Николай Леонов - Руки вверх, генерал!
– Думаешь, имел место злой умысел? – спросил Орлов.
– А что прикажешь думать? Нам буквально подсовывают убийцу – причем, как я полагаю, с явным расчетом, что при задержании кто-то непременно погибнет – или убийца, или мы сами. А когда этого не происходит, убирают единственного человека, который может что-то прояснить относительно задержанного.
– Почему единственного? – вмешался Крячко. – Тот, кто звонил Мышкину, пожалуй, побольше знает!
– Но прежде его самого надо найти, – заметил Орлов. – Какие у вас на этот счет имеются соображения?
– Надо колоть этого сумасшедшего, который мне глаз попортил! – деловито сказал Крячко. – Не век же он будет молчать!
– Не похож он на человека, которого можно разговорить, – покачал головой Гуров. – Сдается мне, заговорит он только в том случае, если мы назовем имя того, кто его сдал. Но прежде надо узнать это имя.
– Это должен быть человек, который одновременно знал и нашего сумасшедшего, и хозяина дачи Столбунова, так ведь? – заключил Крячко. – Кто это может быть? Нужно выяснить связи Столбунова, круг его знакомых.
– Это наверняка очень широкий круг, – заметил Орлов. – И вряд ли кто-то из его знакомых признается, что знаком с убийцей. Все-таки надо начинать с задержанного. Он один может точно сообщить, кто устроил его на дачу к Столбунову.
– А если не получится? – возразил Гуров. – Прошу тебя, Петр, добейся от прокурора санкции на обыск в квартире Столбунова. Возможно, там мы обнаружим что-то, что направит нас на верный путь. И еще нужно обязательно самим заняться автомобилем Столбунова. Его непременно должны посмотреть наши криминалисты.
– Насчет автомобиля согласен, – сказал Орлов. – Насчет обыска тоже. В конце концов, речь идет о смерти человека, который напрямую был связан с арестованным. Кстати, почему до сих пор не предпринято ничего для выяснения его личности?
– Наша недоработка, – сознался Гуров. – Строго говоря, по нашим архивам этот человек не значится. Но у меня есть кое-какие соображения. Надо связаться с военной прокуратурой и с ФСБ – может быть, он у них проходит. Дело в том, что сражается он как профессиональный военный. Не исключено, что за ним числятся какие-то военные преступления.
– Это вполне возможно, – согласился Орлов. – Поскольку в этом деле под руку без конца попадаются какие-то военные, велика вероятность, что этот тип тоже из их среды. Ты подготовь проект запроса в военную прокуратуру и в ФСБ. Чем скорее сделаешь, тем лучше. А я попытаюсь добиться, чтобы прокурор дал санкцию на обыск квартиры Столбунова. Плюс свяжусь с нашими коллегами в Калуге – надо объединять усилия. А вам пока, может быть, стоит заняться арестованным? С Мышкиным он молчит, зато вам что-нибудь скажет.
– Уж не знаю, что он нам скажет, – ворчал Крячко, уходя от генерала. – А я бы ему сказал пару ласковых! Представляешь, если бы мне, как Кутузову, действительно пришлось таскать повязку до скончания дней! Не зря же говорят – береги как зеницу ока! А где тут убережешь, если в эту зеницу каждый сумасшедший начнет палить из карабина!
– Кстати, об этом карабине, – сказал Гуров. – Не выяснили, откуда он взялся?
– Пока нет, – сказал Крячко. – Но, скорее всего, с армейских складов. Армейский карабин-то! Правда, такие теперь редко где встретишь на вооружении… Но тем более резон его украсть, правильно?
– Опять армейский! – сказал Гуров. – Тебя не раздражает, что это слово начинает повторяться все чаще?
– Раздражает, – согласился Крячко. – А что делать? Писать запрос в военную прокуратуру?
– Запрос – само собой, – сказал Гуров. – Но прежде мне все-таки хотелось бы поглядеть на жилище отставного полковника Столбунова.
– Поглядим, – пообещал Крячко. – Вот санкцию получим и поглядим.
Гуров посмотрел по сторонам и заговорщицки подмигнул Крячко.
– На носу выходные, – сказал он. – Учитывая бешеный энтузиазм нашей прокуратуры, могу тебя заверить, что санкции мы будем ждать еще очень долго.
– Так что ты предлагаешь? – спросил Крячко.
– А что, если без ведома руководства, рискуя лампасами? – понизив голос, сказал Гуров. – Столбунов, кажется, возле ВДНХ жил? У тебя ведь его адрес записан?
– Я все ходы записываю, – важно сказал Крячко. – Когда отправляемся?
– А чего откладывать? – усмехнулся Гуров. – Только ты будешь безвылазно сидеть в машине. Иначе с такими особыми приметами нас половина Москвы опознает.
Глава 18
Проникнуть в квартиру отставного полковника Столбунова для Гурова не составило никакого труда. Уловки квартирных воров не были для него тайной за семью печатями. Справедливости ради стоит сказать, что пользовался полковник этими знаниями совсем нечасто – только в самых неотложных случаях. Теперь, он считал, такой случай наступил.
Что именно он надеется найти в жилище погибшего отставника, Гуров не знал – тем более что ни о каком детальном обыске речи идти не могло. Все, на что Гуров мог в данном случае рассчитывать, – это беглый поверхностный осмотр квартиры. Увлекаться здесь было слишком рискованно. Но интуиция подсказывала ему, что даже такой осмотр должен принести плоды.
Как и было оговорено, полковник Крячко в проникновении на чужую территорию не участвовал. Со своей экзотической повязкой он был вынужден дожидаться Гурова в машине. Лишь в крайнем случае, при возникновении форс-мажорной ситуации, он должен был предупредить шефа об опасности.
Но все прошло как нельзя лучше. Поднявшись на третий этаж многоквартирного дома, в котором жил Столбунов, Гуров убедился, что никто из соседей за ним не наблюдает, с помощью отмычки без проблем вскрыл дверной замок и проник в квартиру.
Чужая квартира всегда кажется немного враждебной и загадочной. Незваный гость не знает ее законов и чувствует себя тревожно, будто ожидая, что окажется в ловушке. Сейчас положение упрощалось и одновременно усложнялось тем, что Гурову было точно известно – хозяева сюда больше никогда не вернутся. Никто не мог ему помешать, но мрачная атмосфера чужого жилья буквально давила, выталкивала его обратно.
Гуров не стал спешить, а дотошно обошел все комнаты и подсобные помещения, особо обращая внимание на то, не опередил ли его кто-нибудь более расторопный, имевший сходные интересы.
Но, если кто-то здесь и побывал до Гурова, то действовал он аккуратно, практически не оставив никаких следов. Гуров склонялся к мысли, что опередить его никто не мог. Во-первых, до сих пор те неизвестные злоумышленники, имевшие отношение к убийствам, не слишком тщательно заботились о сокрытии следов. А во-вторых, по-видимому, жилище Столбунова не представляло для них интереса – главным было заставить его замолчать, а этого они уже добились.
Но Гуров исходил из того, что в квартире Столбунова все равно должны были сохраниться какие-то свидетельства о пребывании здесь человека, который подбросил на дачу отставному полковнику главную улику – нож.
Это не мог быть кто-то посторонний. Посторонних людей редко приглашают к себе на дачу. И потом, этот человек слишком хорошо был обо всем осведомлен. Гуров полагал, что он должен был быть, по крайней мере, в приятельских отношениях со Столбуновым. И в том, что он в конце концов подкинул приятелю подлянку, тоже ничего удивительного – современный кодекс приятельства, в отличие от пушкинских времен, это допускает.
Гуров закончил общий осмотр и приступил к более детальному. Главное внимание он, естественно, сосредоточил на возможных источниках информации – на записных книжках, фотографиях, старых конвертах, номерах телефонов. К сожалению, на виду ничего этого не лежало. В квартире был порядок, приближающийся к идеальному. Видимо, хозяйка была крайне педантичной и опрятной женщиной.
Поняв это, Гуров предположил, что у такой хозяйки все вещи должны быть собраны и размещены строго по своим функциональным полочкам. Можно было надеяться, что семейный архив также находится в каком-то одном определенном месте, и нужно только найти это место. Гуров принялся за дело.
Действовал он методично и неторопливо, особенно заботясь о том, чтобы не оставлять следов своего присутствия. Это представляло известную трудность, потому что на полированной поверхности мебели за прошедшие дни уже появился тончайший, но достаточно коварный слой пыли. Малейшее нарушение этого слоя многое могло бы сказать опытному глазу.
Наконец терпение Гурова было вознаграждено. Открыв с превеликой осторожностью книжный шкаф, он обнаружил семейный фотоальбом Столбуновых, а рядом с ним еще несколько черных конвертов, плотно набитых старыми фотографиями.
Гуров сначала перелистал толстый альбом в пышной бархатной обложке. Фотографии, собранные в нем, касались в основном истории счастливой семейной жизни полковника. Это была как бы парадная хроника – от дня свадьбы до выхода в отставку. Как обычно это бывает, количество снимков пропорционально уменьшалось с течением лет – будучи молодыми, Столбуновы фотографировались гораздо охотнее и чаще. Из последнего времени присутствовал едва ли не единственный снимок – Столбунов в парадном мундире за праздничным столом. Возможно, это был прощальный вечер – уж слишком грустным казалось здесь лицо полковника.
