Александра Маринина - Светлый лик смерти
– Я хочу, чтобы ты умерла. Пусть ты умрешь в страшных мучениях. Пусть тебе хотя бы на пять минут станет так же больно и страшно, как было мне. Я не хочу, чтобы ты жила.
Но сегодня, в день похорон ненавистной подруги-соперницы, Люба надеялась, что на нее снизойдет хотя бы подобие спокойствия. Все свершилось. Все получилось так, как Люба хотела. Больше не нужна ярость и злоба, можно дать душе отдохновение.
Войдя в храм, она купила три свечи и направилась к ставшему уже привычным месту – иконе Николая-угодника. Здесь она посылала проклятия, здесь призывала смерть к Миле, здесь и прощения попросит у покойницы.
– Прости меня, Мила, я не ведала, что делаю. Я потеряла разум, я ничего не понимала, ненависть ослепила меня. Теперь я вижу, что лучше бы тебе было остаться в живых. Но уже поздно. Я хотела смерти для тебя, а убила себя. Так что ты жди меня, Мила, я здесь не задержусь. Скоро увидимся. До встречи.
Люба хорошо помнила, что раньше, постояв перед иконой и пошептав слова ненависти и проклятий, она успокаивалась и выходила из церкви почти умиротворенной. Настолько, что даже в течение нескольких часов готова была отказаться от мести. Ярость, бушевавшая в ней, утихала, и Люба даже становилась немного похожей на себя прежнюю. И она очень надеялась, что сегодняшний поход в церковь тоже принесет облегчение.
Но облегчения не было. Не было вообще ничего. Ни стыда, ни раскаяния, ни жалости, ни чувства вины. Осколки разлетелись так далеко, что теперь нужен был очень мощный магнит, который смог бы их собрать и удерживать душу в целостности. Люба Сергиенко с ужасом поняла, что таким магнитом может стать теперь только ненависть. Милы нет больше. Но ведь есть еще Стрельников.
* * *Дело об убийстве Людмилы Широковой довольно быстро обросло обширной информацией, в которой, однако, не было самого главного: ответа на вопрос, где и с кем она провела тот вечер, когда ее убили. Жена Владислава Стасова Татьяна была непоколебима: именно Широкова сидела рядом с ней в вагоне метро в тот день. Она села в поезд вместе с Татьяной на станции «Китай-город», вышла на «Академической», и было это в интервале от шести до половины седьмого вечера.
– И скорее всего из района «Академической» она больше никуда не уезжала, по крайней мере одна не уезжала, – сказала Татьяна.
– Почему ты решила? – удивилась Настя.
Татьяна задумчиво повертела в руках книжку в мягкой серо-голубой обложке, потом открыла ее на том месте, где лежала закладка – цветной картонный посадочный талон из аэропорта Барселоны.
– Закладка лежит почти на том же месте, на каком Широкова закрыла книжку, когда выходила из вагона. Я хорошо помню, какой именно эпизод она читала перед тем, как закрыть книгу. Сейчас закладка лежит на три листа дальше. Вы ее перекладывали?
– Конечно. Мы ее вынимали и осматривали. Но потом положили точно на то место, где она была у Широковой. Ты не обратила внимания, она читала быстро или медленно?
– В среднем темпе. Давай посчитаем. Когда она открыла книгу, то была вот здесь, – Татьяна перелистала страницы и заложила на нужном месте чистую библиографическую карточку, которую взяла со стола у Насти, – а когда закрыла – вот здесь. От «Китай-города» до «Академической» сколько минут?
– Примерно двенадцать.
– За двенадцать минут она прочитала девять страниц, итого минута двадцать секунд на страницу. Три листа – это шесть страниц, стало быть, ей удалось еще почитать в общей сложности около восьми минут.
– Да, – кивнула Настя, – ты права, пожалуй. На «Академической» пересаживаться некуда, можно только выйти в город. Стало быть, самое большее – это восемь-десять минут на автобусе. За эти жалкие минуты далеко не уедешь. А может быть, она вообще никуда не ехала, а просто сидела на лавочке и ждала кого-то. Вполне естественно при этом читать книжку, особенно если до этого пришлось прерваться на интересном месте.
Она чуть откинулась на стуле и два раза стукнула кулаком в стенку. Через несколько секунд дверь открылась и на пороге возник идеально выбритый и подстриженный Коля Селуянов. Вдобавок он был в новом костюме, чем лишил Настю Каменскую дара речи примерно эдак секунд на пять.
– Господи, – пробормотала она, придя в себя, – Коленька, что случилось?
– Вот, – торжественно ответил Селуянов, с трудом сдерживая хохот, – я так и знал, что ты обязательно опозоришь меня перед мэтром российского детективного жанра. Вчера вечером Стасов мне сказал, что сегодня Татьяна Григорьевна будет здесь, и я ради такого случая постарался выглядеть поприличнее, чтобы произвести на знаменитость хорошее впечатление, а ты, Настасья, взяла и все испортила. Разрешите представиться, – церемонно обратился он к Татьяне, – майор Селуянов, в быту Николай, можно просто Коля. Горячий поклонник вашего таланта, как литературного, так и следственного.
– Очень приятно. Образцова, – мелодично пропела Татьяна, протягивая Селуянову руку, к которой он тут же припал губами в духе салонных манер девятнадцатого века.
Настя ошарашенно смотрела на них, не понимая, что происходит. Коля не похож сам на себя, никогда в жизни он дамам ручки не целовал и не прочел, насколько Настя знала, ни одного детектива. Селуянов вообще читал мало, поскольку времени у него на это удовольствие не было совсем, но если уж читал, то исключительно фантастику про каких-нибудь инопланетян и звездные войны. «Я читаю не для того, чтобы поумнеть, – говорил он, – а единственно для того, чтобы отвлечься от гадостей и мерзостей окружающей меня жизни. Поэтому я читаю только то, что совершенно не похоже на нашу жизнь». Настя могла бы поклясться, что ее коллега Николай не то что не прочел, но даже в руках не держал ни одной книжки Татьяны Томилиной.
– Коля, у меня к тебе просьба, – сказала она, стараясь «не зависать» над неожиданным поведением Селуянова. – Куда можно минут за восемь-десять уехать на общественном транспорте от станции метро «Академическая»?
– Именно на общественном? – уточнил он. – Или на машине тоже?
– Нет, на машине не нужно. В машине люди обычно не читают книжки.
– А при чем тут книжка?
– Мы по объему прочитанного текста пытаемся определить, как далеко от метро уехала потерпевшая, если допустить, что читала она в транспорте, а не сидя на лавочке.
– Тогда придется делать разблюдовку на свободные маршруты и забитые. В переполненном автобусе или трамвае она могла ехать какое-то время в давке, и только потом, когда стало посвободнее, сумела сесть и открыть книгу.
– Все ты правильно говоришь, Николаша, – усмехнулась Настя, перехватив восторженный взгляд, который Селуянов исподтишка кинул на Татьяну. – Сделай, пожалуйста, как можно быстрее.
– В какое время ехала твоя потерпевшая?
– Около половины седьмого вечера.
– Самое время! – присвистнул он. – Час пик, практически все маршруты битком забиты. Но я посмотрю повнимательнее, может, там и пустые маршруты есть. Час-полтора тебя устроит?
– Вполне.
– Тогда я исчезаю. Татьяна Григорьевна, надеюсь, что когда я явлюсь с выполненным заданием в зубах, вы все еще будете здесь и я буду иметь счастье вас видеть.
– Я тоже на это надеюсь, Николай, – все так же мелодично пропела Татьяна.
Когда за Колей закрылась дверь, Настя недоуменно повернулась к ней.
– Что у вас тут происходит? Спонтанно развивающаяся взаимная симпатия? Я немедленно вызову сюда Стасова, если ты не прекратишь строить глазки нашему Кольке.
Татьяна расхохоталась. Она смеялась самозабвенно, всхлипывая и вытирая слезы.
– Прости, Настюша, мы поспорили… Короче, я проиграла.
Фу-ты! Настя с облегчением перевела дух. И хотя она по-прежнему ничего не понимала, но главное было очевидно: Селуянов не пытался заигрывать с женой своего приятеля, а жена Стасова не строила глазки приятелю своего мужа. Остальное принципиального значения не имело, хотя, конечно, было любопытным.
– Много проиграла-то? – сочувственно спросила Настя.
– Ага. Праздничный обед на десять человек.
– А если бы выиграла?
– То же самое. Только готовил бы Коротков. А так мне придется.
– И кто входит в десятку счастливчиков?
– Ты с мужем, Коротков с Люсей, Селуянов с Валентиной, Миша Доценко и мы со Стасовым и Лилей.
– Ого! – Настя покачала головой и вытащила из пачки сигарету. – На такую ораву приготовить – не обрадуешься. И как же ты ухитрилась продуться? На чем погорела-то?
– Да на тебе, – Татьяна весело махнула рукой. – Вчера Коля вместе с Юрой Коротковым к нам в гости заезжал, так что я с ним еще вчера познакомилась. Зашел разговор о супружеских изменах, то да се, потом и до тебя дело дошло. Сцепились мы на вопросе о мужской и женской солидарности. Я утверждала, что если у тебя на глазах я начну флиртовать с кем-то, то ты меня поймешь и даже поощришь, несмотря на то, что Стасова ты знаешь намного дольше и лучше, чем меня. Стасов – твой друг, а я – так, жена друга. Согласись, Настюша, мы с тобой хорошие приятельницы, но не близкие подруги. Верно?
