Максим Есаулов - Старший оборотень по особо важным делам
— Зачем вам все это? — спросил Миша.
— Ради истины. — В подтверждение этих слов Шилов сурово кивнул. И тут же добавил: — Шучу. Просто нам делать нечего.
Скрябин разбирал пакеты с продуктами, Шилов продолжал говорить:
— Значит так, Мишаня: будешь слушаться — будешь жив. Задача пока простая. Дверь никому не открывать, с соседями не знакомиться, никуда не ходить. Попробуешь рвануть — меня подставишь, а себя не спасешь. Потому что вычислить твои связи — раз плюнуть. И грохнут тебя, хоть ты где спрячешься. Хоть здесь, хоть в Москве, хоть в Воркуте… И даже в Караганде. Понял?
Краснов вздохнул:
— Все я понял.
— Молодец. Тогда тазик вылей. А то протечешь вниз — соседи участкового вызовут, а вслед за участковым к тебе придут киллеры.
— Опять? Сейчас напугаете меня — я спать не буду.
Шилов встал со стула, подошел к окну, осторожно отодвинув ветхую занавеску, посмотрел на улицу. Сказал:
— Меньше спишь — дольше живешь.
* * *Бомж позвонил с таксофона на «трубу» Моцарта и, отчаянно труся, прочитал с бумажки текст:
— Герман Алексеевич, просили передать, вас приглашают. На шаверму и коньяк. Через два часа пора очки перед Богом зарабатывать. Ой…
Шилов вручил бомжу сто рублей, вытащил из таксофона карточку и пошел ловить частника — Соловьева и Скрябина он отправил в отдел, чтобы они не привлекали внимания своим долгим отсутствием.
Когда он приехал к бистро «Шаурма», Моцарт уже ждал его. В зале не было никого, кроме самого Моцарта и охраны, а на двери висела табличка «Закрыто».
— Ну что ж, за все надо платить, — сказал Моцарт, выслушав Шилова. — За гуманизм — тоже.
— Да нет, ты правильно все сделал. Просто система гнилая.
Моцарт выпил полбокала коньяку, подумал и пожал широкими плечами:
— Может, так даже и лучше. Я давно собирался в Европу перебираться, да все что-то держало. Перед тобой только неловко. Подставил я тебя, получается, — Моцарт посмотрел Роману в глаза.
Шилов усмехнулся:
— Ладно, я еще повоюю.
— Помощь нужна?
— Нет, спасибо. Меня и так уже в твои шестерки записали.
— Уроды! Слушай, полетели со мной? Я тебе это от души говорю. Неужели тебя эта ментовка тут держит? Все равно эти козлы тебя так или иначе сожрут.
— Или я их.
— Мне один профессор говорил, что наша жизнь состоит из пищевых цепочек. Ты кого-нибудь ешь, тебя кто-нибудь ест. Грустно!
— Ты этого профессора съел?
— Нет.
— Значит, жизнь состоит из чего-то еще.
— Хм… — Моцарт оценивающе взглянул на пустой бокал. Подумал, не взять ли еще. Не взял. Поднял голову: — Хороший ты мужик, Шилов. Я за тебя свечку поставлю. Когда прилечу.
— Когда это будет?
— Утром, часов в девять по Москве.
— Вот и отлично. А до этого времени я как-нибудь проживу.
— Ну, давай. — Моцарт тяжело поднялся, пожал Шилову руку и направился к выходу из бистро.
Глядя в зеркало над стойкой, Шилов видел удаляющегося Дробышева.
Вспомнил «антиоборотневскую сигнализацию» Джексона — Василевского, усмехнулся. Допил свой коньяк.
И не знал, что видит Моцарта в последний раз.
Через несколько часов Дробышеву предстояло погибнуть, попав в засаду по дороге в аэропорт.
14
Уже стемнело, когда Шилов вернулся к Гостиному Двору и забрал с опустевшей стоянки свою «Альфа-ромео».
Сопровождаемый группами наружного наблюдения, он доехал до дома и поднялся в квартиру.
— Надеюсь, он никуда больше не ломанется, — поделился в эфире своими соображениями «шестой».
— Ты бы ушел от такой женщины? — подражая Папанову из «Брильянтовой руки», спросил «четвертый», занимая позицию на верхнем этаже соседнего с шиловским дома, чтобы оттуда контролировать окна квартиры объекта.
— Не засоряйте эфир, — вмешался в диалог «первый». — Тем более, еще ничего не известно. Он сегодня вон какой буйный…
Когда Шилов вошел в квартиру, Юля сидела за столом в кухне и работала над эскизами одежды.
Продолжала сидеть, когда он снимал куртку и обувь.
Когда весело сказал:
— Привет, сова! Медведь пришел.
И когда он обнял ее за плечи.
Сидела и нервно водила карандашом по листу ватмана, отворачивая заплаканное лицо. Только спросила срывающимся голосом:
— Ничего, что я тут устроилась?
Под левым глазом у нее был роскошный синяк. Увидев это, Шилов замер.
— Крем идиотский. Я мазала, не помогает, — пожаловалась она. — Страшная, да?
Через пять минут он выскочил из дома и прыгнул в машину.
— Началось, — вздохнул «Шестой» и проворчал, намекая на «Первого»: — Кто-то сглазил…
— Разговорчики, — пресек «Первый». — Держи объект. Еще раз упустишь — скальп сниму. Без наркоза.
Нарушая правила, Шилов долетел до дома, в котором когда-то жили Юля с Вадимом. «Наружка» плотно, не особо скрываясь, висела у него на хвосте, но ему на это было плевать. Бросил машину, бегом поднялся по лестнице. Подумал: что делать, если он дверь не откроет? Да нет, должен открыть. Юлька говорила как-то, что у ее «бывшего» привычка открывать всем, кто придет. И она сама переняла от него эту дурацкую манеру…
Он и открыл.
— Ну, привет! — сказал Шилов и ударил слева по челюсти.
Вадим опрокинулся и остался лежать без сознания.
Шилов осмотрелся. В комнате работал телевизор, у окна беспорядочной кучей были свалены женские вещи и валялись раскрытые чемодан и спортивная сумка. А перед диваном весь пол был усыпан разрезанными фотографиями. Шилов наклонился, недоуменно поднял несколько обрезков. Вот, оказывается, как: Вадим кромсал семейные снимки, фигурно, по контуру, вырезая изображения бывшей жены. Отредактированные фотки складывал обратно в альбомы, а «лишнее» теми же портновскими ножницами рубил в капусту и разбрасывал по всей комнате.
Да-а-а, совсем мужик сбрендил на почве собственной неполноценности.
Вадим застонал, привстал на локтях и потряс головой:
— Ты кто?
— Твой самый страшный кошмар, — Шилов сел перед ним на корточки: — Значит, так, орел. Сейчас я тебе кое-что объясню. А потом ты поможешь мне собрать ее вещи…
Когда он вышел с сумкой и чемоданом, сел в машину и спокойно поехал домой, в эфире пронеслось:
— Он что, хату «поставил»?
— Угу. Ты же знаешь, в полночь оборотни активизируются.
— Деревня, не оборотни, а вампиры.
— Я думал, это одно и то же.
— Вампиры в американском кино. А у нас в органах — оборотни.
— Разговорчики! «Шестой», «Пятый», совсем с дуба рухнули?
— Это мы маскируемся. Вдруг нас прослушивают?
— И спать очень хочется…
Когда в квартире Шилова погас свет, группы наружного наблюдения еще немного позубоскалили и снялись на базу.
А Роман и Юля долго занимались любовью и заснули, крепко обнявшись.
Они спали, когда человек в черном комбинезоне ловко пробрался по крыше и подбросил под окно-эркер их квартиры тяжелую сумку.
* * *Утром Шилов встал раньше, чем прозвучал сигнал будильника. Принял душ, побрился, заварил кофе. Включил телевизор.
Шла программа новостей. В кадре был репортер с микрофоном, за его спиной виднелись машины «скорой помощи» и милиции, врачи, сотрудники в форме и в штатском.
Шилов прибавил звук.
Репортер говорил:
— Очередное громкое убийство произошло сегодня в Санкт-Петербурге. На Пулковском шоссе были расстреляны две автомашины, в которых находились глава концерна «Орест» Герман Дробышев и сотрудники его охраны. Напомним, что ранее Герман Дробышев неоднократно задерживался правоохранительными органами по подозрению в совершении различных преступлений и более известен в криминальных кругах как Моцарт. В сферу интересов господина Дробышева входили предприятия топливно-энергетического комплекса…
Шилов позвонил Соловьеву.
— Внимательно! — отозвался Сергей бодрым голосом.
— Я тут телевизор смотрю…
— Знаю, я уже на работе.
— Почему меня не подняли?
— Из наших никого не подняли, там УБОП работает.
— Какой отдел?
— Догадайся с трех раз.
— Черт…
— Алиби у тебя есть?
Затягивая поясок халата, из спальни вышла Юля. Шилов посмотрел на нее и вздохнул, отвечая на вопрос Соловьева:
— Есть, но, боюсь, недостаточное. Слушай, я тут заскочу в одно место, а ты «сходку» сам проведи.
— Ты осторожней. Чувствую, тяжелый день будет. Пока!
Шилов положил трубку. Юля встала рядом с ним:
— Ты почему меня не разбудил? Хотел сбежать втихаря? А я тебе хотела завтрак приготовить.
— Ужин. Готовить надо ужин. — Шилов одним глотком допил кофе и встал из-за стола. Коротко поцеловав Юлю, пошел в прихожую.
— Тебе точно идти надо?
— Точно, — не оборачиваясь, ответил он.
— Если передумаешь, найдешь меня здесь. Я сегодня никуда не хочу.
