Фридрих Незнанский - Трое сыщиков, не считая женщины
— Есть такая, — подтвердил Свентицкий.
— Не сомневаюсь, что к вам она попала самым обычным путем.
— Купил.
— Я так и думал. Однако дело в том, что этот потир украден из Челноковского краеведческого музея. Сейчас вокруг подобных грабежей поднялся настоящий бум.
— Видимо, с Эрмитажа началось.
— Да. Теперь все музеи надеются на возврат похищенных экспонатов. Новые хозяева станут возвращать сомнительные приобретения, и, безусловно, милиция сможет по цепочке установить грабителей. Им светят немалые сроки. Они могут предупредить события — убрать людей, способных дать информацию.
— Я могу только сказать, у кого купил. Я понятия не имел, что потир краденый.
— Это само собой. Где вы его купили?
— В Самаре, когда там служил. У некоего Сергея Ивановича, кажется, его фамилия Козорезов.
— Он где работал?
— Пенсионер. Я познакомился с ним в антикварном магазине. Знаете, как это случается? Я что-то спрашивал у продавца, он случайно услышал, подошел, мы разговорились. Так и познакомились.
— В принципе, чужие разговоры случайно слышат только в детективных романах. Когда он продал вам потир?
— Незадолго до моего отъезда из Самары. Примерно три года назад.
— Он знал, что вы собираетесь переезжать в другой город?
— Кажется, я ему говорил.
— То есть секрета из своего отъезда не делали?
— Это не военная тайна, — улыбнулся генерал.
— Вы его адрес знаете? — Турецкий уже почувствовал, как его охватывает следовательский зуд — любимое, ни с чем не сравнимое состояние.
— Только телефон. Он где-то в микрорайоне живет. Я у него дома никогда не был.
— А телефон?
— Наизусть не помню. Дома есть, в записной книжке. Жена вам покажет.
— Иногда сложно разобраться в чужой записной книжке.
— Тут будет легко. Почерк у меня, скажу без ложной скромности, хороший, разборчивый. Книжки всегда лежат в одном месте. Найдет.
Глава 12 СЫЩИКИ НА РАСПУТЬЕ
— Повторяю свой вопрос, — строго сказала женщина, не дождавшись от Павла ответа. — Вы стреляли в генерала Свентицкого?
— Нет, нет и еще раз нет! — с надрывом выкрикнул сержант.
Его отчаяние ни в коей мере не смутило старшего лейтенанта. Женщина была по-прежнему спокойна:
— Вы можете описать внешность человека, стрелявшего в генерала Свентицкого?
— Я уже рассказывал об этом на допросе.
— Ничего страшного, если еще раз повторите.
— Зачем?
— Это важно.
Они сидели уже почти час. Старший лейтенант явно не рассчитывала, что сеанс займет так много времени. Она то поглядывала на экран осциллографа, то перелистывала какой-то пухлый справочник с таблицами, то что-то записывала в блокнот с разграфленными листами. Ее удрученный вид ясней ясного говорил, что сегодня попался крепкий орешек. Впервые за полгода интенсивной работы с допрашиваемыми полиграф выдавал такие замысловатые показания. Получалась одна характеристика с противоположными оценками. Это противоречило элементарной логике. Такие сумбурные выводы можно ожидать от человека, но уж никак не от беспристрастного аппарата.
— Все произошло настолько быстро, что я почти не успел его рассмотреть. Высокий и худой мужчина. Одет, как все работяги, в брюки и куртку. Сначала он бросил каску, потом скинул на ходу куртку. Что я еще могу сказать?
— Какого цвета у него волосы?
— Темные. Только не брюнет — шатен.
— Вы пишете стихи?
— Пишу.
— Часто?
— Редко.
— Кому-нибудь их показываете?
— Знакомым.
— В редакции их посылали?
— Нет.
— На что вы собирались потратить деньги, полученные за заказное убийство?
Алферов, опустив глаза, молчал. После паузы женщина задала следующий вопрос:
— Где вы были вчера ночью?
— Я не понимаю, к чему эти вопросы! — истошно закричал он. — Что вы хотите, чтобы я сказал?! К чему клоните?! Чего вы добиваетесь?!
С перекошенным от злости лицом Алферов принялся срывать с себя провода.
Плетнев и Щеткин хотели зайти к раненому вдвоем, однако врач не разрешил:
— Это только кажется, что присутствие лишнего человека не помешает. Даже если один из вас будет молчать, он все равно поневоле будет привлекать внимание генерала, а для него даже такой пустяк сейчас нагрузка, вдруг он перевозбудится. Я бы не хотел рисковать. Пускай один зайдет и задаст все вопросы или оставит часть на другой день.
— Лучше сразу узнай все, — сказал Петру Плетнев. Ему не терпелось начать разрабатывать свою «делянку», связанную с помещением на Новокузнецкой улице.
— Постараюсь, — ответил Щеткин.
За прошедшие сутки в состоянии Свентицкого произошел заметный прогресс. Он, правда, по-прежнему лежал на спине, однако появился здоровый блеск в глазах, придававший лицу несколько лукавое выражение, будто больной замыслил какой-то розыгрыш. Андрей Владиславович все время норовил пошевелить ногами и с ребяческой непосредственностью объяснил Щеткину: «Чтобы кровь не застоялась». Про руки и говорить нечего. Свентицкий сгибал их, разгибал, постоянно что-то перекладывал с одного места на другое. Врач строго-настрого предупредил, что, если генерал еще хоть раз дотронется до капельницы, ему привяжут руки ремнями к спинке кровати.
Приходу оперуполномоченного Андрей Владиславович явно обрадовался, ему хотелось разговаривать, общаться. Однако уже после первых вопросов Щеткина на лице генерал-лейтенанта появилось смущенное выражение. Он быстро почувствовал, что ничем не может помочь следствию. Несколько человек будут трудиться из-за его персоны, возможно, даже подвергать себя опасности, тратить время. Ему хотелось бы рассказать что-нибудь путное, облегчить им работу, но не получалось.
— Вы не комплексуйте, Андрей Владиславович, — успокоил его Щеткин. — Любые ваши слова полезны для следствия. Вам достаточно только систематизировать свои воспоминания, чтобы не шарахаться из стороны в сторону. Тогда все будет в порядке. Скажите, кто был первым из ваших проштрафившихся подчиненных, получившим большой срок наказания.
— Младший лейтенант Гайворонский. По-моему, пять лет лишения свободы.
— Какое преступление он совершил?
— Жестоко избил молодого солдата-срочника.
— Это была неожиданность или вы раньше замечали у лейтенанта садистские замашки?
— Полная неожиданность. Виктор был грубым, конечно, страшный матерщинник, только прежде рукам волю не давал. А тут будто с цепи сорвался. Так пацана отметелил, что бедняге пришлось и почку удалять, и селезенку оперировать, короче говоря, тот инвалидом остался.
— Что послужило причиной конфликта?
— Никто не знает. Сам Гайворонский утверждал, что на него затмение нашло.
Петр скептически хмыкнул:
— Глядишь, на свободе снова найдет?
— Медэкспертиза признала его вменяемым. Суд приговорил к пяти годам тюрьмы. По моим расчетам, уже должен выйти.
— Узнавали, чем он сейчас дышит? — осведомился Щеткин.
— Увы, нет. Не такой уж я слуга царю, отец солдатам, как следовало бы… — криво улыбнулся Свентицкий. — Мог бы поинтересоваться его судьбой, да вот не знаю о нем, нынешнем. Второй из сильно мною обиженных — некто Вертайло. Это более опасный тип. И хотя изрядно трусоват, но мужичок себе на уме. Если что где плохо лежит, мигом приберет к рукам. За ним не заржавеет.
— Иван Игнатьевич Юшин рассказывал, что недавно этот Вертайло приезжал в питомник «Красная звезда», какую-то провизию привозил. Не знаю, для собак или для людей.
— Так вы Юшина видели? — оживился Андрей Владиславович, и на его лице появилась улыбка. — Вот славный человек. Личность! Не винтик. Из тех, на ком земля держится. Он же зрение потерял! А раньше у полковника такая присказка была: когда человек не нравится, он сразу: «Глаза бы мои его не видели». Вот про Вертайло Иван Игнатьевич с первого дня появления прапорщика у нас так отзывался. Сразу его раскусил. А тот наглый тип, оружием торговал почем зря, патронами. Ну, попался в конце концов. До того обнаглел, что действовал практически в открытую, при свидетелях. В ногах потом валялся, умолял простить. Я — ни в какую. Веры у меня этому Вертайло ни на грош не было.
— Проверим его.
— Проверьте. Быстро убедитесь, что, в принципе, он трусоват. Но не большого ума человек. Легко попадает под чужое влияние. Поэтому если вокруг него оказались какие-нибудь бандюги, он запросто мог перенять их замашки. Он восприимчив ко всем у плохому.
— Кроме этих двоих еще кого-нибудь подозреваете? В первую очередь нужно обратить внимание на жителей Москвы и Подмосковья.
Андрей Владиславович попросил подать ему стакан минералки, попил, после чего сказал:
— Москвичей было мало, а из Подмосковья многих присылали. Поэтому и получается, что и Вертайло, и Гайворонский — оба под рукой. Что касается непосредственно Москвы, тут, пожалуй, нужно назвать Сергея Легостаева. Казалось, парень как парень — и вдруг попадается на вымогательстве. Переодевался в милицейскую форму, выезжал на трассу и сдирал штрафы с проезжающих частников. Психология таких водителей хорошо известна: никто же не станет проверять у гаишника документы. Им бы побыстрей отвязаться. Рады заплатить, чтобы ехать дальше. Вот Легостаев этим и пользовался.