Энн Перри - Невидимка с Фэрриерс-лейн
– Во всем этом мало смысла, – тихо сказала Веспасия и, взглянув на Квейда, встретила его твердый, ясный взгляд. – А вы, Телониус, совершенно уверены, что Годмен был виновен?
– Я всегда так думал. Мне была отвратительна атмосфера, в какой велось расследование, но сам процесс совершался в духе законности, и я не видел оснований к тому, чтобы члены Апелляционного суда отнеслись к этому делу иначе. – Он нахмурился. – Однако если Стаффорд впоследствии узнал что-нибудь, тогда, возможно… нет, не знаю.
– Но если не Аарон Годмен, то кто же тогда убил Блейна?
– Не знаю. Джошуа Филдинг? Девлин О’Нил? Или еще кто-то, о ком по сей день нам ничего не известно? Возможно, что-нибудь прояснится, если мы будем знать, кто и почему убил Сэмюэла Стаффорда. Чрезвычайно отвратительная история, и каким бы ни был ответ, он станет трагичным.
– Да, но когда дело идет об убийстве, других ответов почти не бывает… Благодарю вас за то, что вы были со мной так откровенны.
Телониус явно почувствовал облегчение, плечи его расправились, напряженность и неуверенность на лице уступили место мягкой улыбке.
– А вы что же думали, я буду с вами кривить душой? Я не настолько изменился с былых времен!
– Ничего лучшего вы не могли бы мне ответить, – сказала Веспасия и сразу же поняла, что это неправда. Он мог бы сказать и другое, чего ей больше хотелось бы услышать… но это желание неприлично, да и, попросту говоря, глупо.
– Не льстите мне, Веспасия, – сухо ответил Квейд. – Кривить душой возможно со знакомыми. Друзьям надо говорить правду или, в худшем случае, молчать.
– Вот уж этого, пожалуйста, не надо. Разве я способна была о чем-нибудь смолчать?
Внезапно Телониус ослепительно улыбнулся.
– Что касается данной темы – пожалуйста и когда вам угодно. Но скажите мне, чем вы еще сейчас занимаетесь, не считая проблем вашей подруги миссис Питт? Хотя невозможно рассказать обо всем, что случилось с тех пор, когда мы в последний раз говорили с вами, ни о чем не умалчивая…
Леди Камминг-Гульд рассказала Квейду о своей борьбе за реформу Закона о бедных, образовательных актов, жилищных условий; рассказала о театральных постановках, которые доставляли ей радость; о людях, к которым она питала глубокую привязанность или, напротив, глубокую неприязнь. Вечер промелькнул тем быстрее, что сиюминутные темы уступили место воспоминаниям, смешным и грустным, и уже далеко за полночь Квейд проводил свою гостью до дверцы ее кареты, подержал мгновение ее руки в своих и попрощался с ней, зная, что жить на этой земле им осталось немного.
Мика Драммонд никак не мог отделаться от мыслей о деле Блейна – Годмена. Безусловно, очень даже возможно, что Сэмюэла Стаффорда отравила жена или ее любовник, хотя, очевидно, насущной необходимости для насильственных действий, сопряженных с риском, с их стороны не было. Если эти двое соблюдали приличия – а они, по-видимому, их соблюдали, – то имели возможность продолжать видеться от случая к случаю почти бесконечно долго. О разводе не могло быть и речи, это означало бы утрату социального статуса. Прайс не мог бы жениться на разведенной женщине и по-прежнему заниматься юриспруденцией. Общество не потерпело бы подобный скандал. Стаффорд был не только другом Прайса – он имел очень важный, более значимый судейский чин.
Но обычная любовная связь – совсем другое дело, коль скоро ее не выставляют напоказ. Так зачем им было совершать такой отвратительный и опасный для них самих поступок, как убийство? Такой необходимости не было. Джунипер Стаффорд было уже порядком за сорок пять. Вряд ли она могла надеяться выйти замуж за Прайса и иметь детей. Радости общего семейного очага были для них невозможны, разве только они собирались бросить вызов условностям, понизить свой социальный уровень, приняв это как расплату за пренебрежение теперешним состоянием. Прайс никогда бы не согласился на это ради нее, даже если смог бы пожертвовать своим собственным положением.
Но достаточно ли этих соображений, чтобы полностью снять с них подозрение? Драммонд знал, что такое безоглядно любить женщину, когда мысль о ней всегда жила в нем, даже в самые сокровенные минуты его жизни. Все его радости были связаны с ней, с желанием все делить с ней пополам. Его чувство одиночества, его боль – все это было следствием разлуки с ней, но никогда, даже в самые мрачные и тяжелые минуты, он и помыслить не мог, что можно достичь счастья, намеренно ускоряя ход событий, прибегая к физическому или эмоциональному насилию. Если Джунипер и Прайс опустились до тайной интрижки, обманывая Стаффорда, то он, Мика Драммонд, мог презирать их слабость и двоедушие – и в то же время сочувствовать им.
Драммонду казалось, что Ливси неправильно понял Стаффорда и его намерения относительно пересмотра дела Блейна – Годмена или же сам Стаффорд намеренно ввел Ливси в заблуждение по какой-то неизвестной причине. Да, то давнее дело было отвратительно, все общество находилось в горячечном состоянии, на грани истерии, и Драммонда не удивило бы, если бы подобные чувства тлели в людях до сих пор; хотя он и не мог представить, кому понадобилось убивать Стаффорда сейчас, что именно могло толкнуть кого-то на подобный поступок.
Судья не оставил никаких записей, из которых можно было бы понять, чьи именно свидетельства он снова расследует, что считает правдой, кого подозревает в ее сокрытии, и тем более – кто был действительным убийцей Кингсли Блейна, если это не Годмен. Единственный способ все узнать – это провести свое собственное расследование. Питт, очевидно, начнет с главных свидетелей и подозреваемых, а сам он, Драммонд, мог бы обратиться наверх, к начальству, которому подчиняются все следователи, – скажем, к заместителю комиссара полиции, который стоял выше его по должности. Поэтому он послал краткую записку с просьбой принять его.
Следующим утром Драммонд оказался в роскошно обставленной и тесной от мебели приемной заместителя комиссара полиции Обри Уинтона. Тот был человеком среднего роста, с волнистыми светлыми волосами, редеющими на висках. На лице его застыло выражение спокойствия, уверенности в себе и довольства.
– Доброе утро, Драммонд, – вежливо сказал Уинтон. – Входите, входите! – После обмена рукопожатием он опять вернулся на свое место за письменным столом. Откинувшись назад, повернулся к Драммонду и указал ему на стул. – Садитесь, пожалуйста. Сигару? – И взмахом руки указал на густо украшенную кольцевидным узором серебряную коробку на столе. – Чем могу быть полезен?
Драммонд не стал ходить вокруг да около – на это попросту не было времени; к тому же они были коллегами, а не друзьями.
– Это касается дела Блейна – Годмена, которое, по-видимому, послужило причиной еще одного преступления на территории моего участка.
Уинтон нахмурился.
– Но это кажется невероятным. С тем делом было покончено пять лет назад. – В тоне его голоса звучало почти осязаемое недоверие. Он был не склонен принимать к сведению столь неприятное сообщение без неопровержимых доказательств. В воздухе повеяло холодком.
– Судья Стаффорд, – очень неохотно объяснил Драммонд, – был убит в театре три дня назад. А до этого он заявил, что намерен возобновить рассмотрение дела. – И встретил ставший еще более жестким взгляд Уинтона.
– Значит, я могу сделать один-единственный вывод: он нашел что-то неправильное в процессе судопроизводства, – осторожно заметил заместитель комиссара. – Сами свидетельства преступления был исчерпывающими.
– Действительно? – заинтересованно спросил Драммонд, словно процесс еще не закончился. – Это дело прошло мимо меня. Может быть, вы познакомите меня с его сутью?
– Не вижу в этом смысла. Дело было решено окончательно и бесповоротно, Драммонд. И добавить к этому больше нечего. Стаффорд мог обнаружить какую-то погрешность в самом судопроизводстве, – повторил он.
– Например? – вопросительно вскинул брови Мика.
– Понятия не имею. Я ведь не юрист.
– И я тоже. – Драммонд с трудом подавил желание откровенно высказать свои замечания. – Но Стаффорд был юристом. И он слышал, как оглашали просьбу о помиловании. Какое же у него могло возникнуть дополнительное свидетельство теперь, которое не было известно ему тогда? Ведь наряду с другими членами Апелляционного суда он должен был быть ознакомлен со всеми судебными материалами.
Лицо Уинтона исказила гневная гримаса, он плотно сцепил пальцы.
– К чему вы клоните, Драммонд? Хотите сказать, что мы недостаточно тщательно рассмотрели тот случай? Предлагаю вам воздержаться от оскорбительных и невежественных замечаний относительно дела, о котором вам так мало известно.
