Жорж Сименон - Мегрэ в школе
— А тебе не скучно сидеть одному взаперти целый месяц?
— Скучно.
— Что же ты делаешь целыми днями?
— Ничего. Читаю… Вырезаю из кусочков дерева маленькие кораблики и человечков…
Вокруг него на кровати лежало с дюжину таких человечков. Некоторые из них были очень забавные.
— Ты никогда не подходишь к окну?
— Я не должен этого делать.
— Из-за боязни, как бы не узнали, что ты можешь ходить?
Он честно ответил:
— Да.
Потом спросил:
— Вы расскажете об этом страховому агенту?
— Это меня не касается.
Наступило молчание. Мегрэ повернулся и внимательно осмотрел задние фасады домов и школьный двор.
— Во время перемен ты, наверно, смотришь в окно?
— Да. И часто.
Как раз напротив, по другую сторону сада, виднелись окна дома Леони Бирар.
— Она когда-нибудь видела тебя у окна?
— Да.
Мальчик помрачнел, опять помолчал, но теперь он уже знал, что надо сказать.
— Она еще раньше строила мне рожи.
— Высовывала язык?
— Ну да… А после того происшествия еще сильнее стала дразнить меня, показывая подкову.
— Почему?
— Ну… пусть, мол, знает, что она может все рассказать.
— Но, однако, она этого не сделала.
— Угу.
Все это выглядело так, будто старая почтальонша была одного возраста с мальчишками, — с теми самыми мальчишками, с которыми она ссорилась и которые вечно ее дразнили. Она кричала, угрожала, показывала им язык. Она явно намекала, что может доставить Жозефу массу неприятностей.
— Ты ее боялся?
— Да. Моим родителям очень нужны деньги.
— Они знают об этой истории с подковой?
— Отец знает.
— Ты сам ему рассказал?
— Он догадался, что я что-то утаиваю, и мне пришлось сказать ему всю правду.
— Он ругал тебя?
— Посоветовал мне молчать.
— Сколько раз Леони Бирар показывала тебе из окна подкову?
— Наверно, раз двадцать. Она делала это всякий раз, когда видела меня.
Как и утром, когда он разговаривал с Жан-Полем, Мегрэ медленно раскуривал трубку, стараясь всячески расположить к себе мальчика. Казалось, будто он не придал ни малейшего значения этой пустяковой истории. И, видя его наивный взгляд, его невозмутимое спокойствие, чуть ли не равнодушие, мальчик испытывал такое чувство, словно он беседует со своим приятелем.
— А что сказал тебе Марсель сегодня, когда был у тебя?
— Что если его спросят еще раз, то ему придется сказать правду.
— Почему? Он испугался?
— Он ходил на исповедь. Ну а кроме того, на него, наверно, подействовали похороны.
— Он скажет, что видел тебя у окна, до того как перешел к окну напротив?
— А откуда вы об этом знаете? Вот видите! В этом доме все идет не так, как у людей. Другие вытворяют еще и не такие вещи, а им все сходит с рук! А у нас все наоборот.
— Что ты делал у окна?
— Смотрел.
— Старуха показывала тебе подкову?
— Да.
— Расскажи мне подробно, как все произошло.
— Мне ничего не остается другого, как рассказать. Верно же?
— Теперь уж конечно!
— Я взял карабин…
— А где он был, твой карабин?
— Вот в этом углу, около шкафа.
— Он был заряжен?
Жозеф еле заметно заколебался:
— Да…
— Пули были длинные, 22-го калибра, или короткие?
— Длинные.
— Ты хранишь обычно карабин у себя в комнате?
— Да.
— Тебе приходилось в последнее время стрелять в воробьев из окна?
Жозеф опять помолчал, соображая, как человек, который не должен допустить ни малейшей ошибки.
— Нет. Что-то не помню…
— Ты хотел просто напугать старуху?
— Конечно. Я не могу сказать точно, чего я хотел… Она меня дразнила. Я подумал, что в конце концов она все расскажет страховому агенту, и тогда отец не сможет купить себе новый грузовичок.
— Значит, он хотел использовать полученные деньги на покупку нового грузовика?
— Да. Он уверен, что если бы у него был хороший грузовик и если бы он мог расширить свой маршрут, то он заработал бы больше денег.
— А сейчас он почти не зарабатывает?
— Он уже много месяцев терпит лишь убытки, и это бабушка, которая…
— Она вам помогает?
— Когда это необходимо. Но каждый раз она устраивает такие сцены!..
— Ты выстрелил?
Он утвердительно кивнул и виновато улыбнулся.
— Ты целился?
— Я целился в окно.
— Словом, ты хотел только разбить окно?
Он снова кивнул, а потом обеспокоенно спросил:
— Меня посадят в тюрьму?
— Мальчиков в твоем возрасте не сажают в тюрьму.
Такое заявление как будто его разочаровало.
— А что же мне тогда сделают?
— Судья прочтет тебе нравоучение.
— Ну а потом?
— Сделает внушение твоему отцу. В конечном счете он за все несет ответственность.
— Почему? Ведь он ничего не сделал!
— Где он был, когда ты стрелял?
— Не знаю.
— Он был в отъезде?
— Нет. Он никогда не уезжает так рано.
— Он был в лавке?
— Может, и так.
— Он ничего не слышал? И твоя мама тоже?
— Да. Они ничего мне не сказали.
— Они не знают, что это ты стрелял?
— Я им об этом не сказал.
— А кто отнес карабин в сарай?
На этот раз он покраснел и в замешательстве стал смотреть в сторону, избегая встречаться взглядом с Мегрэ.
— Я думаю, — продолжал тот, — что ты не мог сойти по лестнице и пройти по двору в гипсе. Так, значит…
— Я попросил Марселя…
Он вдруг замолчал.
— Нет, это неправда, — признался он. — Карабин отнес отец. Вы все равно об этом узнаете.
— Ты попросил его унести карабин?
— Да. Но я не сказал ему почему.
— Когда это было?
— В среду утром.
— Он ни о чем тебя не спросил?
— Он только внимательно посмотрел на меня.
— И ничего не сказал маме?
— Если бы он сказал, она сейчас же все бы у меня выведала.
— Обычно она все у тебя выспрашивает?
— Она всегда знает, когда я вру.
— Это ты попросил Марселя сказать, будто он видел, как учитель выходил из сарая?
— Нет. Я даже и не знал, что его допрашивали.
— Тогда почему же он так сказал?
— Наверно, потому, что видел меня у окна.
— С карабином? Карабин был у тебя в руках?
Жозефу стало жарко, он изо всех сил старался себе не противоречить, не показать, что он колеблется.
Мегрэ мог, конечно, говорить с ним безразличным тоном, не настаивать, как бы произнося лишь малозначащие фразы, но мальчик был достаточно умен, чтобы понимать: комиссар все время продвигается вперед к истине.
— Точно не помню… Может, я еще не держал его в руках…
— Но если из другого окна он увидел, как упала почтальонша, то он вполне мог предположить, что выстрелил ты. Ведь так?
— Ничего такого он мне не говорил…
— Разве вы с ним так и не говорили об этом?
— Только сегодня.
— Он просто объявил тебе, что если его спросят, то он должен будет сказать правду?
— Да.
— Это огорчало его?
— Да.
— А тебя?
— Мне хотелось бы, чтобы все кончилось.
— Ты считаешь, что лучший выход для тебя — сесть в тюрьму?
— Возможно.
— Почему?
— Нипочему. Чтобы увидеть.
Он не добавил, что в тюрьме было бы куда интереснее, чем в доме его родителей.
Мегрэ вздохнул и встал:
— И тебе не жалко было бы, если бы невинно осудили учителя?
— Вряд ли.
— В общем, ты не уверен в этом?
Да. Жозеф был не уверен. Мысль о том, что он причинил столько неприятностей господину Гастену, даже и не приходила ему в голову. А приходила ли она в голову другим жителям деревни?
— Вы уходите? — удивился мальчик, видя, что комиссар направляется к двери.
Мегрэ остановился на пороге комнаты:
— А что мне остается делать?
— Вы расскажете все лейтенанту?
— Кроме того, что относится к твоему происшествию.
— Спасибо.
Он явно был недоволен, что комиссар уходит.
— Я думаю, что добавить тебе нечего, верно же?
Он покачал головой.
— Ты уверен, что сказал мне правду?
Он кивнул, и тогда, вместо того чтобы открыть дверь, Мегрэ уселся на край его кровати.
— Теперь скажи мне точно, что ты видел во дворе?
— В каком дворе?
Кровь прилила к лицу Жозефа, даже уши и те покраснели.
Прежде чем ответить, Мегрэ, не поднимаясь, приоткрыл дверь и сказал жене Марселина, затаившейся за дверью:
— Спуститесь, пожалуйста, вниз.
И, лишь услышав, что она наконец спустилась, он снова закрыл дверь.
— В этом дворе.
— В нашем?
— Да.
— Что я мог видеть?
— Этого я не знаю. Это знаешь ты.
Мальчик, сидевший на кровати, отпрянул к самой стене и с удивлением уставился на Мегрэ:
— Что вы хотите сказать?
— Ты стоял у окна, и старуха показала тебе подкову, так?
