Донна Леон - Выстрел в лицо
— Кто-нибудь еще про него знает?
— Нет.
— Почему?
— В эту тему я предпочту не углубляться.
— Это единственная зацепка, которая у вас есть? — поинтересовался Брунетти.
— Нет, не единственная. Но до сих пор у нас не было возможности ее проверить.
— А остальные?
— Остальные следы ни к чему не привели, — ответил Гуарино.
— Если я что-нибудь узнаю, как мне с тобой связаться? — спросил Брунетти.
— То есть ты все-таки мне поможешь?
— Да.
— Я уже дал тебе свой номер телефона.
— Ага, и там сказали, что тебя нет и не будет.
— Ну, меня нелегко найти.
— Может, тогда адрес, с которого ты завтра пришлешь фото? — предложил Брунетти.
— Нет, — отказался Гуарино.
— Ну а как тогда?
— Я всегда могу позвонить сюда, — предложил майор.
— Очень здорово — вот только я не могу переехать сюда с работы и сидеть ждать твоего звонка. Так как мне с тобой связаться? — повторил Брунетти.
— Позвони по этому номеру и оставь сообщение, — решил Гуарино. — Скажи, что тебя зовут Поллини, и сообщи, когда перезвонишь — в это время я и позвоню тебе сюда.
— Значит, «Поллини»?
— Да. Только звони с телефона-автомата, хорошо? — попросил Гуарино.
— Хорошо. Кстати, во время нашего следующего разговора ты все-таки скажешь мне, что происходит. Что на самом деле происходит, — подчеркнул Брунетти.
— Но я же уже сказал…
— Филиппо, мне что, опять пригрозить, что я повешу трубку?
— Нет, не стоит. Но мне надо подумать.
— Думай сейчас.
— Я скажу тебе все, что смогу.
— Где-то я это уже слышал.
— Поверь мне, я сам не рад. Но так будет лучше для всех, кто в этом деле замешан.
— Включая меня?
— Включая тебя. Все, мне пора. Спасибо.
10
Положив трубку, Брунетти взглянул на руку — не трясется ли? Нет, он был спокоен как скала. Все эти шпионские штучки вызывали у него не страх, а раздражение. Что дальше, думал он, будем оставлять друг другу записки в бутылках и сплавлять их по Большому каналу? Гуарино вроде вменяемый человек, да и скепсис Брунетти воспринял спокойно, так зачем упорствует, изображая из себя Джеймса Бонда?
Брунетти выглянул в бар.
— Ничего, если я позвоню? — спросил он у Серджио.
— Комиссар, — взмахнул тот руками, — звоните кому хотите!
Смуглый Серджио, ширина которого почти равнялась его росту, всегда напоминал Брунетти большого медведя, персонажа одной из первых сказок, прочитанных комиссаром.
Крупная фигура Серджио только усиливала сходство с мишкой, который был не дурак полакомиться медом. И медведь, и Серджио были добрыми и щедрыми малыми, хоть и склонными иногда поворчать.
Брунетти решил позвонить домой, но, набрав первые пять цифр номера, положил трубку. Он вышел из подсобки и вернулся на свой табурет за стойкой. Пунш тем временем уже куда-то испарился.
— Кто-то выпил мой пунш? — расстроился Брунетти.
— Нет-нет, комиссар, он просто остыл, вот я его и убрал.
— А можно мне еще один?
— Проще простого, — кивнул бармен и вытащил бутылку.
Десять минут спустя согревшийся Брунетти вернулся к себе в кабинет и, усевшись за стол, позвонил домой.
— Да? — послышался голос Паолы. Интересно, — с каких это пор она перестала представляться, отвечая на звонки?
— Это я. Ты завтра на работу пойдешь?
— Да.
— Можешь мне распечатать одну фотографию?
— Конечно, — ответила она, с трудом удержавшись от вздоха.
— Спасибо. Ее пришлют тебе на почту. Распечатаешь мне копию? А увеличить сможешь? — допытывался Брунетти.
— Гвидо, я совершенно спокойно могу зайти на свою почту из дома, — произнесла Паола таким тоном, словно объясняла нерадивому студенту что-то до крайности очевидное.
— Знаю, — ответил Брунетти, хотя до этой минуты такая возможность не приходила ему в голову. — Но я не хочу, чтобы…
— Чтобы следы вели в наш дом? — закончила за него жена.
— Да.
— Спасибо хоть за это, — рассмеялась она. — Даже думать боюсь, как ты представляешь себе работу электронной почты. Но все равно спасибо за предосторожность.
— Просто не хочу, чтобы дети… — начал было Брунетти.
— Не объясняй, — прервала его жена. — Я и так все понимаю. Скоро увидимся, — мягко добавила она и повесила трубку.
Услышав у двери шум, Брунетти поднял голову и к своему удивлению увидел офицера Альвизе.
— У вас минутки не найдется, комиссар? — спросил тот, улыбаясь. Затем принял серьезный вид, только чтобы через секунду улыбнуться вновь.
Низкорослый и тощий, Альвизе был наименее приятным членом коллектива — интеллект его примерно равнялся его физической мощи. Впрочем, Альвизе отличался и редкостным дружелюбием. Он всегда был рад поболтать с кем угодно о чем угодно. Паола как-то заявила, что при знакомстве с Альвизе ей на ум сразу пришли слова одного английского поэта про «вечную улыбку, скрывающую пустоту»[38].
— Разумеется, Альвизе, заходите, — пригласил его Брунетти.
Альвизе вернулся в участок совсем недавно, а до того полгода прослужил с лейтенантом Скарпой в составе специального подразделения, работу которого спонсировал Евросоюз. Предназначение этого подразделения так и осталось для всех тайной.
— Я вернулся, синьор, — заявил, усевшись, Альвизе.
— Да, я в курсе, — откликнулся Брунетти.
Острый ум и немногословность не входили в число достоинств Альвизе. Таким образом, его заявление можно было понимать как угодно: то ли он имел в виду, что вернулся в их коллектив из командировки, то ли из бара на углу.
Альвизе оглядел кабинет, как будто видел его впервые. Брунетти задумался — неужели Альвизе счел, что должен заново представиться начальству? Они молчали. Брунетти решил, что не проронит ни звука, пока Альвизе сам не сообщит, зачем, собственно, явился. Офицер взглянул на открытую дверь, затем на Брунетти. Снова на дверь. В полной тишине прошла еще одна минута.
— Вы не против, — наклонился и шепотом спросил Альвизе, — если я закрою дверь?
— Конечно, нет, Альвизе, — ответил Брунетти. Может, год, проведенный вместе со Скарпой в крошечном кабинетике, развил у Альвизе фобию сквозняков?
Альвизе подошел к выходу, выглянул за дверь и повертел головой. Тихо прикрыв дверь, вернулся в кресло. Вновь воцарилась тишина. Брунетти стойко держал паузу.
— Как я уже говорил, синьор, — наконец подал голос Альвизе, — я вернулся.
— Как я уже говорил, Альвизе, я в курсе, — отозвался Брунетти.
Альвизе уставился на начальника. Видимо, до него дошло, что замкнутый круг придется разрывать ему. Вновь покосившись на дверь, он проговорил:
— А как будто бы и нет!
Брунетти оставил эту фразу без комментариев.
— Другие ребята… — выдавил из себя Альвизе. — Понимаете, они как будто и не рады, что я вернулся. — В его голосе звучали обида и растерянность.
— Почему вы так думаете, Альвизе?
— Ну, понимаете, они ничего не говорят. О том, что я вернулся. — Теперь к обиде добавилось еще и искреннее удивление.
— А чего вы от них ждали, Альвизе? — поинтересовался Брунетти.
Тот криво улыбнулся.
— Ну, могли бы сказать: «Добро пожаловать»… Или: «Здорово, что ты вернулся». Понимаете, синьор, что-нибудь в таком духе.
Он, видимо, думает, что был как минимум в Патагонии.
— Альвизе, ну вы ведь не совсем отсутствовали. Вы так на это не смотрели?
— Знаю, синьор, знаю. Но я ведь не был членом команды. Не был обычным офицером, таким же, как они.
— Недолго.
— Да, синьор, недолго. Но это же что-то вроде повышения было, верно?
Сложив ладони замком, Брунетти куснул себя за костяшки пальцев, чтобы не расхохотаться.
— Да, Альвизе, можно на это и так смотреть, — наконец сказал он, когда немного успокоился. — Но, как вы верно заметили, — вы вернулись.
— Да. Но все равно, было бы здорово, если бы они хоть поприветствовали меня, ну или там сказали, что рады снова видеть меня в команде.
— Может, они пока просто присматриваются, легко ли вам будет вновь войти в рабочий ритм? — предположил Брунетти, хоть не имел ни малейшего понятия, что это значит.
— Я подумаю об этом, — расцвел Альвизе.
— Вот и хорошо. Уверен, все дело именно в этом, — грубовато заявил Брунетти. — Дайте им время, пусть пообвыкнутся с мыслью, что вы вернулись. Им, наверное, любопытно, какие новые мысли и идеи вы почерпнули из своей командировки.
Ах, какого актера лишилась сцена, когда я решил пойти в полицию, подумал Брунетти.
Альвизе широко улыбнулся — и впервые за время своего визита улыбка эта не показалась комиссару фальшивой.
— Ну, этим я их мучить не буду, — ответил Альвизе. — В конце концов, это же старая добрая сонная Венеция, понимаете?
Брунетти вновь плотно прижал к губам костяшки пальцев.
