Иэн Рэнкин - Грешники и праведники
Ребус смотрел на дочь Трейнора. Она, опустив голову, вертела в руке пульт дистанционного управления.
— Совпадение, — отозвалась она.
Но Ребус теперь точно знал: она в это не верит.
— Он в коме, — сказал Фокс, когда Ребус вернулся в их общий кабинет. — Но состояние стабилизировалось, и он вне опасности.
Ребус моргнул.
— Откуда вы знаете?
Фокс взял со стола мобильный телефон и помахал им.
— Чудеса вай-фая.
— А мой телефон сигнал не ловит, — пробормотал Ребус. Он посмотрел на кипы бумаг, занимающие почти все свободные поверхности. — Я вижу, тут кое у кого работа кипит.
— Инспектор Пейдж считает, что расследование дела Маккаски обойдётся без вашего участия?
— Обидно. — Ребус снова посмотрел на бумаги. К двум первоначальным коробкам присоединились ещё десять. — И что у нас здесь?
— Уголовный отёл Саммерхолла во всей его полноте, с конца семидесятых до начала девяностых.
— Вы уверены, что здесь всё?
— Вы хотите сказать, что каких-то документов можно недосчитаться?
— Я хочу сказать, что делопроизводство не всегда было сильной стороной отдела.
— Как и почерк, судя по тому, что я читаю.
Ребус открыл одно из дел 1983 года. Вверху расшифровки допроса он увидел собственное имя. Бытовое насилие в Дамбидайксе. Имена жертвы и подозреваемого ничего ему не говорили.
— Это всё древняя история, — сказал он.
— Что делать, по части обработки данных мы до сих пор живём в каменном веке, — согласился Фокс.
— Но в центре наших интересов остаётся дело Сондерса?
— Да, убийство Дугласа Мерчанта. — Фокс мягко положил руку на толстую папку.
— Но это не те материалы, которые мы просматривали вчера, — сказал Ребус.
— Только что откопали.
— Не возражаете, если я…
— Бога ради.
Ребус взял папку, попробовал её на вес, потом сел, расчистил на столе место и открыл первую страницу.
— Пахнет плесенью, — сообщил он.
— Некоторые листы слиплись.
— Значит, вы уже смотрели? — (Фокс кивнул в ответ.) — И как часто там встречается моё имя?
— Практически не встречается.
— Поэтому вы и допускаете меня к этим материалам? — Ребус помолчал. — Если бы я был любителем пари, я бы поставил на то, что вы уже взяли себе на заметку всё, что нужно. И если я что-нибудь изыму, вы сразу меня прищучите.
Лицо Фокса осталось непроницаемым.
— Читайте, — сказал он. — Потом обсудим.
— Да мне и читать не нужно, — сказал Ребус. — Разве можно забыть дело Дугласа Мерчанта. Из-за него группу святых фактически расформировали, а Стефан Гилмур лишился работы.
— Но в долгосрочной перспективе никто серьёзно не пострадал, не считая, конечно, безвременно ушедшего от нас Дугласа Мерчанта. — Фокс показал на папку. — Тут фотографии. Семейные фотографии. Жена, ребёнок. У него было ещё три сестры, и все они рассказывали, как он заботился о них с самого детства. Насколько мне известно, они все живы. Наверное, до сих пор его вспоминают, скучают без него…
— Хотите попробовать себя в качестве ведущего телепрограммы для домохозяек?
— Я реально смотрю на вещи. Кто-то умирает, и по воде идут круги, и в эти круги попадают многие жизни. Речь далеко не только о святых, Джон. Святых нашлёпали по попке и отпустили с миром.
Ребус взвесил слова Фокса, потом спросил, когда генеральный прокурор собирается допрашивать Билли Сондерса.
— Скоро. Очень скоро.
— Он был тот ещё прохиндей — не забывайте об этом. Может, и сейчас не лучше. Откуда прокурорской команде знать, пудрит им Сондерс мозги или нет?
Фокс пожал плечами:
— Это не моя проблема.
Ребус с пятое на десятое просматривал дело. Некоторые из плохо пропечатанных страничек совсем выцвели. Он вспомнил машинку — злобная литера «о» прорубала бумагу насквозь. Рукописные записи в некоторых местах, где листы отсырели, совсем расплылись. Он увидел прижизненную фотографию убитого — глянцевый квадратик с белой рамкой. Снято где-то в пабе. Мерчант поднимает стакан с виски, глаза окосевшие, улыбка щербатая.
— Вы его знали? — спросил Фокс.
— Мерчанта? — Ребус не отрывал глаз от фотографии.
— Но вы, вероятно, не раз встречались с Билли Сондерсом? Он ведь был у вас суперзвездой по части сбора информации?
— Всё происходило не так, — ответил Ребус. — Если у тебя был осведомитель «на улице», ты старался как можно дольше держать его при себе. Чтобы коллеги не разевали на него рот. Встречи назначались в парке или где-нибудь в шумном месте, в людном баре например, где невозможно подслушать. Информатор просил у тебя прикурить и шептал в ухо имя, пока ты чиркал зажигалкой. В те времена мобильных телефонов не было, и, чтобы договориться о встрече, приходилось напрягать извилины. Но встречаться нужно было всегда один на один, чтобы смотреть в глаза.
— Это ещё зачем? — В голосе Фокса слышалось искреннее недоумение.
— Дело в том, что, когда информатор называл тебе чьё-то имя, у него для этого была своя причина. Иногда он просто хотел устроить кому-нибудь подлянку — убрать с дороги конкурента или с кем-то поквитаться.
— Значит, звонкая монета — не единственный стимул?
— Деньги там вообще были символические. Некоторые шли на это ради адреналина, из любви к искусству, другим просто нравилось рассказывать байки.
— То есть могли и сплести что-нибудь?
Ребус кивнул.
— А кто был вашим информатором в те дни?
— Вообще-то, у меня не было информатора. Я только-только начинал понимать, кто владеет информацией, а кто — нет. И кто, возможно, готов со мной ею поделиться.
— Был такой журналист в «Скотсмене» — Альберт Стаут…
— Я его помню — чума на нашу голову.
— Он усиленно раскапывал дело Мерчанта. И с ним ещё несколько других.
— Он ненавидел полицию.
— У меня сложилось такое же впечатление от его статей, уж очень предвзято он трактовал факты.
— Неужели он ещё жив?
— Ему восемьдесят семь, живёт в Галлейне рядом с гольф-полем.
— Чёрт побери. Он выкуривал по две пачки в день. — Ребус помолчал. — Вы хотите с ним поговорить?
— Он в моём списке. Как и патологоанатом, который делал вскрытие Дугласа Мерчанта.
Ребус порылся в памяти.
— Тот, который был до профессора Гейтса?
— Да, его предшественник — профессор Норман Каттл, которому, кстати, тоже восемьдесят семь, хотя он и держится бодрячком.
— Вы времени зря не теряете, — сказал Ребус как можно небрежнее, чтобы его слова не приняли за лесть. — Говорить с ним будете до или после беседы со Стефаном Гилмуром и остальными?
— Как получится. Кстати, сегодня утром мы начали разбираться с вами…
— Разве?
— У меня ещё масса неясностей, и я рассчитываю на вашу помощь.
Фокс вытащил из ящика свой блокнот формата А4. Ребус посмотрел на часы.
— У нас повышенная ставка за сверхурочную работу?
— Вы же сами предложили свои услуги…
— Да, предложил, я не отказываюсь, — подтвердил Ребус, откинувшись на спинку стула.
Тем вечером во втором зале «Оксфорд-бара» Ребус отпил половину своей первой пинты индийского светлого, когда появился Эймон Патерсон и предложил добавить. Ребус хмуро покачал головой, а потому Патерсон вернулся из бара с одной пинтой для себя и двумя пакетиками солёных орешков.
— Только не говори, что я не предлагал тебя угостить, — сказал он. Они сидели в том же углу, где Ребус говорил с Фоксом. — Значит, тебе удалось пристроиться к этому делу?
Ребус отправил Патерсону эсэмэску, намекавшую на такое развитие событий.
— Втереться к нему в доверие пока не удалось, — сказал он, подавив зевок. — Дверь кабинета, где хранятся документы, он запирает, а ключ только у него.
— Он разослал приглашения. Ждёт меня завтра в три часа.
— А знаешь, кого ещё он собирается опросить?
— Кого?
— Альберта Стаута и Нормана Каттла.
— Чёрт подери. — Патерсон надул щёки и выдохнул.
— Он нацелился на Стефана.
— Ты это с чего взял?
— Сондерс был человеком Стефана. Естественно предположить, что именно Стефан дёргал за ниточки, чтобы снять с него обвинение в убийстве. — Ребус помолчал, глядя на Патерсона поверх стакана. — Если только тебе не известно чего-то иного.
— Джон…
— Я просматривал старые дела и вспомнил, что в то время я только зарабатывал ваше доверие. Может быть, есть такие вещи, в которые ты и сейчас предпочитаешь меня не посвящать. Когда я вхожу в кабинет Фокса, у меня ощущение, будто я иду по минному полю. Мне было бы неприятно обнаружить, что один из моих старых дружков-святых хранит где-то карту этого минного поля.
— Я от тебя ничего не скрываю, Джон, — тихо сказал Патерсон.
