем на свои места!»
