Стеклянные крылья - Энгберг Катрине
Йеппе поднял руку, собираясь ее перебить.
– Где она живет?
– В Вируме. Если быть точнее, то рядом, в Бреде, в частном секторе. У нее новое учреждение, название – что-то такое про лес. У меня записано.
– Допросим ее первой. Кто со мной?
Ларсен взмахнул указательным пальцем.
– Хорошо, Ларсен, поедем вместе, когда тут закончим. Продолжай, Сайдани!
– Остальные сотрудники, – она показала на лысого мужчину в футбольной форме, – Ким Сейерсен, педагог, работал на полную ставку, а рядом с ним… – Сара переместила палец на высокую светловолосую женщину, – медсестра Танья Крусе и психиатр Петер Демант.
Она показала на круглолицего мужчину с темными кудрями.
– Свяжешься и договоришься с ними? А потом мы с Фальком допросим.
Она кивнула.
– По словам Риты Вилкинс, еще в интернате было две медсестеры, но они работали на неполную ставку. Имен она не помнит, но пообещала заглянуть в архивы и поискать. Еще в интернате работал повар, но его на фотографии нет.
– Повар?
– Да, как выразилась владелица, главный по кухне. Его звали Алекс. Фамилию она не вспомнила – еще не оправилась после новостей.
Сара положила брошюру поверх стопки бумаг на письменном столе.
– Я осмотрела компьютеры жертв – компьютер Николы Амброзио пока только бегло, – но не нашла ничего подозрительного в электронной почте или социальных сетях. А вот судя по списку звонков, в день убийства обоим звонили с телефона с предоплаченной сим-картой – разговор продолжался соответственно одиннадцать и семь минут.
Йеппе закрыл крышку ноутбука.
– Думаю, это подтверждает идею о том, что жертвы знали преступника. Рассматриваем все версии. Интернат считаем связующим звеном, но пока рано делать выводы. Родственников жертв вычеркивать не будем. Наблюдаем за Микаэлем Хольте и покопаемся в прошлом Николы Амброзио – вдруг найдутся скелеты в шкафу или враги.
Сара постукивала шариковой ручкой по подбородку.
– Где вообще можно купить такой скарификатор? Кто-нибудь знает?
– Специализированные интернет-магазины оставьте мне. Такие наверняка по всему миру есть, так что вероятность найти место, где преступник купил скарификатор, довольно мала.
Она задумчиво сжала губы.
– Я все же проверю, если ты не против.
– Конечно, Сайдани. – Йеппе повернулся к Фальку. – Поедешь в Биспебьерг говорить со свидетелями? Там уже работает группа полицейских, но я хотел бы отправить туда кого-нибудь из отдела убийств – понаблюдать.
Фальк, казалось, задумался, стоит ли за это браться, а затем кивнул. Йеппе встал и подошел к окну. Дождь не прекращался.
– Думайте, как именно интернат мог стать причиной таких жестоких убийств. Будьте начеку! Два убийства за два дня – велик риск, что он снова кого-то убьет. Давайте постараемся успеть его остановить. Или ее.
Зазвонил телефон Йеппе, лежащий на столе. Ларсен наклонился и, проявив неделикатность, посмотрел на экран.
– Мама звонит. Я отвечу?
Йеппе усмехнулся.
– Я сам справлюсь, спасибо. Выезжаем через десять минут.
Пока коллеги шли к выходу, Йеппе сбросил вызов и со злостью швырнул телефон на стол. Анетта, будь она здесь, сказала бы что-нибудь едкое и смешное, поставила бы Ларсена на место. А может, Ларсен, это твоя мама звонит – поблагодарить за вчерашний вечер? Что-то вроде этого.
Йеппе покачал головой. Пора ему всему этому научиться.
Глава 8
– Если мы поднимем руку, то я смогу…
Медсестра Трина Бремен пыталась уговорить пожилого пациента, но он ее не слушал – растерянно оглядывал палату влажными старческими глазами. Он только поступил в больницу с болями в груди и желудочковой тахикардией, и ее коллеги наверняка давали ему успокоительное. А может быть, у него деменция.
Она посмотрела в карту, висевшую в изножье кровати. Пока ему давали только ацетилсалициловую кислоту.
– Здравствуйте, Грегерс! Проснулись? – Трина погладила его по руке, постаралась поймать взгляд. – Признаков инфаркта нет, слышите? Можете быть совершенно спокойны. Мы подержим вас пару дней и обследуем коронарные артерии, чтобы понять, откуда у вас боли в груди.
Пациент медленно сфокусировал на ней взгляд.
– Здравствуйте, меня зовут Трина. Водички хотите?
Он кивнул и осторожно отпил из протянутого пластикового стаканчика. Затем показал на сердце и откашлялся.
– Мне делали операцию – баллонная ангиопластика… я не помню когда.
– Год назад. У вас в карте указано. Не волнуйтесь, мы все знаем, все в порядке. Как вы себя чувствуете? Болит?
Он с трудом приподнялся на локтях и как будто задумался.
– Сейчас вроде получше… Я пить хочу.
Трина налила еще воды в пластиковый стаканчик и снова подала ему. Он двигался как в замедленной съемке, вид у него был растерянный.
– Мне надо задать вам несколько вопросов, Грегерс. Вы готовы?
Помедлив, он кивнул.
– Вам резко стало плохо, вы можете описать, что именно случилось? Головокружение? Боли в груди?
Он снова кивнул, чуть неуверенно.
– Грудь сдавило. А потом я потерял сознание.
Трина написала angina pectoris [13].
– Вы потеряли сознание?
Он раздраженно дернул рукой, как будто сам не совсем понимал, что с ним случилось.
– У вас раньше такое было?
Он уклончиво пожал плечами.
– Нечасто. Может, один-два раза.
Трина понимала, что это значит: по всей вероятности, он уже давно плохо себя чувствует. Многие пациенты, особенно мужчины, отказываются признавать, что больны.
– Вы курите?
Снова раздраженный взмах рукой.
– Бросил много лет назад. Скажите, а здесь нельзя выпить кофе?
– Придется воздержаться, Грегерс. Сегодня никакого кофе.
Она погладила его по руке.
– А теперь будьте добры помочь мне. Надо вставить вам в руку катетер.
Он недоверчиво на нее посмотрел.
– Что это значит? Кто это решил?
Трина посчитала про себя до десяти. Вчера они с Клаусом поругались, орали друг на друга – даже дети проснулись и заплакали. Как и всегда, началось с глупого недоразумения. Потом все пошло как обычно. Спорили о том, кто больше работает, о поездке детей за город и о неоправдавшихся ожиданиях. Иногда казалось, что выстроить для их маленькой семьи обыкновенную сносную повседневную жизнь – невыполнимая задача. Теперь она устала, ноги в компрессионных чулках опухли, и на всяких нытиков ее уже не хватало.
– Вам в вену введут контрастное вещество, чтобы сделать перфузионную сцинтиграфию, как только в графике появится время. Поэтому придется воздержаться от еды, поэтому я должна поставить вам катетер.
– Я хочу поговорить с врачом! С тем, кто принимает решения!
Он смотрел прямо перед собой, как будто ее не существовало.
Трина чувствовала, как не находящее выхода разочарование собирается в комок в животе. Перед ней вырастает стена. Препятствие, на которое она натыкается всю жизнь, которое тормозит ее всякий раз, когда она считает, что достаточно ловкая, достаточно красивая, популярная и успешная. Видимо, она при рождении вытянула несчастливую карту. Она решительно ухватила руку пациента и стала протирать ее спиртом.
Он вырвал руку.
– Что вы делаете? Я хочу поговорить с вашим начальством!
– Вам скажут то же самое, что и я: вам нужен катетер, чтобы мы могли вводить лекарство и болеутоляющее.
Она снова крепко сжала его слабую руку и коснулась иглой тонкой кожи на тыльной стороне ладони.
Он закричал – якобы от боли.
– Что за методы лечения? Я буду жаловаться!
– Да я до вас даже не дотронулась. – Трина не видела, как в пальцах дрожит игла, и сдержала подступившие слезы. – Если я пораню вас, вы сами будете виноваты. Придется полежать спокойно.
– А с чего это я должен ваши приказания выполнять!
Когда он оттолкнул ее руки, сработал сигнал тревоги. Не пациент вызвал кого-то из персонала – такое случалось, когда требовалось подать судно, – а сигнал тревоги. Значит, что-то серьезное.