Леонид Замятин - Эффект «домино»
Меня заинтересовал факт вечернего телефонного разговора, ибо в первом случае, в этом я был уверен, погибший звонил мне. И ко всему, сей факт не фигурировал в протоколах дознания. Обозначилось нечто реальное, от которого, не исключено, можно будет оттолкнуться в дальнейших поисках, и я поспешил с вопросом:
— Вы можете уточнить: звонили брату или он сам набрал номер?
— Звонили брату, — ответ прозвучал твердо. — Я сам брал трубку.
— Звонил мужчина?
— Да.
— О чем с ним говорил брат?
— Он сказал всего два слова: «Сейчас выйду» — и начал собираться.
— Брат не назвал причину столь поспешного ухода?
— Назвал, хотя я и не интересовался.
В этот момент мои глаза открылись шире, ибо удача пока явно благоволила мне.
— И что же он сказал?
— Что идет на встречу с работником уголовного розыска, который ищет убийцу нашей двоюродной сестры.
— Почему вы не рассказали об этом следователю? — вопрос прозвучал не без укоризны.
— Меня не спрашивали, а родители об этом звонке не знали, они ложились спать. Да и я, честно говоря, был сильно растерян, чтобы догадаться рассказать самому.
После разговора с братом погибшего исчезли последние сомнения по поводу того, что произошло убийство. Ко всему, я сделал очень важные выводы. Определенно по телефону звонили от моего имени, а отсюда следовало, что преступник знал не только мою фамилию, но и место работы. И еще: нас наверняка заметили на рынке, и заинтересованное в сокрытии преступления лицо, другими словами, возможный убийца молодой женщины-коммерсанта догадался, что идет розыск и чем он может для него закончиться. Потому и такая поспешность в ликвидации Колмыкова. Кто же он, воспользовавшийся расположением женщины, убивший ее и завладевший деньгами и драгоценностями, а теперь умело маскирующий следы? Ловчила по имени Кеша с малозапоминающейся внешностью или кто-то другой? Есть над чем поразмышлять. Хотя я больше склонялся к варианту с убийцей, которому знакома моя внешность и с которым, не исключалось и такое, каждое утро здоровался, и возможно, даже в тесноватых коридорах управления. Припоминался намек Алешина на преступника в милицейской форме, и хотя та догадка относилась к другому случаю, она нет-нет, да посещала меня, порождая чувство досады и бессилия. После не очень длительных размышлений я исключил из подозреваемых в убийстве женщины, в связи с последними трагическими событиями, Макарова, но даже в мыслях извиняться перед покойным не стал: на его совести остались другие мерзкие дела.
На работе связался по телефону со своим основным поставщиком информации из мира криминала. Как всегда, был краток: назначил на завтра встречу.
Приятное, после насыщенного беготней и делами дня, ждало вечером, когда я переступил порог собственной квартиры. В кресле сидела Жанна. Изумление было настолько велико, что я лишь улыбался. Восторг при виде любимой женщины лишил меня дара речи. Да и нужны ли в эти мгновения слова, когда все написано на лице? Она поднялась из кресла. На ее лице, несмотря на улыбку, — настороженность, словно ожидала порицания за свой поступок. Я вытянул руки, чтобы заключить ее в свои объятия.
— Кто-то говорил, что меня будут ждать здесь даже через годы, — голос Жанны звучал трепетно и обворожительно нежно. И эта трепетность, несомненно порожденная сильным чувством любящей женщины, достала до сердца, выбивая его из колеи размеренности, наполнила душу таким же волнением.
И все! Исчезли неприятности минувшего дня, будто их и не было, упала с плеч, словно накидка, усталость. Я терся щекой об источающие аромат лета волосы, касался губами шеи, вдыхал тонкий, уже знакомый до головокружения запах тела. Я ощущал ее жаркое сбивчивое дыхание и пьянел. Пьянел в объятиях дурманящего, как вино, чувства. Для нас опять перестало существовать время. Нас окружала вечность любви.
XV
Долговязую фигуру осведомителя я увидел сразу, как только открыл дверь в закусочную. Он занимал ставшее уже постоянным наше место. На высоком столике — две кружки пива, две стопки водки и неизменная закуска: бутерброды с килькой. Встретил он меня уже традиционной фразой: «Вадя, мать твою, куда ты запропастился?» Несмотря на развязность и панибратский тон осведомителя, от меня не ускользнула стоявшая в его глазах настороженность, даже пугливость, словно над ним нависла опасность. Я оглядел зал. Немноголюдно, и среди примелькавшихся лиц завсегдатаев никого нового не обнаружил.
— Ну что, со свиданьицем, — провозгласил он тост заискивающим голосом. Нет, он явно чего-то опасался. И эта угроза, по его разумению, должна была, видимо, исходить от меня.
Чокнулись, выпили.
— Половину расходов записывай на мой счет, — мрачно пошутил я.
— Какие пустяки по сравнению с приятностью нашего общения, — нашелся чем ответить он и тут же сам, чего раньше за ним не наблюдалось, перевел разговор в деловое русло: — Какую теперь пользу могу принести российскому сыску?
— По улице Заводской из высотного дома выбросили человека, двоюродного брата той самой убитой женщины-коммерсанта.
— Но там же самоубийство, — прервал он меня.
— Откуда известно?
— Регулярно почитываю в газетах криминальные сводки, — не задержался он с ответом.
— Похвально, — я похлопал его по плечу и продолжил: — Так вот: произошло убийство, и люди, заинтересованные в устранении брата той женщины как опасного свидетеля, предположительно, каким-то образом связаны с центральным рынком.
— Откуда известно? — попотчевал он меня тем же вопросом, который совсем недавно преподносил ему я.
— Ты по врачам хотя бы изредка ходишь?
— Хожу, — он недоуменно посмотрел на меня.
— Когда специалист своего дела ставит тебе диагноз, ты подвергаешь его сомнению?
— Нет.
— Так вот я тебе говорю как сыщик: они ошиваются на центральном рынке, правда, в качестве кого — не ведаю.
— Установку понял, — он шумно вздохнул. — Только, начальник, дело-то мокрое и темное, и звякало вряд ли кто развяжет.
— Пока не тороплю, так что — за удачу! — я взял кружку с пивом, отпил несколько глотков.
Он тоже отхлебнул с мученической миной на лице.
— Как дела на коммерческом поприще? — попытался я привнести в наш разговор нечто приятельское.
— Не беспокойся, начальник, у меня все всегда идет, если случай не вмешается: ловкость рук и никакого мошенства, — и он прихлопнул себя ладонями по груди.
Очередной глоток пива застрял у меня в горле. Я закашлялся. Он постучал по моей спине рукой, приговаривая:
— Тренироваться надо больше по пивной части.
— Надо, — согласился я, вытирая выступившие слезы.
— Ну что, разбежались или еще по стопарику? — предложил он.
— Разбежались, — выбрал я и тут же озадачил его: — Завтра здесь же, в это самое время.
— Ну ты даешь, начальник, — подрастерялся он и повысил голос: — Сам же говорил, что не торопишь. Что я за сутки смогу разузнать?
— Что сможешь, но пока будем встречаться здесь каждый день…
Интересующая меня особа открыла дверь тотчас, даже не спрашивая «кто там», по видимому, доверившись «глазку». Она пребывала под хмельком, и это я сразу заметил. Взгляд вызывающий, ярко напомаженные губы. Она пригласила меня в зал, я отказался, сославшись на нехватку времени.
— У меня есть хороший коньяк, — заговорщически произнесла она и привалилась плечом к стене. Полы халата разошлись, обнажая полные ноги так высоко, что у любого невольно возник бы вопрос: а не намек ли это на приятное времяпрепровождение? Дама пребывала сейчас наверняка в том состоянии, когда ей до тоски хотелось общения с мужчиной, ну а в своей неотразимости она явно не сомневалась. Бедная, она не ведала, что я пребывал сейчас непоколебимо нравственным и причиной тому — Жанна. Вот раньше для пользы дела я мог бы и подыграть, а сейчас на скрытое предложение женщины ответил отказом:
— У меня аллергия на спиртное.
Губы сложились в презрительную усмешку. Она запахнула полы халата, для чего ей пришлось выпрямиться, и произнесла подчеркнуто холодно:
— Слушаю вас.
Я изложил просьбу, ради которой здесь объявился. Опасался отказа и потому готовился упрашивать и взывать к совести. Не пришлось. Потупив взгляд, она размышляла всего несколько секунд и дала согласие помочь мне во имя памяти своей подруги.
Он был, как всегда, пунктуален. На столе — уже ставший привычным набор из пива, водки и закуски. Вид, однако, у него мрачноватый. По поводу моего появления он даже не выразил радости, пусть показной. Поздоровались.
— Отрываешь от дел, начальник, — недовольно пробубнил он.
— Прости, но чертовски приятно пить на халяву, — пошутил я и следом успокоил: — Надолго не задержу. Выпьем, выложишь новости и разойдемся.
