Александр Каневский - Елена прекрасная
Он обвёл взглядом присутствующих, выбирая самого подходящего слушателя. В этот вечер в гостях была соседка Лида со своим пятилетним сыном Юриком. Муж Лиды периодически уходил в запой и пропивал всю зарплату. Маруся жалела и Лиду, и Юрика, часто приглашала их на ужин, закармливала пирогами и заворачивала «на посошок».
Увидев Юрика, Котенко обрадовался, подбежал к нему, сел напротив.
— Это песенка для детей, очень смешная. Вот послушай.
И стал с выражением декламировать:
Я, козёл, дрова пилю,
Тру-лю-лю, тру-лю-лю!..
Сделал несколько движений рукой, вперёд-назад, будто тянул и толкал пилу, и завершил свой опус:
Мы готовимся к зиме.
Ме-ме-ме!
Затем большим пальцем надавил мальчику на нос и гордо посмотрел на него, в ожидании восторга. Но тот продолжал сидеть молча. Потом негромко спросил:
— Дядя, ты — дурак?
— Юрик, как ты можешь! — встрепенулась Лида, но Котенко жестом остановил её:
— Ничего, ничего, он просто не понял. Я сейчас повторю. Он тут должен рассмеяться.
И снова задекламировал:
Я, козёл, дроеа пилю,
Тру-лю-лю, тру-лю-лю!..
Мы готовимся к зиме.
Ме-ме-ме!
Мальчик перевёл взгляд на Лиду.
— Мама, он дурак?
Лида не успела отреагировать, Котенко опередил её:
— Нет, нет! Я ему докажу, что это смешно!
Он уже злился, поэтому каждую строчку теперь не читал, а выкрикивал:
Я! Козёл! Дрова! Пилю!..
Тру-лю-лю! Тру-лю-лю!..
Мы! Готовимся! К зиме!..
Ме-ме-ме!
Мальчик продолжал внимательно смотреть на Котенко, но теперь в глазах у него появилась жалость и сочувствие. Он повернулся к Лиде и со вздохом заключил:
— Мама, он — дурак.
Елена, едва сдерживая смех, выбежала в кухню и там расхохоталась. Григорий поспешил за ней. Она, не в силах остановиться, захлёбываясь от хохота, приговаривала:
— А ты хотел… идти в театр… смотреть комедию… В каком театре… меня бы так рассмешили!
Глава тридцать пятая
Григорий продолжал всё время заботиться о Елене, помогал ей, утешал, был терпелив и нежен. Благодаря ему, Елена постепенно приходила в себя.
— Не тяни, делай предложение! — подстёгивала его Таисия Богдановна.
— А она согласится? — с надеждой спрашивал он.
— Я уверена. Она очень к тебе привязана.
И Григорий решился.
Однажды, субботним вечером, после ужина, когда они сидели в гостиной, он взял её за руку и проговорил:
— Лена… Леночка… Ленуся… Я давно собираюсь… давно хочу тебе сказать…
Он запнулся. И тогда заговорила она.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, и я тебе отвечу: я очень ценю твою преданность, у меня сегодня нет человека ближе тебя, и я согласна стать твоей женой.
Задохнувшись от счастья, он только прижимал её руку к своим губам и целовал, целовал, целовал…
Потом они обсуждали дальнейшее. Поскольку после смерти Амирана прошло не так уж много времени, Григорий предложил в Москве свадьбу не устраивать, никому не объявлять о их решении, а через неделю улететь на Кипр: «Захочешь — там распишемся, не захочешь — просто проведём вместе медовый месяц, или медовую неделю, сколько захочешь. Вернёмся без огласки, поживём у меня в Гальяново: тихо, рядом лес, по утрам — пробежки. Пока мы будем на Кипре, в квартире сделают ремонт, Яна проследит, она согласится»…
Он говорил, а она, после каждой его фразы, молча кивала в знак согласия. А сбоку, в дверях гостиной, невидимая Елене, счастливая Таисия беззвучно аплодировала Григорию.
И как бы подарком к этому событию, на следующий день, к вечеру, в квартире Елены прозвучал звонок. Сидящий рядом Григорий снял трубку, секунду слушал, затем повернулся к Елене.
— Это тебя…
Елена взяла трубку.
— Я слушаю.
В трубке прозвучало:
— Здравствуй, племянница! Это твоя тётя.
Елена поражена:
— Тётя?! Тётя Аделаида? Вы?!
— Представь себе — я! Не удивляйся, я давно простила тебя, но из-за своей фамильной гордости не могла сделать первый шаг. Очень переживала из-за отца и мамы — я ведь, как предчувствовала, была против их переезда, их новой деятельности… Впрочем, не стану ворошить прошлое. Пора исправлять ошибки, надо увидеться! Мы с Нельсоном приглашаем тебя в гости, у нас большая радость: Нельсон поймал вора, вернул украденные бриллианты — вместе и отпразднуем.
Елена счастлива.
— Тётечка Адя, я так рада вашему звонку! Спасибо за приглашение, но… Я не могу. Я выхожу замуж и улетаю с женихом на Кипр.
В трубке раздался голос Нельсона:
— Значит, тебя можно поздравить?
— Да.
— А может, успеете к нам, хоть на тройку дней, до отлёта?
— Не получится: улетаем через пять дней, в эту пятницу.
— Жаль. А возвращаетесь когда?
— Когда ремонт закончат в квартире Григория — мы первое время поживём там.
— Ремонт без вас? — удивился Нельсон.
— Яна проследит. Ты её помнишь — моя подруга… Ничего не хочешь пожелать?
Он не успел ответить, в трубке снова прозвучал голос Аделаиды.
— А нельзя хоть на несколько дней отодвинуть ваш отъезд?
— Увы, никак: Гриша, мой жених, уже купил билеты, заказал и оплатил гостиницу.
— Тогда счастливого путешествия! Вернётесь — и сразу к нам. Договорились?
— С радостью повидаюсь! И с вами, и с Нельсоном!
— Ждём!
Глава тридцать шестая
В кабинет Бориса заглянул моложавый блондин, с сумкой на плече.
— Разрешите? Я — Пшёнов, из фирмы «Тбилисо». Вы меня вызвали, вот, повестка.
— Заходите, присаживайтесь. Вы — правая рука господина Живидзе? Так?
— Да. Его заместитель и частично компаньон.
— Вот и хорошо, значит, вы в курсе всех дел?
— Конечно.
— И всё про всех знаете?
— Ещё бы! По долгу службы. Простите, у вас можно курить?
— Можно.
Пшёнов достал из футляра трубку и раскурил её. Улыбнулся Пахомову.
— С утра в напряжении, некогда расслабиться… Я вас внимательно слушаю.
— Значит, первый вопрос такой: Как вы относились к Амирану?..
— Внешне — дружески, а по честному, я его терпеть не мог. И их всех тоже.
— Кого это их?
— Пришельцев: киргизов, таджиков, узбеков… Ладно, эти, из Средней Азии, они, в основном, дворы убирают и кусты стригут… А вот кавказцы: грузины, армяне, чеченцы, — те сразу к пирогу лезут, отталкивают нас, коренных москвичей: у них фирмы, магазины, рынки… Они хозяева жизни, а мы, в лучшем случае, заместители!..
— Значит, вы не очень любили Амирана?
— А за что мне его любить? Ведь папочка ждал, чтобы, как только он закончит институт, взять его на моё место. Легче свои делишки можно будет проворачивать.
— Какие делишки?
— Не хочу быть сплетником.
— И всё-таки? Учитывая место, где вы находитесь, отвечайте конкретней.
— Хорошо. Но лучше меня ответят анонимки, которые поступают в прокуратуру. Не случайно, там уже завели дело на моего шефа, в отделе борьбы с экономическими преступлениями.
— Вы хорошо осведомлены.
— А меня вызывали для дачи показаний.
Борис, не скрывая иронии, спросил:
— И вы, конечно, немедленно предупредили своего шефа?
Пшёнов пожал плечами.
— Зачем? Сам натворил, сам пусть и отвечает. И потом, с меня взяли подписку о неразглашении.
Борис тоже закурил.
— Знаете, перед тем, как пригласить вас, я ознакомился с этим делом. Да, идёт проверка. Но знаете, на что я обратил внимание?
— Интересно. На что?
— В этих анонимках описаны такие подробности, такие тонкости!.. У меня возникло подозрение, что писал их кто-то из сотрудников. Не вы ли их автор?
Пшёнов рассмеялся.
— Может, и я. А может, кто-то другой. Любой честный человек должен реагировать на незаконные деяния.
— Анонимками?
— А почему нет? В советские времена они были сокрушительным оружием, да и сейчас тоже. Анонимка — она, как слабительное: коль приняли, результаты будут!.. В этой кавказской кодле давно пора покопаться, они же друг дружку тянут, бабка за дедку, дедка за репку-тут уже четыре родственничка работают, квартирки купили…
— А вы, конечно, бездомный? Вам приходится спать в собственном джипе?
— Не надо иронии! Да, у меня есть джип, и есть квартира, даже две. Но я — москвич. Коренной москвич!..
— А вот мне известно, что ваши родители переехали в Москву из Улан-Удэ и ваш отец — бурят.
Пшёнов смешался.
— Нет. То есть, да. Но мать у меня русская.
— Значит, вы — наполовину пришелец?
Пшёнов отбросил свою сдержанность и заговорил горячо и яростно, видно, что его это задело.
