Фридрих Незнанский - Героиновая пропасть
— А ты нашего друга, а?
— Я уж думаю. Но все равно — только с Костиной подачи. Смотри, молодец, а вот мне почему-то сразу в голову не пришло…
Речь в данный момент касалась их общего знакомого, заместителя начальника Управления собственной безопасности ФСБ, имени которого они старались не называть вслух, а если и приходилось, то звали просто Геной.
— Не уверен, что у нашего друга может найтись какая-либо информация на Сипу, но уж на Егора — наверняка. И это так же верно, как и то, что этот коньяк, Саня, — Грязнов поднял и покачал на свет хрустальный графинчик с коньяком, — таковым по большому счету не является и произведен не в солнечном Узбекистане, а где-нибудь в подвалах этого богоугодного заведения.
— Я не хотел тебя расстраивать, — подтвердил Турецкий, — но твой личный знакомец явно дал пенку. Можешь ему сделать втык, а я тебя активно поддержу.
Грязнов не смог избежать искушения вставить фитиля давнему «знакомцу», который, как хозяин ресторана, обязан был иметь прямое oтношение ко всему, что здесь происходит. До сих пор сбоев не случалось. Но всему, видно, наступает конец, даже идеальным отношениям.
Он нажал на кнопку звонка, и тут же появился официант, молодой, лощеный и поглядывающий на гостей с почти незаметным пренебрежением. Грязнов здесь его видел впервые, значит, из новеньких. И он, по всей вероятности, не очень понимал, почему мэтр лично провел этих посетителей в данный кабинет, распоряжался которым исключительно хозяин. Да вот и заказ они сделали весьма средний по местным понятиям, можно сказать, комплексный обед, без учета магического разнообразия и богатства подлинной узбекской кухни. И вывод для себя официант сделал соответствующий: какие-нибудь районные халявщики-чиновники, которые ни черта в жизни не понимают, однако на подлянку способны.
— Тебя как зовут-то, сынок? — ласково спросил Грязнов. — А то гляжу, твоя личность мне незнакома.
— Леонид, — с насмешливой почтительностью склонил голову официант.
— Ишь ты как! Ну что ж, Ленчик, тебя, поди, так кличут приятели? Погляди-ка сходи, не вернулся ли Рустам Алиевич, а если нет, то попроси заглянуть мэтра своего, Ашурали Ибрагимовича. И сам тоже побудь, сделай, сынок, такое мне одолжение. Ну, иди, иди.
Турецкий доедал, точнее, досасывал лагман, хитро поглядывая на важно откинувшегося на спинку стула Грязнова. Вот ведь и рыхловат уже малость, и огненную свою шевелюру хорошо подрастерял, и без формы, а все равно генералом смотрится. Для тех, кто, в отличие от этого мальчика, понимает, с кем дело имеет.
Открылась дверь, и вошел мэтр, легко кивнул обоим гостям. За ним шагнул излишне спокойный официант.
Грязнов показал рукой на стул, и мэтр с легкой улыбкой присел. На самый краешек.
— Ашурали Ибрагимович, дорогой мой, ты меня хорошо знаешь?
Мэтр лишь прижал руку к сердцу.
— Я разве кого-нибудь обижаю без острой необходимости?
Мэтр развел руками, изображая возмущение самой постановкой вопроса.
— Тогда скажи: зачем меня и моего друга, которого ты также прекрасно знаешь, обижают у тебя, дорогой?
Лицо мэтра стало грозным, и он медленно повернул голову в сторону официанта, с физиономии которого вдруг, как-то сами по себе, стекли жизнерадостные краски.
— Объясни, Вячеслав Иванович. Даже не зная дела, я готов заранее, без каких-либо условий, принять на себя твою обиду и тут ж принести самые глубокие извинения. Прости, я слушаю тебя.
— Я так скажу, — Грязнов сделал пафосный жест рукой, — я прямо при тебе, дорогой Ашурали Ибрагимович, вот сейчас готов выпить один весь этот коньяк прямо из горлышка графина, если твой Леонид покажет мне посуду, из которой наливал сюда. Обещаю! — И Грязнов тоже прижал ладонь к сердцу, склонив голову.
Мэтр осторожно, двумя пальцами, взял хрусталь за горлышко, открыл пробку, поднес графин к носу и понюхал. Аккуратно поставил хрусталь на край стола, при этом его лицо начало багроветь, наливаться яростью. Он так же медленно повернулся к официанту, посмотрел на него, помолчал и наконец произнес:
— Пойди переоденься. Скажи: ты больше у нас не работаешь. Иди. Извини меня, Вячеслав Иванович, я сам сейчас все сделаю. Мерзавец.
Он поднялся, склонил голову и, выходя из кабинета, не глядя, небрежно, но ловко подхватил и унес графин.
Турецкий не успел отреагировать, как уже новый официант принес очередное блюдо, а явившийся следом мэтр, уже безо всякого графинчика, самолично откупорил бутылку коньяка, налил в чистые рюмки Грязнову и Турецкому и чуть отошел от стола, как бы предлагая пригубить, что гости немедленно и сделали, изобразив на лицах полнейшее удовлетворение. Если не восхищение.
— Это что-то новое? — оценил Грязнов. — А, Саня?
— Аромат! — Турецкий поцеловал кончики пальцев, сложенные в щепотку.
— Двенадцать лэт! — провозгласил мэтр. — К шашлыку — ум-м! — и воздел руку, после чего водрузил бутылку на стол.
— Ты скажи… — покачал головой Грязнов. — Азербайджанский? Ай, молодцы! Это ж получается, что поставили его на выдержку еще при советской власти?
Мэтр кивнул с таким выражением на лице, будто и сам еще не решил: радоваться надо этому обстоятельству или печалиться. Но он, сделав движение рукой себе за спину, словно фокусник, достал завернутую в газету явную бутылку. Положил на край стола.
— Пробуйте, уважаемые гости, — почтительно сказал он, — а если не успеете распробовать, можно и потом. — И он тронул кончиками пальцев сверток. — Вячеслав Иванович, каждая обида, даже совсем маленькая, все равно требует удовлетворения. Морального. Верно?
Грязнов с улыбкой кивнул.
— Еще раз извини, дорогой. Всегда рады видеть… И вы нас не забывайте! — последовал полупоклон в сторону Турецкого.
Мэтр достойно удалился, а «гости», переглянувшись, подмигнули друг другу, будто заговорщики, и рьяно накинулись на источающий жар шашлык из телятины, не забывая о коньяке двенадцатилетней выдержки…
Достойно отобедав и приняв дар в счет морального удовлетворения, друзья покинули гостеприимный ресторан. На выходе Турецкий вдруг сказал:
— Знаешь, Славка, я бы на твоем месте воспользовался таким замечательным знакомством и показал, ну, скажем, фотик господина Каманина нашему хозяину. При удобном случае. Чем черт не шутит? А замы министров тоже ведь люди, и ничто человеческое им вроде бы не чуждо.
— А это вполне здравая мысль, Саня. Вдруг, в самом деле, объявится возможное продолжение?
— Умные люди давно заметили, что историй без продолжения просто не бывает.
И они разошлись — каждый в свою сторону: Турецкий отправился направо, на Большую Дмитровку, а Грязнов — налево, на Петровку, 38.
Глава седьмая «ГЛОРИЯ» ДЕЙСТВУЕТ
Простой и доступный в общении Филипп Агеев получил задание всесторонне, насколько это возможно, прощупать находящегося на больничном режиме Владимира Сергеевича Рожкова. И приступил к делу, не откладывая его в долгий ящик. Тому способствовали, как выражаются юристы, вновь открывшиеся обстоятельства.
А суть их заключалась в том, что Сева Голованов, как известно, покинув ряды доблестных защитников Отечества, а точнее, спецназ ГРУ Генерального штаба Министерства обороны России в звании майора, как ветеран двух войн — афганской и чеченской, имел, разумеется, свои источники в Центральном совете ветеранской организации. Человек, с которым у него был контакт, даже и не собирался выпытывать причины, по которым Головачу вдруг понадобилось отыскать тоже бывшего «афганца», капитана Сиповатого. Он просто заглянул в соответствующие файлы и сказал, что есть такой. Проживает он в Пушкинском районе Подмосковья, пользуется всеми возможными льготами, которые положены увечным воинам-интернационалистам, но при этом не оставляет обширной общественной деятельности, возглавляет одно из районных отделений в областном фонде ветеранов Афгана и Чечни.
Уже из другого источника Сева выяснил, что Андрей Сиповатый привлекался, но лишь в качестве свидетеля, по громкому делу, связанному с беспошлинными поставками из-за рубежа алкогольной и табачной продукции. Однако дальше свидетельских показаний дело не пошло. Помогли бывшему капитану-десантнику его безупречное и героическое прошлое, нынешняя инвалидность и, самое главное, отсутствие доказательств его собственной криминальной деятельности.
Один из проходивших по делу дал было показания о связях Сиповатого с братвой из ореховской преступной группировки, но в судебном заседании от них сам же категорически отказался, заявив, что был вынужден оклеветать героя-»афганца» под нажимом следствия. На том все и заглохло. А Сиповатый буквально через какие-то полгода был избран руководителем отделения фонда.
И еще одна полезная информация. Через короткое время Андрей Сиповатый стал владельцем солидного кирпичного особняка и ездил исключительно в пятисотом «мерседесе» с усиленным корпусом, за рулем которого сидел водитель, получавший свою зарплату, естественно, в отделении фонда, а охраняли нового председателя крутые парни на джипе «гранд-чероки».
