Пер Валё - Розанна
— Есть заявление о том, что кто-либо пропал без вести?
— Нет.
— А в розыске никто не числится?
— Никого, похожего на нее, нет.
Ольберг вернулся в кабинет и принялся ждать.
Через пятнадцать минут зазвонил телефон.
— Придется произвести вскрытие, — сказал врач.
— Ее задушили?
— Думаю, что да.
— Изнасиловали?
— Вероятно.
Врач немного помолчал, потом добавил:
— Ну так как?
Ольберг грыз ноготь на указательном пальце. Он думал об отпуске, который должен был начаться в пятницу, и еще о том, в какой восторг от всего этого придет его жена.
Врач неправильно истолковал его молчание.
— Вас это удивляет?
— Нет, — сказал Ольберг.
Он положил трубку и зашел за Ларссоном. Вместе они отправились к советнику полиции.
Через десять минут советник полиции обратился в окружное управление с официальной просьбой о проведении судебно-медицинской экспертизы. Управление связалось с государственным институтом судебной медицины. Прозектором оказался семидесятилетний профессор. Он приехал ночным поездом из Стокгольма, прекрасно выспался и был в отличном настроении. Вскрытие профессор проводил восемь часов, практически без перерывов.
Закончив работу, он дал предварительное заключение: «Смерть наступила в результате удушения. Половые органы серьезно повреждены. Сильное внутреннее кровотечение».
На письменном столе Ольберга начали понемногу накапливаться разные документы, связанные с расследованием этого дела. Все можно было выразить одной фразой: на дне канала возле шлюзов в Буренсхульте обнаружен труп женщины.
Ни в городе, ни в соседних полицейских округах не было зарегистрировано заявлений, что кто-то пропал без вести. Никто, соответствующий описанию мертвой женщины, в розыске не значился.
III
Было четверть шестого утра, шел дождь. Мартин Бек долго и тщательно чистил зубы, чтобы избавиться от свинцового привкуса во рту, и ему показалось, что это удается.
Потом он застегнул воротничок рубашки, повязал галстук и удрученно посмотрел на свое лицо в зеркало. Пожал плечами и вышел в холл, а оттуда направился в комнату, где бросил страстный взгляд на модель учебного парусника, которую, пожалуй, даже чересчур долго собирал накануне вечером, и вошел в кухню.
Он ходил по квартире тихо, словно крадучись, отчасти по старой привычке, отчасти — чтобы не разбудить детей.
Уселся за кухонный стол.
— Газет еще нет?
— Почтальон никогда не приходит раньше шести, — ответила жена.
На дворе уже рассвело, однако небо было затянуто тучами, и в кухне царил полумрак. Жена не включила свет. Она говорила, что экономит.
Он открыл было рот, но так ничего и не сказал — разгорелась бы ссора, а для этого был неподходящий момент, ограничившись тем, что тихонько барабанил пальцами по столу и глядел на пустую чашку с орнаментом из синих розочек. На краю чашка была надколота, вниз тянулась рыжая трещина. Эта чашка провела с ними почти всю их супружескую жизнь. Больше десяти лет. Жена редко что-нибудь разбивает, и уж вовсе нет ничего, что нельзя было бы склеить. Самое удивительное, что дети тоже пошли в нее.
Неужели такие вещи передаются по наследству? Жена сняла с плиты кофейник и налила кофе.
— Может, тебе хочется поесть?
Он перестал барабанить по столу, пил осторожно, маленькими глоточками. Сгорбившись, с подавленным видом сидел за столом.
— Тебе следовало бы немного поесть, — сказала она.
— Ты ведь знаешь, что утром я не могу есть.
— Но ты должен поесть, — продолжила она. — Особенно, если учесть, какой у тебя желудок.
Он нащупал кончиками пальцев на своем лице несколько пропущенных волосков, которые не удалось сбрить; они были короткие и острые. Молча пил кофе.
— Я могла бы сделать хотя бы бутерброды, — сказала она.
Через пять минут он тихо поставил чашку, поднял глаза и посмотрел на свою жену.
На ней была нейлоновая ночная рубашка, а сверху — коричневый махровый халат. Она сидела, опершись локтями на стол и подперев ладонями подбородок. Его жена была блондинкой, со светлой кожей и круглыми, немного вытаращенными глазами. Брови она обычно красила, но за лето они выцвели и теперь были такими же светлыми, как и волосы. Она была старше его на пару лет, и, несмотря на то, что в последнее время начала полнеть, кожа у нее на шее уже увяла.
Еще до того, как двенадцать лет назад у них родилась дочь, она ушла из мастерской какого-то архитектора, а потом у нее уже не появлялось желания снова устроиться на работу. Когда сын пошел в школу, Мартин Бек предложил ей найти работу на неполный день, однако она считала, что это невыгодно. Кроме того, ей нравился комфорт, и существование просто в качестве домохозяйки вполне ее устраивало.
Мартин Бек встал и задвинул под стол синюю табуретку. Он по-прежнему все делал бесшумно. Подошел к окну, за которым моросил дождь.
За автостоянкой под травянистым склоном тянулась автострада, блестящая и пустынная. В высотных домах на холме за станцией метро кое-где светились окна. В низком сером небе кружилось несколько чаек, кроме них нигде не было ни души.
— Куда ты едешь? — спросила она.
— В Муталу.
— Надолго?
— Не знаю.
— Из-за той девушки?
— Да.
— Как ты думаешь, это займет много времени?
— Я знаю об этом столько же, сколько и ты. Не больше того, что было в газетах.
— А почему ты должен ехать поездом?
— Все уехали вчера. Я сначала вообще не должен был этим заниматься.
— Естественно, они обращаются с тобой как всегда. Он глубоко вздохнул и посмотрел в окно. Казалось, дождь понемногу прекращается.
— Где ты будешь жить?
— В городской гостинице.
— А кто будет работать с тобой?
— Колльберг и Меландер. Я уже сказал тебе, что они уехали вчера.
— На автомобиле?
— Да.
— А тебе придется трястись во втором классе?
— Да.
Стоя к ней спиной, он слышал, как она встает и ополаскивает чашку с синими розочками и надколотым краем.
— Мне нужно на этой неделе заплатить за электричество и занятия ребенка верховой ездой в манеже.
— Может, тебе хватит денег?
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу снимать с книжки.
— Да, я забыл.
Он вынул из кармана бумажник и открыл его.
Вытащил банкнот в сто крон, посмотрел на него, сунул обратно и вернул бумажник в карман.
— Я ужасно не люблю снимать деньги с книжки, — вздохнула она, — стоит только снять один раз и это будет началом конца.
Он снова вытащил сотенную, сложил ее, повернулся и положил на кухонный стол.
— Я упаковала тебе чемодан, — сказала она.
— Спасибо.
— И помни о своем горле. Погода в это время года коварная, особенно по ночам.
— Да.
— А этот отвратительный пистолет ты, конечно, потащишь с собой?
«Нет… да, сегодня как и всегда», — подумал Мартин Бек.
— Чему ты улыбаешься? — спросила она.
— Да так, ничему.
Он пошел в комнату, открыл ящик секретера и взял пистолет. Сунул его во внутренний карман на крышке чемодана и закрыл чемодан.
Это был обыкновенный девятимиллиметровый браунинг модели 07, которые изготовляют по лицензии на оружейном заводе в Хускварне. Оружие не из лучших, Кроме того, стреляет Бек очень плохо.
Он вышел в прихожую и надел непромокаемый плащ. Молча стоял с черной шляпой в руке.
— Ты не попрощаешься с Рольфом и малышкой?
— Называть двенадцатилетнюю девушку малышкой смешно.
— Мне так нравится.
— Зачем их будить… Они ведь знают, что я уезжаю. Он надел шляпу.
— Ну пока. Я позвоню.
— Пока. Следи за собой.
Он ждал на платформе поезд и думал о том, что нет ничего страшного, что ему приходится уезжать из дому, хотя он и не успел доделать паруса на модели учебного парусника.
Мартин Бек не был начальником отдела расследования убийств, и даже во сне никогда не представлял себе, что когда-нибудь может им стать. Более того, иногда он серьезно сомневался, удастся ли ему вообще дотянуть до комиссара полиции, хотя помешать ему в этом могла лишь собственная смерть или тяжелый служебный проступок. Он был старшим криминальным ассистентом и уже восемь лет работал в отделе расследования убийств. Многие считали его самым способным следователем во всей Швеции.
Половину всей своей жизни Мартин Бек прослужил в полиции. В возрасте двадцати одного года он начал службу в полицейском участке округа Якоб в центре Стокгольма. Прослужив шесть лет патрульным в разных полицейских округах Стокгольма, выдержал экзамен в полицейскую школу. Он был одним из лучших учеников и по окончании курса стал криминальным ассистентом. Тогда ему было двадцать восемь лет.
Годом раньше у него умер отец. Чтобы иметь возможность помогать матери, Мартин Бек съехал с комнаты в округе Клара в центре города и вернулся в квартиру своих родителей в Сёдермальме, откуда до центра было намного дальше. В то лето он познакомился со своей женой. Она вместе с подругой снимала домик на одном из островков в морском заливе недалеко от Стокгольма, а он в один прекрасный день случайно причалил там на своей байдарке. Она ему очень понравилась, и осенью, когда они уже ждали ребенка, в ратуше состоялась свадьба и Бек переехал в ее квартиру на острове Кунгсхольмен.
