Хьелль Даль - Человек в витрине
Он осмотрел стоящие рядом с зеркалом напольные часы. Они остановились в четверть одиннадцатого. Гирьки, висевшие за дверцами, напоминали сосновые шишки. Инспектор Гунарстранна вернулся к столу и сел в крутящееся кресло — дорогое, деревянное, с кожаной обивкой. Кресло оказалось очень удобным. Инспектор покрутился туда-сюда, то и дело косясь на заваленный шкафчик. Потом он выдвинул верхний ящик стола. Ящик оказался завален ручками, карандашами, корректирующей лентой, бутылочками с корректирующей жидкостью, линейками и множеством старых с виду резиновых печатей. Гунарстранна выбрал одну наугад, перевернул, сдвинул очки и с трудом прочел зеркальное отражение букв:
«РЕЙДАР ФОЛЬКЕ-ЕСПЕРСЕН ОСЛО».
На другой печати была вырезана заглавная буква «Б» для почтовых отправлений второго класса по сниженному тарифу. На третьей он прочел:
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО».
Он закрыл верхний ящик и выдвинул следующий. В нем хранились отвертки, гаечные ключи и всевозможные плоскогубцы. В углу стояла старая чайница без крышки. Гунарстранна прочел название: «Риджуэй». В чайнице лежали шурупы, старые гнутые гвозди, гайки и крючки.
Гунарстранна выдвинул третий ящик и увидел сложенную белую скатерть и полбутылки хереса. Он повертел бутылку в руках, прочел этикетку: «Бристоль Крим». Отвинтив крышку, втянул носом терпкий аромат. Потом задумался, глядя перед собой. Херес… он пытался вспомнить, покупал ли когда-нибудь херес. Да, наверное, один или два раза. Херес не относился к числу его любимых напитков. Гунарстранна поставил бутылку на место.
В кабинете было тепло, а в толстом зимнем пальто — даже жарко. Гунарстранна подошел к окну, пощупал электрический радиатор, отдернул руку. Радиатор был включен на полную мощность. За окном уже стемнело. Он с трудом разглядел кусок дороги за проволочной оградой, отделяющей здание склада от соседнего дома. Из дома неторопливо вышли две фигуры в зимних пальто. Они сели в машину. Зажглись фары; машина ненадолго исчезла из поля зрения и вскоре снова появилась в проеме между двумя зданиями. Задние фонари отбрасывали красные отблески на сугробы снега. Он отошел от окна, открыл дверь. В приемной помещались кухонный уголок с раковиной и светлый деревянный обеденный стол. В раковине Гунарстранна увидел два бокала с засохшими остатками жидкости на дне. Он нагнулся и принюхался. Характерный терпкий аромат — такой же, что и от вина в бутылке. Он обернулся, задумчиво посмотрел в сторону кабинета. Не спеша сел в роскошное кресло. Снова выдвинул верхний ящик.
«Кто-то все убрал со стола», — подумал он, окидывая взглядом свалку на подоконнике и на шкафчике для документов.
«Кто-то расстилает скатерть и ставит на стол два бокала, — продолжал размышлять Гунарстранна. — Кто-то пьет херес. Рейдар Есперсен и кто-то другой пьют херес. Другой или другая? К нему приходила женщина…» Да, скорее всего, у него побывала женщина. Скатерть. Херес… Гунарстранна достал из кармана пальто мобильник и набрал номер. Кресло уютно поскрипывало. Ему ответил женский голос. Гунарстранна объяснил, зачем звонит, и продиктовал адрес. Убрав мобильник на место, он достал из внутреннего кармана шариковую ручку. Ею он осторожно задвинул ящик с бутылкой и скатертью. Потом, также ручкой, отодвинул в сторону пластмассовую подставку. Под ней он увидел выцветший конверт, а под конвертом — фотографию. Выцветший черно-белый портрет женщины с густыми темными волосами, которые каскадом спадали по плечам. Она понимающе улыбалась, как будто поймала его на подглядывании и снисходительно укоряла его. Женщине на снимке можно было дать лет двадцать пять, не больше. На ее правой щеке выделялось довольно большое родимое пятно — посередине между скулой и нижней губой.
Инспектор Гунарстранна довольно долго разглядывал фотографию. Он склонил голову набок и старался представить себе это лицо после разрушительного действия прошедших лет. Мышцы одрябли, уголки рта опустились, образовались глубокие носогубные складки… Возможно, под глазами появились мешки, лицо избороздили морщины. Инспектор был уверен в одном: эту женщину он никогда не видел. Он подсунул под фотографию ручку и осторожно перевернул ее. На обороте он увидел короткую надпись — всего пять слов. Почерк четкий, буквы скругленные. Много лет назад неизвестная женщина написала: «Потому что я люблю тебя».
Гунарстранна вздрогнул, услышав эхо, когда внизу хлопнула входная дверь. Он проворно вскочил и вышел на площадку. Внизу он заметил знакомую фигуру. Карстен Есперсен пробирался по проходу, толкая перед собой тележку. Инспектора Есперсен не видел. Он толкал тележку перед собой и не остановился, пока не добрался до противоположной стены склада. Там он начал грузить на тележку покрытый резьбой платяной шкаф.
— Здравствуйте! — крикнул инспектор.
Есперсен вздрогнул и круто развернулся.
— Вы что там делаете? — крикнул Гунарстранна.
— Я хотел задать вам тот же самый вопрос! — хладнокровно ответил Есперсен. — Здесь частная собственность.
Гунарстранна покачал головой и приказал:
— Вон!
— Что вы сказали?!
— На складе необходимо произвести тщательный обыск. Здесь ничего нельзя трогать. Мы ищем улики. Вам придется подождать. Зачем вам понадобилась тележка?
— Я хотел кое-что вывезти, — беспомощно ответил Есперсен.
— Что?
— Это уж мое дело.
— Что вы собирались вывезти?
— То, что принадлежит мне по праву.
— Ладно, — ответил все еще раздраженный инспектор. — Не желаю вмешиваться в ваши споры из-за наследства. Но сейчас я по-хорошему прошу вас немного подождать. — Он начал решительно спускаться по лестнице и, очутившись внизу, повторил: — Вон!
Есперсен не двинулся с места. Они стояли в соседних проходах, разделенные старой мебелью.
— Уходите же, — приказал инспектор, все больше досадуя.
Есперсен откашлялся.
— Отец завещал этот шкаф мне, — сказал он после паузы.
— Мне все равно, что и кому оставил ваш отец. Пока здесь ничего нельзя трогать! Так что уходите. Вас и других наследников известят, когда можно будет забрать и шкаф, и все остальное.
— Но какое имеет значение…
— Вон!
Подбородок Карстена Есперсена дрогнул сам по себе. Губы скривились в неприязненной гримасе.
— Вы не имеете права так со мной обращаться! — прошипел он, двигаясь к выходу.
— И тележку забирайте, — сухо приказал инспектор.
Снаружи стоял фургон «тойота» с включенным двигателем. В нем кто-то сидел. Гунарстранна подошел ближе. На пассажирском сиденье, пристегнутая ремнем, сидела женщина. Она опустила стекло и, словно не видя инспектора, крикнула мужу:
— Шкаф! Где шкаф?
— Сюзанна Есперсен? — Инспектор подошел к окошку и, не снимая перчатки, протянул руку.
Она по-прежнему отказывалась его замечать. Смотрела она только на Карстена.
— Где шкаф? — спросила она, когда Карстен открыл раздвижную дверь кузова и забросил туда тележку.
Следующие ее слова потонули в грохоте боковой дверцы, которую Карстен с силой захлопнул. Сюзанна не сводила взгляда с мужа.
— Ничего тебе доверить нельзя! — укорила она.
— Жду вас завтра в полицейском управлении в одиннадцать! Вам необходимо дать показания! — громко сказал Гунарстранна ее затылку.
— Что-о?! — Сюзанна посмотрела на Карстена, севшего за руль. — Мы уезжаем отсюда с пустыми руками? Да не молчи же ты как каменный!
Есперсен угрюмо склонился к рулю. Не обращая на жену внимания, он включил передачу.
— В одиннадцать! — прокричал инспектор, когда фургон тронулся с места.
Его крик заглушили рев мотора и ругань в кабине. Гунарстранна посмотрел на небо. Шел снег. Ему на очки падали снежинки. Падали и не таяли. Он посмотрел себе на ноги. Снег накрыл улицу как будто легким пуховым одеялом. Сугробы разлетались от порывов ветра; такой снег не лип к ногам, но невозможно было и кататься на санках с гор.
Инспектор вернулся к складу и стал ждать экспертов.
* * *Через два часа Гунарстранна сидел в кафе «Юстисен» и поджидал Туве Гранос. Когда она вошла, над дверью звякнул колокольчик. Туве остановилась у входа и стала озираться, ища его. Гунарстранна встал из-за столика в углу и помахал ей рукой. Туве ответила улыбкой на его улыбку. На ней было серо-белое шерстяное пончо и берет того же цвета. Он уже собирался сказать, что она элегантно выглядит, но вместо того решил подозвать официантку. Заказал еще пиво для себя и кофе для Туве. Вначале они говорили обо всяких пустяках; Гунарстранна понимал, что это — необходимое предисловие. Туве Гранос не удовольствуется беседой о том, как у нее прошел день. Рано или поздно разговор переключится на их отношения.
