Энн Перри - Невидимка с Фэрриерс-лейн
Извините, что обращаюсь к вам с несколько внезапной – и, возможно, не совсем хорошего тона – просьбой принять меня сегодня вечером, но мы с вами давние друзья и не относимся к числу тех людей, кто строго следует условностям и скрывает за пустой вежливостью мысли или чувства. Возникло дело, касающееся очень дорогого мне друга, молодой женщины, к которой я отношусь как к родственнице; и я полагаю, что вы смогли бы помочь делу своими воспоминаниями, касающимися одного общественного вопроса.
Если я не получу извещения, что встреча сегодня вам неудобна, то навещу вас в ваших апартаментах на Пикадилли ровно в восемь.
Дружески ваша, ВеспасияЛеди Камминг-Гульд запечатала письмо и позвонила в колокольчик. Вошел лакей. Она отдала ему записку, приказав немедленно отвезти ее на квартиру судьи Телониуса Квейда в Иннер Темпл [4]и ожидать ответа, сколько бы ни пришлось ждать.
Через час он вернулся с ответом.
Дорогая Веспасия!Как прекрасно снова получить от вас весточку, какова бы ни была ее причина. Весь день я пробуду в суде, но на вечер у меня нет никаких неотложных планов, и я был бы рад видеть вас, особенно если вы сочтете возможным пообедать со мной, рассказывая тем временем о заботах своего друга.
Будьте уверены, я сделаю все возможное, чтобы помочь вам, и сочту это своим долгом. Нет – привилегией, мне дарованной.
Могу ли я надеяться, что вы прибудете к восьми?
Всегда ваш друг, ТелониусВеспасия сложила записку и убрала ее в одно из небольших отделений своего бюро. Ей не хотелось – пока еще нет – приобщить ее к другим, почти двадцатилетней давности. Слишком большое расстояние отделяло их от этого послания. Нахлынули воспоминания – но уже не печальные, а полные нежности. Она примет предложение вместе пообедать. Ей будет очень, очень приятно не торопясь поговорить не только о деле, но и о других вещах, побеседовать, неспешно наслаждаясь его обществом, остроумием, причудливостью его мышления, тонкостью суждений; при этом беседа будет исполнена самого тонкого юмора, который всегда присутствовал в его речах. И он всегда был честен. Это будет прямой разговор.
Веспасия тщательно оделась – не только для себя, но и для него. Давно уже она не одевалась, чтобы доставить кому-то удовольствие своим туалетом. Телониусу всегда нравились пастельные тона, разнообразие их почти неуловимых оттенков. Поэтому она надела шелковое платье цвета слоновой кости, гладкое на бедрах, с очень скромной, но чрезвычайно изящной драпировкой на лифе, обильно расшитое жемчугом, с кружевом у шеи. Он всегда предпочитал бледное сияние жемчуга блеску бриллиантов, считая последнее жестким и нагловатым.
Веспасия вышла из экипажа в пять минут девятого, достаточно близко к назначенному времени и не выходя из рамок вежливости. Неукоснительная точность всегда несколько вульгарна. Дворецкий, открывший ей дверь, был очень стар. В свете холла сияли его белоснежные седины; он сильно сутулился. С минуту внимательно разглядывал ее, потом его лицо осветила улыбка.
– Добрый вечер, леди Камминг-Гульд, – сказал он с нескрываемым удовольствием, видимо, под влиянием нахлынувших воспоминаний. – Как приятно вас видеть! Мистер Квейд ждет вас, соблаговолите войти. Разрешите, я возьму ваш плащ?
Прошло двадцать лет с тех пор, когда Телониус Квейд был в нее влюблен, и, если честно, она тоже любила его, и гораздо сильнее, чем рассчитывала, когда их роман только начинался. Он был блестящим юристом немного за сорок, худощавый и легкий в движениях, с прекрасно вылепленным лицом мечтателя-аскета, преданный своей профессии и карьере, словно жене, и пылко влюбленный в справедливость.
Тогда, в свои шестьдесят, Веспасия все еще была замечательной красавицей, что делало ее буквально знаменитостью. Она была замужем за человеком, к которому питала нежность, но отнюдь не обожала его. Он был старше ее, холоден, плохо понимал юмор и как раз в это время замкнулся от суеты жизни в ворчливом одиночестве старости. Он больше, чем прежде, стремился к физическому комфорту, при этом ограничил свои контакты с другими людьми, за исключением нескольких сходно мыслящих друзей и небольшого числа знакомых, с которыми вел активную переписку относительно тяжелого положения Империи, краха общественной морали и упадка религии.
Сейчас, когда Веспасия должна была снова увидеться с Телониусом Квейдом, она до смешного волновалась. Но это же просто нелепо! Ей больше восьмидесяти, она старая женщина. Даже Телониусу уже должно быть шестьдесят с небольшим! Она прекрасно владела собой, когда предложила Шарлотте использовать возможность встречи с ним, но пока шла за дворецким по знакомому холлу, сердце ее трепетало, а руки онемели от волнения, и она едва не споткнулась на том месте, где кончался паркет, у обюссонского ковра в гостиной.
– Леди Веспасия Камминг-Гульд, – провозгласил дворецкий, открыв для нее двери и отступая назад.
Веспасия проглотила комок в горле, еще выше подняла голову и вошла.
Телониус Квейд стоял у камина, лицом к Веспасии. Он выглядел еще более худощавым, чем она помнила его, и поэтому казался выше. Лицо его несколько осунулось, складки у рта стали резче, но следы времени придавали его внешности особое качество, которое было сродни красоте, – такова была сила характера, сквозившая в чертах его лица.
Телониус улыбнулся, как только увидел гостью, и медленно пошел навстречу, слегка протягивая ей руки ладонями вверх.
Веспасия безотчетно вложила свои руки в его и тоже улыбнулась.
Он не придвинулся ближе, но стоял, внимательно вглядываясь в ее лицо, ища в нем то, что надеялся найти.
– Полагаю, вы должны были измениться, – наконец сказал он тихо. Она уже забыла, какой замечательный у него голос, как ясен и чист его тон. – Но я не вижу в вас перемен, да и не хотел бы их видеть.
– Я стала на двадцать лет старше, Телониус, – слегка покачав головой, ответила Веспасия.
– Ах, моя дорогая, но ведь и я тоже, – ответил он нежно, – и это компенсирует разницу лет. Подойдем к камину – вечер холодный. Пожалуй, было бы чересчур поспешно начать обедать в ту же минуту, как вы вошли, хотя за одну короткую встречу мы, конечно, не сможем наверстать двадцать лет, так что не станем и притворяться, что это возможно.
Телониус повел ее к теплу камина.
– Расскажите-ка лучше, что вас так беспокоит? Нам незачем играть в непонятные игры и заниматься пустой болтовней, ходя вокруг да около сути. Мы никогда так не поступали, и если вы не изменились кардинально, то, полагаю, не успокоитесь, пока мы не уладим это важное дело.
– Неужели я настолько прямолинейна? – спросила Веспасия с грустной улыбкой.
– Да, – ответил он прямо и вновь пристально окинул взглядом ее лицо. Она уже не помнила, что у него такие голубые глаза и такой проницательный взгляд. – Хотя не могу сказать, что вы очень обеспокоены. Могу ли я из этого заключить, что никакого несчастья не случилось?
Веспасия слегка подняла изящное плечо, и жемчуг засиял у нее на груди.
– В настоящий момент дело представляет для меня не более чем интерес, но может причинить и беспокойство. Я очень люблю молодую женщину, которой оно касается.
– В своей записке вы сообщили, что относитесь к ней как к родственнице. – Телониус стал рядом с гостьей у камина, глядя ей прямо в лицо. Веспасия не стала присаживаться. Б ольшую часть дня она провела сидя да потом еще сидела в карете, так что стоять для нее было нетрудно – даже приятно. Несмотря на возраст, она сохранила стройность и держалась прямо.
– Она сестра моей племянницы по мужу.
– Вы говорите, словно колеблетесь. Веспасия, вы что-то недоговариваете?
– Вы слишком сообразительны, – ответила она суховато, но без всякого раздражения. Напротив, ее тронуло, что Телониус все еще хорошо помнит, какой она была, и хочет это продемонстрировать. – Да, она из достаточно скромной семьи, к тому же в свое время повергла свою родню в ужас, пойдя на мезальянс и выйдя замуж за человека, стоящего гораздо ниже ее на социальной лестнице, – за полицейского.
Глаза Квейда широко распахнулись, но он промолчал.
– И его я тоже очень люблю, – продолжала Веспасия с вызовом.
Судья все еще воздерживался от комментариев и по-прежнему внимательно ее рассматривал.
– Она… она часто бывает вовлечена в его дела, – теперь Веспасия затруднялась все объяснить так, чтобы данная история не показалась ему в дурных тонах. – В поисках истины, – сказала она осторожно, тоже пристально вглядываясь в его черты и не совсем понимая, что они выражают. – Она интеллигентная и очень своеобразная молодая женщина.