Ю Несбё - Полиция
Звук отодвигаемого стула. Удар стулом об пол. Щелчок и тишина. Записывающее устройство отключили.
Катрина сидела, уставившись на монитор компьютера. Она отметила, что за окном стало темно. Головы трески остыли.
— Да-да, — повторил Антон Миттет. — Он заговорил!
Антон стоял в коридоре, прижимая к уху телефон, и проверял удостоверения двух прибывших врачей. На их лицах было написано удивление, смешанное с раздражением: он ведь должен их помнить!
Антон пропустил их, и они поспешили в палату к пациенту.
— А что он сказал? — спросил Гуннар Хаген по телефону.
— Она только услышала, как он что-то пробормотал, но не расслышала, что именно.
— Он сейчас не спит?
— Нет, он только что-то пробормотал и снова отключился. Но врачи говорят, что теперь он может очнуться в любой момент.
— Вот как, — сказал Хаген. — Держи меня в курсе, хорошо? Звони в любое время. В любое время.
— Да.
— Хорошо. Хорошо. У больницы тоже есть приказ докладывать мне обо всех изменениях, но… у них есть о чем думать и кроме этого.
— Конечно.
— Да, правда ведь?
— Да.
— Да.
Антон слушал тишину. Гуннар Хаген собирался что-то сказать?
Начальник отдела повесил трубку.
Глава 9
Катрина приземлилась в аэропорту Гардермуэн в половине десятого, села на экспресс и проехала на нем через весь Осло. А точнее, под всем Осло. Одно время она жила здесь, но воспоминания, оставшиеся у нее об этом городе, трудно было назвать сентиментальными. Линия горизонта, напоминающая верхнюю половину сердечка. Низкие, уютные, покрытые снегом холмы, скупой пейзаж. Лица сидящих в вагоне поезда были невыразительными. Никакого спонтанного бесцельного общения незнакомых людей, к которому она так привыкла в Бергене. И вот на одном из самых дорогих железнодорожных путей в мире снова произошел сбой, и поезд застыл в кромешной тьме тоннеля.
Катрина обосновала свой рапорт о командировке в Осло тем, что в их собственном полицейском округе, в Хордаланне, произошло три нераскрытых изнасилования, имевших общие черты с преступлениями, в совершении которых подозревался Валентин Йертсен. Она аргументировала, что если им удастся повесить эти дела на Валентина, то они помогут Крипосу и полицейскому округу Осло в расследовании убийств полицейских.
— А почему мы не можем предоставить право разобраться в этом Полицейскому управлению Осло? — спросил ее начальник отдела по особо тяжким преступлениям против личности Управления полиции Бергена Кнут Мюллер-Нильсен.
— Потому что у них процент раскрываемости составляет двадцать и восемь, а у нас — сорок один и один.
Мюллер-Нильсен громко засмеялся, и Катрина поняла, что билет на самолет у нее в кармане.
Поезд рывком тронулся с места, и вагон наполнился вздохами облегчения, раздражения и расстройства. Катрина вышла из поезда в Сандвике и взяла такси до Эйксмарки.
Такси остановилось у дома 33 по улице Йёссингвейен. Катрина вышла из машины и оказалась посреди серости и слякоти. Не считая высокой решетки, окружавшей красное кирпичное здание, ничто не говорило о том, что в тюрьме и превентивном учреждении Ила содержались самые страшные убийцы, наркобароны и насильники страны. Помимо прочих. В уставе тюрьмы было записано, что она является национальным учреждением для содержания заключенных мужского пола, «испытывающих особую потребность в помощи».
Помощи для того, чтобы не сбежать, подумала Катрина. Помощи, чтобы не покалечить. Помощи в осуществлении того, что социологи и криминологи по какой-то причине считают желанием, присущим всему нашему виду: быть хорошими людьми, приносить пользу, стать частью общества, находящегося там, по ту сторону тюремной стены.
Катрина достаточно времени провела в психиатрическом отделении бергенской больницы и знала, что даже некриминальные лица с отклонениями совершенно не интересуются жизнью общества и не общаются ни с кем, кроме себя самих и своих демонов. И они хотят, чтобы все остальные оставили их в покое. Но это не означает, что сами они никого не хотят беспокоить.
Она вошла в шлюзовые двери, предъявила свое удостоверение и письмо с разрешением на посещение тюрьмы, которое она получила по электронной почте, и ее пропустили дальше, в здание.
Ожидавший ее надзиратель стоял, широко расставив ноги и сложив руки на груди, и побрякивал ключами. Хвастливость и напускная самоуверенность, сквозившие в его облике, были вызваны тем, что посетитель являлся сотрудником полиции, то есть принадлежал к касте браминов хранителей общественного порядка и был одним из тех, кто заставлял тюремных надзирателей, сотрудников частных охранных фирм и даже парковщиков жестикулировать и разговаривать более напыщенно.
Катрина повела себя так, как всегда в подобных ситуациях: стала вежливее и дружелюбнее, чем в нормальной жизни.
— Добро пожаловать в клоаку, — сказал надзиратель.
Катрина была уверена, что обычных посетителей он встречает другими словами, а это предложение долго обдумывал: оно должно было выражать сбалансированное сочетание черного юмора и реалистичного цинизма по отношению к работе.
«А картинка не так уж плоха», — думала Катрина, шагая по тюремным коридорам. Возможно, их следовало назвать кишечником. В этом месте пищеварение закона переваривает осужденных индивидов до состояния коричневой вонючей массы, которая в один прекрасный момент выйдет отсюда. Все двери были заперты, коридоры пусты.
— Отделение для извращенцев, — сообщил надзиратель, отпирая очередную железную дверь в конце коридора.
— У них есть собственное отделение?
— Ага. Когда насильники собраны в одном месте, меньше вероятность, что соседи их прибьют.
— Прибьют? — Катрина притворилась удивленной, будто ничего не знала о подобном.
— Ага. Здесь насильников ненавидят так же, как и в обществе. Если не больше. А у нас тут имеются убийцы более импульсивные, чем мы с вами. Так что, если будет неудачный день… — Он выразительно провел ключом, который держал в руке, по горлу.
— Их убьют?! — выпалила Катрина с ужасом в голосе и на мгновение задумалась, не переигрывает ли.
— Ну, может, и не убьют. Но изобьют точно. В нашем больничном отделении всегда лежат извращенцы с переломанными руками и ногами. Они говорят, что упали на лестнице или поскользнулись в душе. Даже настучать не могут. — Он запер дверь позади них и сделал вдох. — Чувствуете запах? Так пахнет семя на батарее. Запекается мгновенно. Запах как бы въедается в металл и не поддается удалению. Похоже на запах горелого человеческого мяса, да?
— Гомункул, — произнесла Катрина, втягивая в себя воздух.
Она ощутила только запах свежеокрашенных стен.
— Чего?
— В семнадцатом веке люди считали, что семя состоит из крошечных человечков, — ответила она, заметила косой взгляд надзирателя и поняла, что сделала неверный ход: надо было просто сделать вид, что она шокирована. — Итак, — поторопилась продолжить она, — Валентин спокойно сидел здесь вместе со своими единомышленниками?
Надзиратель отрицательно покачал головой:
— Пустили слух, что это он изнасиловал маленьких девочек в Маридалене и Триванне. А с заключенными, изнасиловавшими несовершеннолетних, дело обстоит совсем иначе. Даже несомненный насильник ненавидит тех, кто трахает детей.
— Значит, Валентина избили?
— Да, это точно.
— А этот слух… у вас есть соображения, кто мог его пустить?
— Ага, — ответил надзиратель, отпирая следующую дверь. — Это вы.
— Мы? Полиция?
— Был здесь один полицейский. Он делал вид, что допрашивает заключенных по поводу тех двух убийств. Но рассказывал он больше, чем спрашивал, насколько мне известно.
Катрина кивнула. Она слышала о том, что в случаях, когда полицейские были уверены, что один из заключенных совершил преступление в отношении ребенка, но не могли этого доказать, они прикладывали все усилия к тому, чтобы он был наказан другим способом. Надо было просто проинформировать нужных людей среди заключенных. Тех, кто обладал властью. Или, по крайней мере, был наиболее импульсивен.
— И вы не возражали?
Надзиратель пожал плечами:
— А что мы, надзиратели, можем поделать? — И тихо добавил: — А в этом конкретном случае мы, возможно, и не имели ничего против…
Они прошли мимо общей комнаты.
— Что вы хотите сказать?
— Валентин Йертсен был больным сукиным сыном, настоящим злом. Когда встречаешь такого человека, сразу задумываешься о том, что хотел сказать Всевышний, посылая его на землю. У нас тут была одна надзирательница, которую он…
— Привет, вот ты где.
Голос прозвучал мягко, и Катрина машинально повернулась влево. У доски для игры в дартс стояли двое мужчин. Она посмотрела в улыбающиеся глаза говорившего, худощавого мужчины лет тридцати. Последние оставшиеся светлые волосины на его красном черепе были зачесаны назад. Кожная болезнь, решила Катрина. А может, у них здесь имеется солярий, раз тут содержатся лица, особо нуждающиеся в помощи.
