Леонид Замятин - Эффект «домино»
Мою заминку он воспринял с усмешкой, по-видимому, догадываясь, что не все гладко получается в моей версии. Так что сейчас не время для глубокого анализа, нужно попробовать «дожать» сидящего передо мной человека, чью причастность к совершению хотя бы одного из злодеяний я предполагал, правда, лишь на основании косвенных улик. Но в надежде на то, что он может дать слабинку, я продолжил:
— Потом, скорее всего, ты донимал его телефонными звонками. Делал короткое анонимное внушение по поводу якобы совершенного им преступления и подталкивал к явке с повинной. Твой тонкий расчет оправдался: он явился в милицию и признался в несовершенном убийстве. Но ты несколько промахнулся, считая Колмыкова законченным шизо-фреником и уповая на то, что следствие пойдет по легкому пути — признает его виновным в гибели Макарова и отправит на годы в психиатрическую больницу. Так вот, у Колмыкова схожая по внешним признакам с шизофренией, но вполне излечимая болезнь: маниакально-депрессивный психоз. Память при этой болезни восстанавливается. Вот он и припомнил высокого человека, который настойчиво внушал ему идею мести. Он даже вспомнил твою любимую поговорку: «Ловкость рук и никакого мошенства». Кстати, и я начал подозревать тебя, когда ты попотчевал меня этим изречением. Так как ваши встречи происходили на центральном рынке, мы и решили поискать тебя там. Рейд для нас закончился неудачно. Но поздним вечером этого же дня Колмыков был выманен из квартиры и сброшен с девятого этажа. Возник закономерный вопрос: за что так немилосердно обошлись с ним? Для кого представлял опасность больной человек? Но его заметили вместе со мной и быстро сделали вывод: идет розыск. Из криминальных дельцов центрального рынка, пожалуй, лишь господин Саврасов знал, кто я и с какой целью объявился там. Он явственно ощутил затхлый воздух следственного изолятора и вкус баланды. Нужно было срочно спасать положение. Пока не могу утверждать, что ты сам совершил убийство Колмыкова, для этого достаточно расплодилось выродков, лишь плати денежки, а вот что именно ты заказал его — уверен. Вот, в общем, и весь краткий курс истории твоих кровавых деяний.
— Красивая история, — Ловчила ухмыльнулся. — Только ее надобно подтвердить фактами, а их у вас нет. И выходит, это уже не история, а сказка, из которой дела не скроишь. А, начальник?
— Факты отыщутся, — пообещал я без особого энтузиазма. — А ты пока, уж извини, до утра у нас побудешь. Дам тебе ручку, бумагу и строчи свое признание.
Он хмыкнул:
— Предлагаешь самому себе срок накручивать?
— Насчет срока не беспокойся, похлопочу. Проведем обыск в твоей квартире, обнаружим что-нибудь интересное.
— Там чисто.
— Уверен? — я посверлил его проницательным взглядом, как бы подчеркивая этим, что мне известно больше, чем он предполагал. — А вдруг обнаружим в присутствии понятых пакетики с героином?
— Подбросите, — процедил он сквозь зубы, как-то конвульсивно дернулся и даже сделал попытку подняться.
— Сидеть! — осадил я его окриком и продолжил уже спокойным, но мрачноватым голосом: — Да если приплюсовать кассету с твоими предыдущими признаниями, то срок за хранение и сбыт наркотика тебе уже гарантирован. И хотя на смертную казнь в нас в стране мораторий, в зоне братва этого правила не придерживается. И стоит лишь довести до их светлейших ушей слушок о твоей связи с уголовным розыском, как тебя там приговорят к высшей мере и незамедлительно приведут приговор в исполнение. Ну, как перспектива?
Сказать, что в эти минуты я торжествовал, было бы сущей неправдой. «Дожимать» противника с помощью шантажа не в моих правилах, потому-то и на душе неуютно.
— Ну что, Кеша, утро вечера мудренее. До завтра, — поспешил я закончить наше общение и попросил выложить все из карманов на стол, в том числе и ключи от квартиры.
Он подчинился.
— За машину не беспокойся, — уже как-то по-дружески пообещал я.
XVIII
Дел невпроворот. Предстоял визит к прокурору за санкцией на обыск в квартире Ловчилы. К тому же я припомнил, что при первом разговоре с Ольгой Нуждовой она обмолвилась о трех квартирах бывшего ухажера своей подруги. Все это, конечно, могло оказаться мифом. Но проверка необходима. Предстояло посетить все агентства, торгующие недвижимостью, а если он покупал без посредников, то и нотариальные конторы, где эти сделки оформлялись. И над всем этим скопищем дел — непроходящая печаль. Когда жалящая мысль, что я больше никогда не увижу Алешина, остро касалась сердца, я до боли сжимал челюсти, замирал и тихо постанывал. Отходил от приступа душевной боли и заставлял себя работать, ведь теперь необходимо крутиться за двоих, если я действительно хочу, чтобы справедливость и возмездие восторжествовали.
И все же вначале я отправился в трассологическую лабораторию. Мне не терпелось узнать результаты дактилоскопической экспертизы. Они оказались одновременно обнадеживающими и загадочными. Самое худшее предположение, что отпечатки моих пальцев совпадут с отпечатками, оставленными на ноже, не подтвердилось. Этот факт мог означать одно: цепь убийств сотрудников правоохранительных органов оборвалась на Алешине, и это несколько успокаивало, хотя бы в плане собственной безопасности. И в то же время мозг настойчиво сверлил вопрос: достиг ли убийца какой-то цели и больше ничем не проявит себя или он решил на время затаиться, чтобы затем опять выдать серию преступлений? Вопрос сложный, силой логики его не одолеешь, нужны хоть какие-то факты. Возможно, они потихоньку копятся в прокуратуре. Надо посмотреть, чем располагает следствие, и сделать это нужно незамедлительно, тем более у меня там еще одно срочное дело.
Ордер на обыск я получил безо всяких проволочек, подключив к этому делу следователя прокуратуры Горявского. А вот ознакомиться с имеющимися в прокуратуре материалами по факту расправ с сотрудниками правоохранительных органов не сумел: Писарева на месте не оказалось. Может быть, это и к лучшему. Попытка погнаться за двумя зайцами едва ли закончилась бы успешно.
Обыск проводили, как и положено, в присутствии двух понятых и представителя домоуправления. Квартиру открыли ключами, которые я изъял у Ловчилы. Сгрудились в одной комнате. Горявский объяснил понятым их задачу, а затем, развернувшись в мою сторону, вопросил:
— Приступим?
— Ну что, по часовой стрелке, — предложил я прихваченным с собой операм, поднаторелым в подобного рода обысках и имеющим в этом деле определенное чутье. Один из них снимал все наши действия на видеокамеру.
Что искать — было определено заранее: драгоценности, валюту, наркотики. Начали не спеша, внимательно высматривая, выстукивая, выщупывая и даже вынюхивая. Сей утомительный, особенно для понятых, процесс длился часа два. Результатом явились лишь найденные в одном из ящичков записная книжка и связки ключей. Все это по моему предложению внесли в протокол. С одной стороны, ключи для следствия никакой ценности не представляли, но зато они укрепили во мне веру в наличие у Ловчилы других квартир. Связок было восемь, по четыре ключа в каждой. Мы разложили ключи на три кучки: в двух оказались по три одинаковые связки и в одной — две. Напрашивался вывод: здесь хранились, кроме запасных ключей от этого жилища, ключи еще от двух квартир.
Теперь предстояло обзвонить все агентства недвижимости, которые я успел объехать до обыска и где, предъявив удостоверение, обозначал просьбу. Просили подождать. Я ссылался на срочность дел, говорил, что результат узнаю по телефону, и ехал до следующего агентства. Успел оставить свой след во всех официально зарегистрированных. Плоды своего вояжа вознамерился пожинать тотчас, прямо из обыскиваемой квартиры, благо телефон имелся. Вынул записную книжку и начал по порядку.
В первых двух конторах данные по купле Саврасовым квартиры отсутствовали, зато в третьем порадовали и сообщили адрес. Затем пришлось выслушивать несколько раз «данных не имеем», но в последнем по моему списку агентстве мне выдали еще один адрес. Настроенные на поиск улик, решили не откладывать проведение мероприятия на более поздний срок и проверить оба адреса сегодня.
Я отправился с ребятами, прихватив ключи, к следующему объекту обыска, а следователь отбыл за новыми ордерами. Встретились через полчаса. Квартиру открыли также в присутствии понятых и представителя жилуправления. Она тоже оказалась меблированной, но с меньшим шиком. Вновь объяснив представителям народа их функции и мысленно попросив помощи Господа, приступили. Обшаривали и перетряхивали не менее тщательно, чем в предыдущей квартире, но все тщетно. Червь сомнения, доселе слабо шевелившийся во мне, заворочался вовсю. По-видимому, мне предстояло расшаркиваться перед Ловчилой и приносить извинения, если конечно, он не настрочил признание, что маловероятно. Правда, оставалась маленькая надежда на обыск в третьей квартире. Но когда мы, соблюдая все формальности, переступили ее порог, у меня удрученно вырвалось:
