Луиза Пенни - Убийственно тихая жизнь
Потом, еще до прибытия других полицейских, получивших задание провести здесь обыск, она сделала кое-что, о чем было известно только ей одной: вышла наружу и в слабом свете дождливого утра дошла до места, где была убита Джейн Нил. И она сказала мисс Нил, что старший инспектор Гамаш непременно отыщет того, кто сделал с ней это.
Агент Изабель Лакост верила, что с другими нужно поступать так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой, и она знала, что ей хотелось бы, чтобы и для нее кто-то сделал то же самое.
После этого она вернулась в холодный клуб. Уже приехали другие полицейские, и все вместе они принялись обыскивать помещение, снимать отпечатки пальцев, фотографировать, складывать вещдоки в пластиковые пакеты. А потом агент Лакост, роясь в ящике единственного оставшегося здесь письменного стола, нашла их.
Гамаш держал наконечник на ладони так, как обычно держат гранату. Этот наконечник явно предназначался для охоты. Четыре лезвия сходились в острие. Теперь он своими глазами видел то, о чем говорилось на собрании в церкви. Этот наконечник словно горел желанием прорезать насквозь его ладонь. Выпущенный из лука со всей той силой, что накопилась за тысячи лет его совершенствования, такой наконечник наверняка прошьет насквозь человеческое тело. Удивительно, что в свое время изобрели огнестрельное оружие, когда уже существовало это, бесшумное и смертельное.
Агент Лакост протерла мягким полотенцем темные волосы, с которых капала влага. Она стояла спиной к весело потрескивающему в камине огню, в первый раз за несколько часов ощущая тепло, вдыхая запах домашнего супа и хлеба и глядя, как наконечник-убийца передается из рук в руки.
Клара и Мирна двигались в очереди вдоль фуршетного стола, держа в руках кружки с горячим гороховым супом и тарелки с теплыми булочками из пекарни. Перед ними Нелли накладывала еду в тарелку.
– Я беру и для Уэйна, – зачем-то объяснила она. – Вон он там сидит, бедняга.
– Я слышала, как он кашлял, – сказала Мирна. – Простудился?
– Не знаю. Что-то у него в груди. Я впервые за несколько дней вышла из дома – все при нем да при нем. Волнуюсь. А сегодня Уэйн сказал, что пойдет на собрание. Он ведь у мисс Нил и газон косил, и всякие работы по хозяйству для нее делал.
Клара и Мирна проводили взглядом Нелли, которая понесла тарелку с горой еды к Уэйну, ссутулившемуся за столиком. Она вытерла ему лоб, помогла встать на ноги. Потом они вдвоем вышли из бистро: Нелли, озабоченная глава семейства, и Уэйн, покорный и довольный, что есть на кого опереться. Клара надеялась, что он поправится.
– Ну и что ты думаешь о собрании? – спросила Клара у Мирны, пока они продвигались вдоль стола.
– Мне он понравился, этот инспектор Гамаш.
– Мне тоже. Но вот как-то странно: чтобы Джейн убили охотничьей стрелой?
– Хотя, если подумать, все логично. Сейчас охотничий сезон. Но я согласна: у меня дрожь по телу от старой охотничьей стрелы. Жуть какая-то. Индейку?
– Давай. Сыра? – спросила Клара.
– Ломтик. Нет, пожалуй, мне ломтик чуть побольше.
– Когда ломтик превращается в кусище?
– Ну, если ты сама как кусище, то размер не имеет значения, – сказала Мирна.
– Не забыть бы: в следующий раз лягу спать с кусищем английского сыра.
– Ты изменяешь Питеру?
– С едой? С едой я изменяю ему каждый день. С мармеладным мишкой, имя которого не назову. Вообще-то, его зовут Рамон. С ним я чувствую себя совершенной. Нет, ты только посмотри. – Клара показала на цветочную композицию на буфете.
– Я ее сегодня утром сделала, – сказала Мирна, довольная тем, что Клара все же заметила.
«Клара все замечает, – подумала Мирна, – но ей хватает такта говорить только о хорошем».
– Я так и поняла. В ней что-нибудь есть?
– Посмотри – и увидишь, – с улыбкой сказала Мирна.
Клара наклонилась над композицией из однолетней монарды, гелениума и кисточек для акриловых красок и увидела внутри пакет в оберточной бумаге.
– Чувствую, что там шалфей и зубровка, – сказала Клара, вернувшись за столик. Она принялась разворачивать бумагу. – Это означает то, о чем я думаю?
– Для обряда, – ответила Мирна.
– Какая великолепная мысль. – Клара погладила Мирну по руке.
– Из сада Джейн? – спросила Рут, вдыхая терпкий, безошибочно узнаваемый запах шалфея и сладковатый аромат зубровки.
– Шалфей – да, мы с Джейн собирали его в августе. А зубровку я взяла у Анри недели две назад, когда он косил траву. Она растет вокруг Индейского камня.
Рут передала их Бену, который взял растения, но с опаской.
– Да ладно, они тебя не укусят. – Рут выхватила у него засушенный букетик и помахала перед носом Бена. – Насколько мне помнится, тебя даже приглашали на обряд летнего солнцестояния.
– Только в качестве человеческой жертвы, – откликнулся Бен.
– Перестань, Бен, это несправедливо, – сказала Мирна. – Мы же говорили, что, возможно, это и не понадобится.
– Это было забавно, – сказал Габри, заглатывая фаршированное яйцо. – Я облачился в сутану.
Он понизил голос и огляделся: а вдруг священник и в самом деле войдет и захочет провести обряд.
– Лучшего применения для сутаны не найдешь, – сказала Рут.
– Спасибо, – слегка поклонился Габри.
– Это был вовсе не комплимент. У тебя до обряда была традиционная сексуальная ориентация?
– Откровенно говоря – да. – Габри посмотрел на Бена. – И все получилось. Волшебство. Тебе определенно нужно сходить еще раз.
– Это верно, – сказал Оливье. Он стоял за спиной у Габри и массировал ему шею. – Рут, а ты до обряда была женщиной?
– А ты?
– И ты говоришь, что это, – Гамаш держал наконечник острым концом к потолку, – было найдено в незапертом ящике вместе с двенадцатью другими такими же?
Он осмотрел наконечник с его четырьмя лезвиями, сходящимися в элегантное смертельное острие. Это было идеальное бесшумное орудие убийства.
– Да, сэр, – ответила Лакост.
Она твердо держалась своего места у огня. С этого места в отдельном зале бистро она видела дождь за стеклянными дверьми, настоящий холодный ливень, хлещущий по стеклу. Ее руки, освободившиеся от орудия убийства, держали горячую кружку с супом и теплую булочку с ветчиной, растопленным сыром и несколькими листьями салата.
Гамаш осторожно положил наконечник на раскрытую ладонь Бовуара.
– Это можно надеть на любую стрелу?
– Что у вас на уме? – спросил у шефа Бовуар.
– В этом клубе полно спортивных стрел, верно?
Лакост кивнула с полным ртом.
– С такими маленькими короткими наконечниками, похожими на пули?
– Верно, – не переставая жевать, ответила Лакост.
– Можно ли их снять, а такие наконечники надеть?
– Да, – ответила Лакост, с трудом проглатывая очередной кусок.
– Скажи, пожалуйста, – улыбнулся Гамаш, – откуда ты это знаешь?
– Прочитала в Интернете вчера вечером. Наконечники делаются взаимозаменяемыми. Конечно, нужно уметь это делать, иначе изрежешь пальцы в клочья. Но да, один можно снять, а другой надеть. Так задумано.
– Даже на старые деревянные?
– Да. Я подозреваю, что эти охотничьи наконечники были сняты со старых деревянных стрел в клубе. Кто-то их снял и заменил на спортивные.
Гамаш кивнул. Бен говорил им, что собирал старые деревянные стрелы у жителей деревни, которые отказывались от них ради более современных. Стрелы изначально имели охотничьи наконечники, и ему пришлось заменять их на спортивные.
– Хорошо. Передай их все в лабораторию.
– Они уже отправлены, – сказала Лакост, садясь рядом с Николь.
Та чуть-чуть отодвинула свой стул.
– На какое время назначена встреча с нотариусом Стикли? – спросил Гамаш у Николь.
Иветт Николь прекрасно знала, что встреча назначена на час тридцать, но увидела возможность продемонстрировать, что она хорошо слушала его маленькую лекцию.
– Я забыла.
– Прошу прощения?
«Ха, – подумала она, – он отвечает тем же, произнося в ответ одну из главных фраз». Она быстро перебрала в уме другие фразы – те, что вели к повышению по службе. «Я забыла», «Прошу прощения», «Мне нужна помощь». И что там еще?
– Я не знаю.
Старший инспектор Гамаш взглянул на нее с неприкрытой озабоченностью:
– Понимаю. Вы случайно не записали время?
Она подумала, не прибегнуть ли к последней фразе («Мне нужна помощь»), но опустила голову и покраснела, чувствуя, что попала в какую-то ловушку.
Гамаш посмотрел в собственные записи.
– Встреча в час тридцать. Если повезет, то мы попадем в дом мисс Нил, когда разберемся с завещанием.
Перед этим он позвонил своему старому приятелю и соученику суперинтенданту Бребёфу. Мишель Бребёф опередил Гамаша по службе, получил должность, на которую претендовали они оба, но это никак не повлияло на их отношения. Гамаш уважал Бребёфа, любил его. Суперинтендант посочувствовал Гамашу, но обещать ничего не смог.
