Алексей Макеев - Восьмая горизонталь
Когда он, наплевав на советы диетологов и плотно перекусив, отправился спать, Мария уже видела десятый сон. Пошел третий час четверга.
Утром Гуров прежде всего позвонил Семену Семеновичу и договорился о встрече. Как Лев и предполагал, старый криминалист не только не отказал ему, но даже обрадовался возможности помочь Гурову, которому очень симпатизировал, а заодно лишний раз блеснуть своей эрудицией и, как выразился Липкин, «стряхнуть пыль с мозгов». Семен Семенович был не лишен некоторого тщеславия!
Затем Лев Иванович поехал в Управление за тростью Таганцева и картонкой с двумя пиками.
Настроение у полковника Гурова, как и вчерашним утром, было преотвратное. Засыпал он долго и выспался скверно, а главное, не давали ему покоя некоторые предположения, делиться которыми он пока что не собирался даже с Крячко и Петром Николаевичем.
По дороге Гуров попытался послушать новости, и это ему удалось, но настроения не улучшило. Новости сейчас передают все больше специфические. Опять кто-то где-то взорвал себя и полгектара толпы впридачу. Лев подумал, что логичнее было бы сообщать о тех случаях, когда никто никого не взрывает…
Повертев ручку настройки, Лев Иванович нарвался на какую-то из FM-станций, расплодившихся в столице, точно блохи в собачьей шкуре. Тут ему доверительно сообщили, что «у брюнеток и блондинок сердце сделано из льдинок», причем столь гнусавым козлетоном, что певца хотелось срочно отправить к отоларингологу лечиться от хронического насморка. Далее, в припеве, обладатель козлетона пожаловался, что у него «с баблом сплошной облом», а значит, растопить ледяные женские сердца ему решительно нечем. Затем Льву Ивановичу предложили посетить сезонную распродажу с пятидесятипроцентной скидкой.
«Одни рыжие остаются, – злобно подумал Гуров, выключая приемник. – Хотя… Кто его знает, из чего у них сердце сделано! А распродажа означает, что пятьдесят процентов их товара ты, присмотревшись, скинешь в ближайшую помойку».
Ехать к Липкину в таком паршивом расположении духа Лев Иванович не хотел, а потому, забрав у капитана Харченко вещдоки, он поднялся в свой кабинет. Нужно было рассказать Стасу о невеселых событиях прошедшей ночи, узнать, как идут дела у него. К тому же Гуров надеялся, что его настроение хоть немного улучшится от разговора с Крячко.
– Как успехи? – поинтересовался друг, выглядевший в отличие от своего непосредственного начальника свежим, как майская роза. – Что это у тебя такая постная физиономия? Маша устроила сексуальную голодовку?
Лев Иванович лишь колоссальным усилием воли удержался от крепких выражений.
Очень кратко Гуров рассказал Станиславу о том, что произошло после их ночного совещания в генеральском кабинете.
– Я что-то упустил, чего-то не заметил, – закончил Лев. – Поэтому и нервничаю. Слишком многого не могу понять, даже предварительные версии не выстраиваются. Вот и бешусь. А чего ты хочешь, когда у меня на глазах…
– Убирают важного, как ты считаешь, свидетеля, – продолжил Крячко, – или, как минимум, возможного информатора первого уровня. Но, Лева, я даже не сам тебе возражать буду, а всего лишь повторю слова господина генерала, которые ты мне только что передал: все это лишь предположения. Хотя небезынтересные.
– Убирают – хлам, а таких информаторов – ликвидируют, – раздраженно возразил Гуров. – Я сам прекрасно вижу слабость одного звена в цепочке своих рассуждений. Как он смог просчитать время моего звонка Хрюше?
Станислав некоторое время молчал, раздумывая о чем-то, а потом сказал:
– Аналитик ты отличный и психолог тоже. Но, не в обиду тебе будет сказано, в технических вопросах, в разного рода железках и электронике разбираешься похуже меня. Имеется одна мыслишка, попробую ее проверить. С прослушкой этой. И не только с прослушкой.
– Какие тут обиды? – пожал плечами Гуров. – Я сам хотел тебя попросить, чтобы ты занялся раскопками в этом направлении. И с капитаном из ГИДД переговори, может быть, сумеете вдвоем вычислить, какими устройствами преступник вскрыл замок, подавив сигнализацию, и как он завел машину.
Крячко согласно кивнул. Во всем, что касалось автомобилей, он считал себя непререкаемым авторитетом. Вообще говоря, заслуженно. Давно замечено, что людям свойственно с повышенным и обостренным интересом относиться к мнению окружающих об их увлечениях, хобби. Скажем, почтенный профессор математики не слишком расстроится, если кто-то выразит сомнения в его профессиональных достоинствах, скорее всего, просто вступит в вежливый спор с коллегой. Но попробуйте сказать ему, что он плохой спиннингист… Кровную обиду нанесете!
Точно так же и Станислав Васильевич не оскорбился бы, если кто-то усомнился в том, что он хороший сыщик. Сам-то он в своей профессиональной квалификации не сомневался! А вот скажи кто, что Крячко неважно разбирается в автомобилях и что он неумелый водитель… то смертельно обиделся бы.
– Что у тебя? – спросил Гуров. – Есть информация от твоей внедренки?
– Рано, – извиняющимся тоном ответил Станислав. – Встречаемся с ним в одиннадцать тридцать.
– Отлично. Я к тому времени должен вернуться от Семена Семеновича. Займись еще вот чем: свяжись с парнями из группы обработки электронной информации, с Димой Лисицыным, это лучше всего. Пусть закачают в свои машины досье на Слонова и посмотрят, с кем он пересекался из останкинцев раньше. До того, как вернулся из-за проволоки. Особо пусть посмотрят, с кем он был знаком там, в Мордовии. Нужно срочно находить подельника Слонова, непосредственного убийцу Таганцева. Если мы сумеем вычленить круг криминальных знакомств Хобота, то, действуя методом исключения, вычислим этого второго. А на заказчика убийства Таганцева нас может вывести только он. Я на тебя, Стас, очень надеюсь. Информатора своего потряси. Да не знаю я, в каком конкретно направлении! Сам сориентируйся, по контексту и обстоятельствам. Раз он среди останкинской братвы свой, не может не знать о горизонтальных связях внутри группировки. И если среди корешков Хобота есть кто-то, с кем тот был знаком раньше, если он в их табели о рангах занимает приблизительно то же место… Понимаешь меня?
– Чего тут не понять… А ты к Липкину? Не доходит до меня, что ты так вцепился в эту бумажку с пиками. И задачу ты мне ставишь очень расплывчато. Терпеть этого не могу! По контексту… – Крячко выразительно усмехнулся.
– Ничего лучшего предложить не могу, – раздраженно отозвался Лев Иванович. – Хочешь полной определенности и спокойной жизни – иди в бухгалтеры.
– У меня в школе с арифметикой дела неважно обстояли, – проворчал Крячко.
– У меня тоже. Вот и стал ментом. Ладно, я отправился к Липкину. И еще вот что: расскажи своему дятлу о том, что убили Хобота. И как его убили. Возможно, до братвы это известие еще не дошло, а мне нужно, чтобы тот, второй, об этом узнал. Да, и про Хрюшину безвременную кончину тоже упомяни. Этого останкинцы точно не знают. И намекни дятлу, чтобы он осторожненько так донес эти сведения до братков. Откуда узнал? Сам подумай, не маленький. Если подельник Слонова не полный кретин, он должен испугаться. Ведь что получается? Этот Икс устраивает натуральный сеанс одновременной игры, если шахматную терминологию использовать. Игры в ящик… Испугаешься тут! А когда люди пугаются, они начинают торопиться. И ошибаться. Вот на это я и рассчитываю.
Станислав хмыкнул, достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой, затянулся и снова хмыкнул. Он прекрасно понимал, что Лев прав, и от того, что удастся выведать у информатора из останкинцев, зависит очень многое. Крячко уже начал мысленно выстраивать предстоящую беседу, продумывать ее тактику.
– Удачи тебе! – традиционно напутствовал он Гурова. – Поклон Семену Семеновичу!
* * *Старый эксперт встретил Льва Гурова радушно и даже не без некоторой торжественности. Лицо его осунулось и похудело еще сильнее со дня их последней встречи, глубокие морщины резче залегли в уголках рта и глаз, но рукопожатие осталось твердым и цепким. А вот передвигался Липкин медленно, с трудом волоча ноги, почти не отрывая их от пола.
Семен Семенович заварил по особенному рецепту какой-то уникальный чай, фунтовую упаковку которого прислал ему из Глазго профессор криминалистики Ричард Бредфорд, считавший Липкина своим учителем. Стояла на столе и бутылка коллекционного шотландского виски «Джек Даниэлс», подарок того же «малышки Дика», как называл одного из ведущих британских криминалистов Семен Семенович.
Выглядел Семен Семенович как классический персонаж пошлейшего еврейского анекдота. Длинные седые волосы, поредевшие на макушке, обрамляли могучей лепки череп, со скошенным назад лбом и выпирающими, как у неандертальца, надбровными дугами. Большие выпуклые карие глаза с характерным масляным блеском смотрели на Гурова из-под седых бровей весело и приветливо. Липкин в свое время дружил с отцом сыщика, генералом Иваном Гуровым, а самого Леву помнил еще кудрявым десятилетним мальчишкой, которого отец приводил на елку в ДК «Динамо». Как же давно это было…