Алексей Суконкин - Дело оперское. Рокировка
— Самбо, что ли? — спросил длинный.
— Ты что? — отозвался Иван. — Самбо это наша борьба, а у них там всякая фигня…
— Каратэ тогда… — сказал длинный.
— Да не, — сказал рыжий. — Там какая-то другая борьба. Я сам видел, как он двоим нашим пацанам бобов надавал. Да и сам он здоровый такой…
— Откормил харю на принцевых харчах… — усмехнулся злой улыбкой Жорик. — Вот напьюсь, начищу ему его принцеву рожу. Он у меня узнает, что такое русский рабоче-крестьянский кулак в рабочем виде…
Вяло обсудили последствия, но таковых как будто не узрели. Тема стала не интересна, и решено было её сменить.
— А бабы тут какие! — сказал молчавший до этого лысый парень. — Одно загляденье!
— Ничего, — успокоил всех Иван. — Вот утрясется все, семестр начнется, тогда и за баб можно будет взяться… давай выпьем… за баб.
Когда закончилась водка, кто-то бросил на стол трешку:
— Надо еще взять!
— А давайте возьмем на все пиво… — предложил Иван. — Мужики говорят, что пиво после водки очень полезно… сам сегодня в магазине слышал…
— Врешь! — усомнились массы.
— В натуре не вру. Сам слышал…
Долго доказывать не пришлось. Не тот случай. Решили брать пиво. Долго думали, кому идти, и в итоге пошли всей толпой. В магазине тоже всей толпой покупали: один в очереди к прилавку, один в кассу, остальные снаружи курят и время от времени сменяют очередников…
Возле общежития стояли два негра. Переговаривались не по-нашему. Сволочи. Лучше бы молчали. Пацаны-то уже выпили…
— Вот он, — сказал рыжий. — Принц который…
— Это он наших бил? — уточник Жорик.
— Он самый…
— А ну-ка, сейчас я ему…
Ваня Шилов, залитыми алкоголем шарами, довольно долго весело наблюдал, как негр-принц из далекой африканской страны, быстро и красиво кладет на асфальт этих, как их, соотечественников, с не запоминающимися именами и рабоче-крестьянскими кулаками. Когда все соотечественники с кулаками легли, повинуясь твердой руке африканца и его экзотической борьбе, Иван, перехватив сетку-авоську с шестью бутылками пива поудобнее, крикнув, что было сил «За Родину!», нежно опустил полезный после водки напиток на голову царствующей особе…
В ближайший отдел милиции привезли всех участников. Вахтерша через окно разглядела войну миров и быстро набрала привычные цифры на грязном телефоне, который когда-то, лет тридцать назад, был чистым и стоял в другой организации. Товарищей из ближайшего отделения милиции интересовала не чистота телефонного аппарата, а информация, переданная по нему. Товарищи из ближайшего отделения оценили информацию по достоинству и в результате Иван, сидя на скамье в «телевизоре», сказал Жорику:
— На хрена надо было?
— Хрен его знает… — отозвался Жорик, которому принц удачным ударом раскроил бровь надвое. — Сам не знаю. За наших обидно было… здорово он им тогда…
— Да и сейчас не плохо… — усмехнулся Иван.
Ему единственному не досталось от принца. Принцу досталось от него.
— Международный скандал… — тихо сказал майор милиции из уголовного розыска и вдруг взвыл во весь свой майорский голос: — Международный скандал! Плакала моя пенсия!
— Чего он орет? — спросил Жорик.
— Скандалит… — отозвался Иван. — На пенсию, вроде хочет.
— Ну и пусть идет.
— С нами теперь он туда точно пойдет… — уверено сказал Шилов.
Хоть он и не знал специфику милицейской службы, слова его впоследствии оказались пророческими…
Внезапно появившиеся товарищи из КГБ в штатском, быстро установили личность принца и, извинившись перед ним за поведение советских комсомольцев, спортсменов и золотых медалистов, увезли негра в приемный покой зашивать голову, и демонстрировать колоссальные возможности советской медицины в данной области.
В кабинет уголовного розыска стали уводить по одному. Когда в «телевизоре» остались только Жорик и Иван, в камеру вошел старшина из дежурной части.
— Дайте закурить!
— Не курим, начальник, — вдруг пугающе — не знакомо, по блатному отозвался Жорик. — Спортсмены мы, начальник…
Старшина почесал у себя в затылке и озадаченно произнес:
— Это, конечно так… И ни одной бутылки у вас не осталось, а такое пиво хорошее…
В глазах старшины блеснуло огорчение за своих соотечественников, которые могли бы и не так сильно приложить принца пивом. В таком случае могло что-то остаться, что можно было бы с большим удовольствием выпить…
Жорик по блатному оскалился, и блеск его фиксы вдруг стал совсем понятным. Жорик пояснил удивленному Ивану:
— Меня матушка в институт отправила, что бы я, по ее мнению, человеком стал. А то я все время типа с блатными да с блатными…
Шилов усмехнулся. За две недели, которые он прожил в общежитие, ему так и не удалось распознать в Жорике блатного урку. Урка в Жорике пробудился только сейчас, в камере…
— Сейчас поведут пытать, — начал советовать Жорик. — Ни в чем не сознавайся. Шел мимо, споткнулся, авоська сама на него упала… а то сейчас припаяют срок года на три, и тогда будь здоров…
Шилов смотрел на своего соседа по общежитию большими круглыми глазами. Тот продолжал:
— Главное — не сознаваться. Я — не я, лошадь не моя. Понял?
— Понял, — кивнул Иван.
— И все будет ништяк…
Шилова вскоре забрали из «телевизора» и отвели к оперу, в кабинет уголовного розыска.
— Ну, и что с тобой делать, Шилов? — спросил лейтенант, помахав перед его носом пачкой листов: — Смотри, твои дружки все как один на тебя показывают — ты подбивал на драку, ты её затеял, и ты же его авоськой, — лейтенант с горечью прикрыл глаза: — авоськой с пивом… и ни одной не осталось… хулиганство или покушение на убийство иностранного подданного?
Шилов впервые в жизни попал в милицию, не знал как себя вести, а короткий инструктаж Жорика уверенности ему придать не смог. Пустив слезу, он долго клялся, что больше не будет, но строгий лейтенант вынес свой вердикт:
— Посидишь у нас дня три, пока то да сё…
Товарищ из КГБ в штатском, вернувшись из больницы, где сейчас восстанавливали пошатнувшееся здоровье царствующей особы, сообщил перепуганному Шилову, что тот отчислен из института, как неблагонадежный. То же самое было сообщено и Жорику. Неблагонадежность студентов определялась не столько их поступком, сколько закрытостью института…
С тяжелым сердцем Иван вместе с Жориком вошли в камеру.
Там сидели двое.
— Здравствуйте люди добрые… — поздоровался Жорик.
— Оба-на! — один из сидельцев, тот, что был помоложе, подскочил: — Кого это к нам судьба забросила? А ну, обзовитесь, кто такие будете!
— Я Жорик с Ростова, меня там многие знают. Сеня, Зёма, Васек толстый…
— Знаю Зёму, — кивнул второй сиделец. — Зёма чувак правильный…
Первый посмотрел на Шилова:
— Ну, а ты обзовись…
— Ваня я, с Дальнего Востока… — глухо отозвался Иван, вусмерть перепуганный видом настоящих уркаганов, тела которых были синими от обилия наколок…
— Откуда? — у собеседника чуть шар не выпал.
— С Дальнего Востока… — повторил Иван и спросил. — А вы кто?
Сиделец не ожидал, что его назовут на «вы» и неожиданно для себя отозвался:
— Санек…
После выдержанной стратегической паузы Санек спросил:
— И за что тебя, Ваня с Дальнего Востока, к нам подбросили?
— Негру голову снесли… — отрешенно отозвался Иван, ожидая, что старшие по возрасту люди начнут его за это ругать…
— Что, замочил, что ли? — радостно спросил Санек.
Жорик ответить не успел. Иван вспомнил негра, с ног до головы облитого пивом…
— Замочили… — так же отрешенно кивнул Иван.
Жорик не стал ничего добавлять. Нормальный ответ. Авторитетно, коротко, внушает доверие…
В камере воцарилась тишина. Длилась она две с половиной минуты. Санек спросил:
— На чем, братаны, зарухались?
— Свои заложили… — ответил Иван, вспомнив, как лейтенант махал у него перед носом листами бумаги.
— А ты что, Санек, — спросил Жорик. — Уполномоченным сюда приставлен? Почему тебя это интересует?
Санек хмуро посмотрел на Жорика. Иван подумал, что этот Санек сейчас убьет кореша…
— Вот всегда так! — вдруг крикнул Санек. — Все беды от своих! Так ты, Ваня, первый раз, что ли?
— Ага…
— Ты не ссы… первый всегда бывает…
Потом похлопал Жорика по плечу:
— Ну-ну… молодой. Далеко пойдешь…
Поднялся второй сиделец:
— Колян, — представился он, может, лет на двадцать старше Ивана и Жорика.
Иван непроизвольно сунул руку в карман и обнаружил там купленную в магазине пачку сигарет — милиционер не стал его досматривать, перед тем, как посадить в камеру, думая, что у студента уж точно ничего не может быть с собой криминального…
