Жорж Сименон - Мегрэ ошибается
— Об этом шла речь?
— Если даже и шла, она мне об этом не говорила.
— А Лулу хотела, чтобы профессор на ней женился?
— Не знаю. Кажется, нет.
— Она любила вас?
— Я так думаю.
— Вы в этом не уверены?
— Думаю, что женщины в таких вопросах ведут себя по-иному, чем мужчины.
— Что вы этим хотите сказать?
Пожалуй, Пьеро не мог более точно выразить свою мысль — он только пожал плечами.
— Она была бедной девушкой, — пробормотал он.
— Куда Лулу села, когда вы вошли в квартиру?
— Она вообще не стала садиться — была слишком взволнованной. Лулу взад и вперед расхаживала по комнате и внезапно сказала, не глядя на меня: «Хочу сказать тебе что-то очень важное». А затем быстро добавила, словно желая избавиться от гнетущего ее груза: «Я беременна».
— В ее голосе звучала радость?
— Ни радости, ни огорчения.
— Вы считали, что ребенок ваш?
Пьеро не осмелился ответить, но его поведение ясно указывало на то, что для него это очевидно.
— И как вы среагировали?
— Молчал. Как-то странно себя чувствовал. Мне хотелось прижать ее к груди.
— Она вам это позволила?
— Нет. Она продолжала расхаживать по комнате, говоря что-то вроде того: «Думаю о том, что я должна сделать. Это все меняет. Это может иметь огромное значение. Если я скажу ему об этом…»
— Она имела в виду профессора?
— Да. Она не могла решиться — говорить ему об этом или нет. Не знала, как старик отреагирует.
И Пьеро, доев свой бутерброд, тяжело вздохнул:
— Не знаю, как вам это объяснить. Я вспоминаю какие-то незначительные детали, а главное ускользает. Никогда не думал, что все так кончится.
— На что вы надеялись?
— Думал, что она бросится мне на шею и скажет, что решила вернуться ко мне.
— А разве эта идея не приходила ей в голову раньше?
— Может быть, и приходила. Я почти уверен, что приходила. Она хотела этого. С самого начала, как только вышла из больницы, она убеждала себя, что обязана ему жизнью, и жила, с ним из чувства признательности.
— Она считала, что связью с профессором оплачивает свой долг?
— Он спас ей жизнь. Думаю, что ни одному из своих больных он не посвящал столько времени, сколько ей.
— Вы поверили в это?
— Во что?
— Поверили, что это из благодарности?
— Я сказал Лулу, что ее никто не заставляет оставаться любовницей профессора. У него достаточно других женщин.
— Думаете, он был в нее влюблен?
— Чувствовалось, что она ему нужна. Думаю, что его тянуло к ней.
— А вас к ней тянуло?
— Я ее любил.
— Почему же тогда она позвала вас к себе?
— Я тоже часто об этом думал.
— В тот день около половины шестого врач с улицы Дам совершенно определенно установил, что Лулу беременна. Могла она тогда зайти к вам?
— Конечно. Она знала, где я обедаю перед тем, как пойти на работу в кафе.
— Она вернулась домой. С половины восьмого у неё был какое-то время профессор.
— Она мне говорила об этом.
— А не говорила она вам, что сообщила новость и профессору?
— Ни слова не сказала.
— Значит, она поужинала и легла. Скорее всего, не уснула, а около девяти позвонила вам.
— Да. Я тоже долго размышлял обо всем этом, стараясь понять. Но до сих пор не могу ни к чему прийти. Уверен только в одном — я ее не убивал.
— Пьеро, скажите откровенно: если бы в понедельник вечером Лулу заявила вам, что не желает больше с вами жить, вы бы убили ее?
Музыкант посмотрел на комиссара с какой-то печальной улыбкой.
— Вы хотите, чтобы я собственными руками затянул веревку у себя на шее?
— Вы можете не отвечать, если хотите.
— Может быть, и убил бы. Но, во-первых, она мне этого не сказала. Во-вторых, у меня не было револьвера.
— Но ведь когда вас задержали последний раз, при вас было оружие.
— Это произошло несколько лет назад, и полиция мне его не вернула. С того времени у меня нет револьвера. Могу еще сказать, что не стал бы убивать ее подобным образом.
— А как?
— Сам не знаю. Скорее всего ударил бы или задушил.
Он уперся взглядом в пол и, помолчав немного, добавил тихо и невыразительно:
— А может быть, я вообще бы ничего не сделал. Есть вещи, о которых думаешь перед сном, но никогда не приведешь их в исполнение.
— И приходилось вам думать перед сном о том, чтобы убить Лулу?
— Да.
— Вы ревновали ее к Гуэну?
Пьеро еще раз пожал плечами, словно давая понять, что словами порой не всегда можно выразить мысли, а правда жизни значительно сложнее.
— Если не ошибаюсь, вы были приятелем Луизы Филон еще до ее знакомства с профессором Гуэном и не возражали против того, что она занимается проституцией.
— Это другое дело.
Мегрэ старался нащупать истину, хотя и понимал, что абсолютная истина ускользает от него.
— Вы никогда не пользовались деньгами профессора?
— Никогда! — резко поднял голову музыкант.
— А подарки от Луизы вы получали?
— Мелочи: галстуки, носки.
— И вы брали?
— Мне не хотелось огорчать ее.
— Как поступили бы вы, оставь она профессора?
— Мы стали бы жить вместе.
— Так, как раньше?
— Нет.
— Почему?
— Потому что это мне никогда не нравилось!
— А на что бы вы жили?
— Так ведь я работаю и зарабатываю на жизнь.
— Немного, если верить тому, что мне говорил Луи.
— Это верно, немного. Но я не собирался оставаться в Париже.
— А куда же вы решили поехать?
— Куда угодно. Хотя бы в Южную Америку или Канаду.
Он был более наивен, чем предполагал Мегрэ.
— А как Лулу смотрела на эти планы?
— Иногда они ей нравились, и она обещала мне, что мы уедем через месяц-два.
— Эти планы вы строили по вечерам, я полагаю?
— Откуда вы знаете?
— А утром она видела все в более реальном свете.
— Она боялась.
— Чего?
— Умереть с голоду.
Наконец-то в голосе Пьеро прозвучало то, что он так тщательно скрывал, и это что-то важное все время ускользало от Мегрэ.
— Не думаете ли вы, что Лулу связалась с профессором потому, что боялась именно этого?
— Возможно.
— Она, очевидно, часто в своей жизни голодала?
— Я тоже наголодался! — с вызовом в голосе выкрикнул Пьеро.
— Но она все время опасалась, что это вернется?
— Что вы этим хотите сказать?
— Ничего. Просто стараюсь понять. Ясно пока одно: в понедельник вечером кто-то в упор выстрелил из револьвера в Лулу. Вы утверждаете, что это были не вы, и я вам верю.
— Вы, мне действительно верите? — с удивлением прошептал Пьеро.
— Пока у меня не будет уличающих вас доказательств.
— И вы позволите мне уйти?
— Как только мы окончим беседу.
— И отмените объявленный на меня розыск, прикажете полиции оставить меня в покое?
— Даже постараюсь, чтобы за вами сохранилось место в «Грело».
— А журналисты?
— Я сейчас же сообщу им, что вы добровольно явились в полицию и после беседы мы оставили вас на свободе.
— Но это еще не означает, что я свободен от подозрений.
— Я скажу, что против вас нет ни одной улики.
— Это уже лучше.
— У Лулу был револьвер?
— Нет.
— Вы недавно говорили, что она боялась.
— Она боялась жизни, нищеты, но не людей. Револьвер был ей совершенно не нужен.
— В понедельник вечером вы пробыли у нее не больше четверти часа?
— Мне надо было возвращаться в «Грело». Кроме того, я не любил засиживаться у нее в квартире, зная, что старик каждую минуту может прийти. У него есть ключи.
— Вы с ним когда-нибудь встречались в квартире?
— Один раз.
— И что произошло?
— Ничего. Это произошло после обеда, в это время он к ней обычно не приходил. Мы с Лулу договорились встретиться в городе в пять, но что-то произошло, и я не смог прийти. У меня были дела как раз у ее дома, и я поднялся наверх, чтобы предупредить ее. Мы сидели в гостиной и разговаривали, когда послышался скрежет ключа в замке. Он вошел. Я не хотел спрятаться. Но он даже не посмотрел на меня. Просто вошел в комнату, не снимая шляпы и не произнося ни слова, ждал. Словно меня совсем не было.
— Так вы, значит, так и не знаете, зачем Лулу просила вас прийти в понедельник вечером?
— Думаю, что ей хотелось с кем-нибудь об этом поговорить.
— Как закончился ваш разговор?
— Она сказала: «Хочу, чтобы ты все знал. Я сама еще не представляю, что сделаю. Мне и самой пока не все ясно. Но ты тоже подумай».
— Лулу никогда не говорила вам о браке с профессором?
Пьеро явно старался сосредоточиться.
— Как-то раз, когда мы были в ресторанчике на бульваре Рошфор и говорили об одной нашей знакомой, которая как раз вышла замуж, Лулу сказала: «Только от меня зависит, чтобы он развелся с женой и женился на мне».
