Андрей Константинов - Ребус. Расшифровка
– Нет! Откуда? – заржал Игорь.
– …Так вот, мне на телефон звонит какой-то кекс и сказывает: «Я, мол, из службы охраны президента – не хотите ли вернуть себе паспорт и расческу, которая у вас в паспорте хранится?» А я уже того, хороший. Говорю: «Я в восторге – подгребай», а он мне: «Я у входа в Тинькоф». Ну, мы с Севером выходим…
– Парни, а вы с 1989 года хотя бы на полчаса иногда расставались? – улыбнулся Игорь.
– А может, они за нами следят? – ни к селу очнулся Север.
– Кто? – в голос одновременно отозвались Игорь и Утюг.
– Охрана президента, – ответил Север.
– Да ты посмотри на свою рожу, а потом на президентскую! – ахнул Утюг и продолжил: – Так вот, опер этот и спрашивает (притом что узнал меня сразу, гад): мол, есть у меня деньги? Я ему отстегнул, а он мне вернул паспорт и расческу. Говорит, на Невском случайно нашел. Во! Представляешь?
Игорь начал уставать от похмельных балагуров. Он знал, что, несмотря на то, что теперь парни заправляют крупной продуктовой базой, по жизни они все равно остались прежними.
– Да, интересная история, – вынужденно согласился Игорь.
– Так он просто паспорт посмотрел, – снова очнулся Север.
– Какой? – не понял Утюг.
– Твой.
– Зачем?
Игорь с интересом смотрел на весь этот цирк.
– Чтоб тебя узнать, когда мы из «Тинькофа» выйдем, – проанализировал Север.
– А ведь точно! – Утюг захохотал.
В этот момент мимо Лямки к стойке за сигаретами прошел подручный Ребуса. Проходя, он с издевкой поднял воротник «кенгурухи» Лямки, натянул его ему на голову и отвесил легкий подзатыльник.
Этого не ожидал никто. Этого не ожидал 2004 год, который стоял «на дворе» Караванной, бывшей Толмачева улицы. Может быть, поэтому никто тогда не успел даже толком подумать, как на все это следует реагировать. В том числе и Лямка, который, тем не менее, по-детски покраснел.
А вот Утюг сделался серьезный. Утюг был бывшим гангстером и раздолбаем, но душа его была благородна. Это, кстати, очень сильно отличается от фразы: «В душе он был благородный». Утюг вырос на улице, и даже она не переваривала, когда унижают парня рядом с его девчонкой. Утюг глянул на смутившуюся Полину и отчетливо гаркнул в сторону хама:
– Ты ничего не попутал, лапоть?!
При этом в голосе его блеснули нотки образца 1992 года.
Ладонин замер. Он знал, что именно с этого все и начинается. «Может, еще ничего и не началось?» – попытался успокоить сам себя Ладонин. Но, как оказалось, напрасно.
– Чте такое? – коверкая слово, оглянулся парень. Лицо его было гладким и наглым.
Это «ЧТЕ» подорвало Утюга. Он вскочил и шагнул к парню:
– Ты книжку «Минно-взрывная травма» листал на досуге когда-нибудь?
– Ты… – парень ткнул Утюга в грудь пальцем.
А вот в этом он был не прав. Утюг органически не переваривал плохих манер. А про то, что показывать пальцем нехорошо, он запомнил еще со слов своей бабушки. Утюг схватил парня за палец и дернул вниз. Что-то хрустнуло, и официантка за стойкой зажмурила глаза от больного возгласа «А-а-а!..», прозвеневшего на все «Дэ Фэ».
Ребус поперхнулся пирогом и широко открыл глаза – такого он не видел уже давно. Между тем Север потянулся за пепельницей и сжал ее в руке. Это неосознанное движение он сделал очень своевременно, так как в дверях показалась пара влетевших на подмогу хлопцев Ребуса. Сидевший у дверей охранник Игоря, молодой кикбоксер, пробил одному из них сильный в ягодицу…
И-На-Ча-Лось!
Коленом в голову Утюг смачно вмазал присевшему парню со сломанным пальцем, резко развернулся, и на его развернутое лицо пришелся хороший боковой. Бил боксер. Утюг на пару секунд «уехал», и этого времени было достаточно, чтобы второй боковой повалил его на пол. В ответ на это Север молча и очень так по-товарищески положил пепельницу с рекламой ковбоя Мальборо на затылок боксеру, и тот упал на Утюга сверху.
– Разрешите пройти? – перед Севером стоял Валера Россомахин, учтиво пытаясь выбраться из столь щекотливой ситуации.
Север, мгновенно оценив в Валере своего, ткнул его лбом в нос. Валера с досадой схватился за ушибленный орган обоняния, после чего его колено расчетливо оказалось на яйцах Севера. Ожидать дальнейшего развития событий Задорный не стал и скоренько потопал на выход, о чем страшно перепуганная Полина все ж таки умудрилась просигнализировать бригадиру.
В это время охранник Игоря, расправившись с одним, теперь никак не мог найти для себя хотя бы глоток воздуха – его душили. Вонючей и абсолютно нестерильной старой футболкой для протирки фар его душил водитель Ребуса, и зрелише это было, по правде сказать, малоэстетическим.
Ладонин подскочил к Ребусу, который с нескрываемой интригой наблюдал за происходящим.
– Настроение хорошее? – зло и быстро выплюнул Игорь.
– Опасаешься чего-нибудь? – язвительно заметил Ребус. Вспомнил он его в эту минуту или нет, было непонятно.
Сзади, как в плохом кино, раздался стеклянный треск и писк женщины. Это хрюкнул стенд с пирожными, на который навалился Утюг с хамом. Оба очухались и не без азарта взялись за прежнее.
– Дерганый ты какой! – поманил Игоря Ребус – В детстве неожиданно не пугали? Фобий нет?
– Слышь! – по-старому огрызнулся Ладонин.
Ребус резко вскочил, а Игорь, не шелохнувшись, демонстративно остался стоять. Ребус резко ткнул пальцем Игорю в горло, и тот, захрипев, присел на корточки.
– Слышу, – произнес Ребус, спокойно опустился на свое место и посмотрел на депутата. Лицо у законника (в данном случае не путать с вором в законе, хотя некоторые общие черты, безусловно, имеются) было глупое и испуганное. Он ошарашенно вращал башкой, бросая взгляд то на Ребуса, то на своего охранника, который пытался заломить руку Северу каким-то хитрым изворотливым приемом.
– Да, блядь! – больше от боли, нежели от констатации факта крикнул Север.
Он присел, подхватил паренька под колени, поднял и, пару раз шагнув в сторону, приложил к бару, с которого полетели, разбиваясь, мелкие и крупные вещицы. Север хотел сказать классическое: «Помойтесь, ребята», но, поскользнувшись, не удержался на ногах и рухнул назад, угодив прямиком на колени к депутату. Ребус профессионально рубанул его сцепленными кулаками, и Север временно ушел в астрал, уткнувшись лицом в тарелку с остывающими пирогами.
Лямка тоже пытался было подпрыгнуть и нырнуть в рукопашную, но Полина, зажмурившись, стиснула ему руку и прошептала: «Не шевелись!» Когда на секунду она все-таки приоткрыла глаза, то увидела, как слегка продышавшийся Ладонин получил два неплохих удара по шее и по затылку…
– …Всем лежать! Тихо, тварь! Прикладом захотел? Запутались тут в улицах! – это по тревожной кнопке приехала группа захвата, вопли которой сопровождались хлесткими звуками ударов неживого по живому.
– Все-все! Командир, осознали! Чо лупишь-то так! – огрызались буяны.
– Карту купи, лапоть! – огрызнулся и Утюг. Еще одного удара кованым сапогом он даже не почувствовал.
Полина наконец открыла глаза, искоса посмотрела на лежавшего под сержантом Игоря и некстати подумала по-своему, по-девичьи: «Все, рубашку теперь не отстираешь». Это заметил Ладонин:
– Спасибо за сотрудничество. Всегда обращайтесь, – прокряхтел он, неверно проинтерпретировав ее взгляд, и… улыбнулся. И то сказать, давненько он уже так не расслаблялся.
В этот момент из своего угла подал голос Ребус, который аккуратно встал и произнес: «Ну, я пошел». И зачем-то добавил: «А всем филиппычам счастливо отписаться».
– Ага, щас! – В кафе объявился милиционер в капитанских погонах с бывалым помятым видом, а с ним пара сержантов. Это была патрульно-постовая подмога. – Все присели на места. Я всех пересчитываю. Все не открывают рот. Вас много, а нас мало! От страха могу открыть беспорядочную пальбу. Вопросы?
– Я депутат… – впервые подал признаки жизни депутат ЗАКСа. Голос его при этом был далеко не телевизионно-уверенным, потому как редкие межфракционные парламентские потасовки, в которых ему пару раз доводилось участвовать, проходили не в пример камернее.
– Спокойно, товарищ депутат! – гаркнул капитан и рывком усадил его на место. – Сейчас и с тобой разберемся – какой ты Сухов.
Через некоторое время, когда народ в кафе более-менее пришел в себя и угомонился, начали разбираться. Участников побоища, которых нетрудно было определить по характерным внешним признакам, отфильтровали в один угол, а остальных принялись переписывать как потенциальных свидетелей. Когда очередь дошла до Лямки и Ольховской, Полина за двоих ответила, что никаких документов у них с собой, к сожалению, нет. Естественно, у «грузчиков» были при себе и паспорта, и ксивы, но служебная инструкция четко гласила, что в подобных ситуациях личности светить нельзя ни в коем случае, и уж тем более категорически запрещено подписывать что-либо официальное. В ответ на это сержант невозмутимо повел плечами, приказал «тогда сидите, ждите» и продолжил перепись населения.
