Фридрих Незнанский - Самоубийство по заказу
– А как бы ты посмотрела на одно мое предложение? Оно может показаться тебе несколько неожиданным…
Она сделала удивленные глаза и уставилась на него так, будто решила, что начинается, наконец, самое главное.
– А что ты хочешь мне предложить? – вопрос, кажется, уже не имел для нее значения, как и его ответ, поскольку она была давно готова к любому предложению.
– Я бы попросил тебя переодеться. В обычное платье.
– Я тебе не нравлюсь в форме? – удивилась она.
– Не обо мне речь, – засмеялся он. – Мне надо встретиться и поговорить с представительницами Комитета солдатских матерей, ты ведь слышала.
И я бы хотел представить им тебя своей помощницей. А что? Разве у меня не может быть такой хорошенькой помощницы?…
Она смотрела на него как-то странно, будто он угадал ее желание.
– А это возможно?
– Так ничего сложного. Зато ты, – он помедлил и внимательно, почти проникновенно, глядя девушке в глаза, сказал: – сможешь завтра доложить своему шефу, о чем шли наши разговоры в Комитете.
Я думаю, это будет правильно, раз уж мы взялись вместе работать по одному, в сущности, делу. Ты-то как сама считаешь? Да и зачем же мне потом дублировать тебя?
Вот сейчас она обдумает его предложение и скажет, как считает ее начальник. И наступит ясность.
Но тогда зачем понадобился «хвост», который все не отстает, свернув следом за ним на проспект Мира. Слишком много совпадений, так не бывает. А, может, они – не будем называть пока имен, – не ожидали такого хода со стороны Турецкого? И теперь узнают, и как-то отреагируют? По идее, самым правильным было бы на их месте – отстать, снять ненужное наблюдение. Интересно проверить…
Аля, между тем, продолжала размышлять, и Александр Борисович, видя ее определенную растерянность, посоветовал:
– А знаешь, что, девушка? Почему бы тебе не позвонить сейчас своему шефу и не сказать ему о моем неожиданном, мягко говоря, предложении? И проверить, что он скажет. Вряд ли ему не понравится, тем более что мы с тобой тщательно законспирируемся. Я буду задавать им вопросы всякого рода, а ты старательно, как лучшая ученица, записывать в блокнот. Неважно, что ты станешь там писать, потому что я обязательно включу диктофон, о котором никто, кроме нас с тобой, знать не будет. Как мой план? – он довольно усмехнулся и подумал: «Ну, котяра старый… ты даешь, однако…».
Что бы там ни было, а толковый ход он ей подсказал-таки, сняв с ее души лишнее напряжение.
Аля еще немного поморщила лобик и решительно вытащила из сумочки мобильник.
«Было бы очень смешно, – подумал Александр, – если бы в ее сумочке уже работал диктофон. А что, в этой распроклятой жизни все возможно… Нет, пожалуй, не смешно, а, скорее, обидно»
Она честно сказала Паромщикову, что говорит из машины Турецкого. Изложила суть его предложения – насчет переодевания. Турецкий не прислушивался к словам, он посматривал на выражение ее лица, уж оно, как ему казалось, целиком выдавало ее, ни капельки не щадило.
Похоже, предложение не то, чтобы застало врасплох Паромщикова, но его явно озаботил именно такой, слишком уж нарочитый шаг Турецкого навстречу ему. Конечно, «грибу» и в голову не пришло бы, что Турецкий, если и шагает навстречу, то никак не ему, а его соблазнительной помощнице. Но не объяснять же.
Между тем Алевтина продолжала молча слушать начальника, и сказала, наконец, отключая трубку и кладя ее обратно в сумочку, что Игорь Исаевич не возражает против мероприятия, но настойчиво просит не акцентировать места службы Дудкиной, чтобы в дальнейшем не иметь неприятностей, ибо еще неизвестно, чем дело обернется. И вообще, будет лучше всего, если она ограничится лишь молчаливым присутствием, не больше. Алю такая постановка вопроса очень устраивала, Турецкого – тем более. Осталось проверить самую малость: насколько распространяется доверие старшего следователя военной прокуратуры в отношении своего бывшего коллеги. В конце концов, главная военная прокуратура – одно из подразделений Генеральной. Самостоятельное, да не совсем. А что касается доверия, то это станет ясным с минуты на минуту.
Турецкий ехал по проспекту Мира, никуда не сворачивая и не теряя серебристую «Ладу» из виду. Аля молчала, не понимая, почему молчит Саша. Как-то комментировать решение шефа она не собиралась, да от нее это и не требовалось, а Турецкому было в данный момент не до того.
И вот, наконец…
Когда он проехал станцию метро «Проспект Мира», «хвост» неожиданно показал правый поворот и свернул в Орлово-Давыдовский переулок. Ну, вот и все. Но зачем это было им нужно? И он рассмеялся.
Аля с интересом посмотрела на него, ожидая объяснения.
– Можешь оглянуться, – фыркнул он. – «Хвоста» больше нет. Как я и предполагал. Очень осторожный у тебя шеф.
Девушка крутила головой из стороны в сторону, даже на колени попыталась встать на сиденье, вглядываясь назад. Чего она там не увидела, Александру было, в принципе, наплевать, но далеко не все равно оказалось то, что увидел он. И тут же подумал, что, например, ему не следует подниматься вместе с ней в ее квартиру, где она будет переодеваться, потому что тогда поездка в Комитет может запросто сорваться. Причем, основательно и надолго…
Они объехали вокруг площади Рижского вокзала и по улице Гиляровского без помех доехали до Банковского проезда. Ну да, помнил Александр Борисович эти вечные стены домов, обклеенные объявлениями желающих обменяться жильем.
Собственные дела Али заняли действительно не более пяти минут. Отдала, как она сказала, одни документы и получила другие. Для чего они, Александр Борисович и не думал интересоваться, обыкновенно у каждого следователя находятся в производстве несколько дел одновременно, только успевай поворачиваться. А вот потом они отправились к Алевтине. Турецкий постарался сократить путь, вернувшись к третьему транспортному кольцу и по нему добравшись до Ленинградского проспекта. Аля и не догадывалась о существовании такого удобного маршрута.
И снова он удивил девушку, когда подъехали к ее дому недалеко от метро «Войковская», на улицу Космодемьянских. Она с наивным простодушием, либо с заранее выверенной предусмотрительностью, пригласила его подняться вместе с ней в квартиру и, пока она станет переодеваться, выпить, если есть желание, чашечку хорошего кофе. А заодно и дать совет, что лучше, с его точки зрения, ей надеть, чтобы не вызвать неприятия у строгих солдатских мамаш.
Турецкий прекрасно знал этот дом. Рядом помещалась милицейская Академия, где он бывал не раз, даже лекции читал, и где его знали, как и он, многих преподавателей. Между прочим, как вскользь заметила Алевтина, родители ее были на работе. Значит, бесхитростная девушка тем самым давала ему понять, что у нее дома они окажутся одни, и никто им не помешает. Чему не помешает? Ну, конечно, помочь одеться, помня, на всякий случай, что для начала, видимо, придется помочь и раздеться, – если судить по ее несколько торопливым и сумбурным движениям.
Будь Александр Борисович помоложе, он бы и не задумался. Нет, оправдывался он перед собой, если это неизбежно, если просто иного выхода не существует, и на карту поставлено само существование, тогда – пожалуйста. А так, ради желания потешить самолюбие, стоит ли? К тому же он еще не сделал ничего такого, что поставило бы его с Алей в безвыходную ситуацию. По этой причине он придал своему лицу выражение отеческой заботы и предложил ей самой выбрать, лучше что-нибудь неяркое, но и достаточно модное. Встречают ведь по одежке. А частный сыск должен выглядеть успешно, и кто, как ни женщины, смогут оценить ее вкус. Хотя лично он выбрал бы для нее только ее военную форму. Это – шедевр, бесспорно.
Да и потом, заметил он тоже с отеческой интонацией, ему не хотелось бы компрометировать ее даже случайно, поневоле: тут слишком много знакомых, – увидят, придется здороваться, объяснять, что здесь делаешь, да к кому приехал, пойдут разговоры, – зачем? Красивая молодая девушка должна оставаться образцом для подражания в любых ситуациях, не так ли?
Речь была настолько проникновенна, что она не могла не согласиться со справедливостью его слов. И, возможно, по этой причине на переоблачение у нее ушли считанные минуты. Появилась она в строгом темном платье, тем не менее рискованно открывавшем ее соблазнительные ножки выше колен. Ну, что поделаешь, – таков сегодняшний молодежный стиль. А, честно признаваясь себе, Александр Борисович мог бы с уверенностью сказать, что эту Альку хоть в мешок с пятью дырками для рук, ног и головы засунь, она и в той ситуации ухитрится продемонстрировать свои прелести. Чертовка, одно слово!
Ну, значит, так тому и быть…
– Куда едем? – уже с новой, чуть покровительственной интонацией в голосе, спросила она, усаживаясь и небрежно оправляя на бедрах свое нарочито короткое платье, и успела оценить напряженный блеск в глазах Турецкого. – Это далеко, Саша?
