Алексей Макеев - Подставное лицо
– Ну, я так полагаю, и от нас к ним ехали не всегда Жаки Паганели… – усмехнулся Гуров.
– На этот счет сказать ничего не могу. – Михаил Захарович многозначительно улыбнулся. – На этой теме еще лет триста будет стоять гриф "Совершенно секретно". Кстати, говорят, до сих пор не рассекречены многие документы эпохи Петра Великого.
Подрулив к управлению, Гуров из машины на всякий случай вышел первым. Он цепким взглядом окинул улицу и, не заметив ничего, что внушало бы подозрения, открыл дверцу Михаила Захаровича.
– Я ценю вашу заботу обо мне, – старик аккуратно поправил костюм, – но не стоит лишнего беспокойства. Если бы нам угрожала опасность, я бы это уже ощутил. Кстати, сейчас покончим с делами, и я покажу вам несколько упражнений, способствующих обострению интуиции и противостоянию внушению извне. Думаю, вам это будет нелишне.
В кабинете их уже дожидались Стас и Валентина. Крячко принес из соседнего отдела видеоплеер. Рядом с ним на столе лежали две мини-кассеты. Увидев Гурова и Михаила Захаровича, Стас, встав с места, подвинул стул гостю, усадив его напротив экрана монитора. Валентина вставила одну из кассет и нажала на кнопку пуска.
– Похороны заняли около трех часов, – пояснила она, – но операторы снимали выборочно самое характерное, поэтому суммарная продолжительность отснятого занимает не более сорока минут.
На экране замелькали кадры, изображающие внутреннюю обстановку квартиры Ритушиных. У гроба с покойным сидели родственники. Гуров сразу же узнал Татьяну Ритушину. Подле нее стояли два мальчика лет семи и десяти, между которыми, недвижно глядя на отца, лежащего в гробу, стояла девочка лет шести. Вдоль стен стояли люди. Одни приходили, другие, постояв у гроба, выходили на улицу. Слышалось шарканье шагов, тихий гомон приглушенных голосов, кто-то за кадром всхлипывал.
Камера поочередно брала в кадр лица пришедших проститься. Гуров смотрел на экран не отрываясь, но ничего особенного в лицах людей он не замечал. Михаил Захарович тоже внимательно смотрел на монитор, однако сидел, не шелохнувшись, и увиденное не комментировал. Затем пошли кадры выноса Ритушина из квартиры.
– А ну-ка, стоп! – неожиданно скомандовал Михаил Захарович. – Немного назад отмотайте. Стоп. Вон тот мужчина с проплешиной, в коричневом костюме. Кто он?
– Так, минуточку… – Валентина быстро пролистала блокнот. – А-а, это казначей исполкома "Правого дела" Козявкин. Он, вы считаете, в чем-то фальшивит?
– Похоже, да, – не отрывая от него взгляда, Михаил Захарович кивнул. – Да, определенно фальшивит. Смерть Ритушина принесла ему какое-то непонятное облегчение. Скорее всего, Ритушин его в чем-то уличил, но обнародовать этого не успел. Козявкин, судя по всему, очень доволен случившимся.
– Да, действительно, прямо цветет, – согласился Гуров. – Им займемся обязательно. Но давайте смотреть дальше.
Когда на экране появился кадр, где люди шествовали в окружении кладбищенских оград и памятников, Стас неожиданно оживился.
– Стоп, стоп! – замахал он рукой. – Вон того, с черными усами, видите? Это, мне так кажется, тоже из тех, кто нам нужен. Лева, ты фоторобот, кстати, еще не видел? Посмотри. По-моему, одно и то же лицо.
Гуров сличил отпечатанный принтером рисунок человеческого лица и черноусого, замеченного Стасом на экране монитора среди участников похоронной процессии. Безусловно, это был один и тот же человек. Взглянув на фоторобот, это же подтвердил и Михаил Захарович.
– Это один и тот же человек, – задумчиво сказал старик. – Должен отметить, что хотя и причастен к убийству, но играл не главную, а вспомогательную роль. Скорее всего, соглядатая, наводчика. Заметно так же и то, что его мучают угрызения совести. Если бы вам удалось найти этого человека, он смог бы прояснить очень многое. Да, и еще. Очень странно, но я не ощущаю никакой связи между недавно увиденным нами… э-э-э… Козявкиным и этим человеком.
– Вот как?! – удивился Гуров. – А я уж было подумал, что это одна шайка-лейка. Выходит, ситуация, можно так сказать, многоуровневой сложности?
– Да-а… – Михаил Захарович покачал головой. – Распутать ее будет непросто. Чувствуется, что убийство совершили люди, которые продумали все до мелочей. Не удивлюсь, если вдруг окажется, что исполнителя и его ближайших помощников уже нет в живых. Да и на этом черноусом явная печать обреченности. Его вам нужно срочно разыскать, иначе – и это вполне вероятно – очень скоро он может быть найден где-нибудь в пруду или придорожной лесополосе.
– Он зачем-то подходил к депутату Госдумы Свистову, – снова заглянув в блокнот, сообщила Валентина. – Около минуты они о чем-то беседовали, и довольно оживленно.
– К Свистову?! – Гуров задумался. – Эту фамилию я уже слышал. О нем мне говорил Лебедев, друг покойного Ритушина. И, я так понял, мнения Лебедев о Свистове не самого лучшего. Очень хорошо. Значит, зацепка у нас есть. Сегодня же нужно выйти на Свистова и установить личность черноусого.
– Беру это на себя. – Валентина что-то отметила в блокноте. – На похоронах мы разговаривали с Дмитрием, и он обещал, что сегодня познакомит меня с человеком, который может рассказать нечто очень важное. Заодно попробую через него выйти и на этого Свистова.
Она включила видеоплеер, и на экране монитора вновь заходили, задвигались люди, произнося возвышенно-хвалебные речи, кидая в прямоугольник могилы обязательные горстки земли, возлагая букеты и венки. В один из моментов Валентина сама остановила изображение и указала на высокого сухопарого сутулого мужчину в дорогом английском костюме, с большими залысинами и бледными, водянистыми глазами. Мужчина стоял рядом с вдовой и что-то говорил, тяжело двигая жесткими, словно деревянными губами. Сквозь медь оркестра, исполняющего Шопена, не было слышно ни слова, но можно было догадаться, что сутулый говорит нечто сочувственное.
– А это, прошу любить и жаловать, – с долей иронии в голосе объявила Валентина, – господин Гришкаев собственной персоной. На этой кассете нет его выступления – оно на другой. Но, думаю, для первого впечатления будет достаточно.
В тот момент, когда гроб опускали в могилу, Гришкаев с непонятной обеспокоенностью взглянул на часы и огляделся. Неожиданно неподалеку раздались два хлопка, как будто кто-то откупорил бутылки шампанского. На них мало кто из стоящих у могилы обратил внимание. А вот сам Гришкаев отреагировал на хлопки с явным недоумением.
– Ага! – торжествующе воскликнул Стас, ткнув пальцем в экран монитора. – Вот он и заказчик. Грохни заряды, как он хотел, это можно было бы засчитать как состоявшееся покушение. Во как задергался, что не по его вышло!
– Установили, кто привел в действие эти "хлопушки"? – Гуров посмотрел на Стаса.
Тот со вздохом развел руками.
– Не вышло. Думаю, кто-то из стоящих в толпе. Сунул руку в карман – и будьте здоровы!
– Хм-м-м… – Михаил Захарович долго, испытующе смотрел на экран. – Это, скажу я вам, очень занятная личность. Человек с лицом-маской. Такое ощущение, будто его со всех сторон окружает беспросветная тьма. Да и внутри его самого что-то непроницаемо-темное. Не берусь утверждать, но кажется, что заказчиком убийства мог быть именно он. А ну-ка, медленно промотайте этот кусочек с самого начала.
Валентина медленно вращала пальцем ролик ручной перемотки, а на мониторе, сопровождаемое звуками взрывов, судорожно дергалось изображение соболезнующего Гришкаева. Неожиданно из-за его спины всего лишь на мгновение выглянул какой-то субтильный бородач в неприметном серовато-коричневом пиджаке.
– Стоп! Бородатого в кадр! – с изумлением в голосе воскликнул Михаил Захарович, всем телом подавшись вперед. – О-го-го! Знаю его, знаю. Это некто Крапивинский. Сильнейший суггестолог. Значит, он работает на Гришкаева. Весьма опасный получился коктейль.
– Михаил Захарович, – Стас озадаченно повернулся к старику, – а почему же я его не заметил? Уж такую приметную физию запомнил бы с первого раза. Валь, а ты его не припоминаешь? Может, ты его заметила?
– Нет, не помню такого. – Валентина наморщила лоб. – Хотя… Где-то на самом краешке памяти что-то смутное мелькает, но тут же теряется.
– Это и не удивительно. – Михаил Захарович грустно усмехнулся. – Он заблокировал вашу память. На то он и суггестолог. Да-а, времена… Чего только люди не пускают в ход, чтобы дорваться до больших денег, до безграничной власти. И яд, и пули, и гипноз, и суггестию, и даже магию чернее черной.
– Магию?! – рассмеялся Стас. – Ну, Михаил Захарович, уж это вы хватили! Насчет гипноза – согласен, вещь реальная. А вот магия… Об этом даже говорить как-то неловко.
– Увы, но вы не правы. – На лице старика промелькнула загадочная улыбка. – Я откуда знаю Крапивинского? Мы ведь из одной «фирмы». Только работали в разных отделах. Эти отделы хоть и были секретны, но постольку-поскольку. А вот еще имелись отделы столь засекреченные, что даже сегодня сам факт их былого – а возможно, и нынешнего – существования является тайной за семью печатями. И уж туда соваться – опаснее опасного.
