Жорж Сименон - Мегрэ ошибается
Обзор книги Жорж Сименон - Мегрэ ошибается
Жорж Сименон
«Мегрэ ошибается»
Глава 1
Часы показывали двадцать пять минут девятого, когда Мегрэ, допив чашку кофе, поднялся из-за стола. Хотя на дворе был еще только ноябрь, в комнате горел свет. Стоя у окна, мадам Мегрэ пыталась сквозь туман рассмотреть спешивших на работу прохожих.
Тебе бы стоило потеплее одеться, — сказала она. Сейчас я дам тебе пальто.
Когда зазвонил телефон, Мегрэ еще держал в руке чашку Поднимая трубку, он, в свою очередь, глянул в окно. Дома напротив были почти невидимы в желтоватом тумане, опустившемся ночью на улицы города.
— Алло! Комиссар Мегрэ? Это Дюпе из квартала Терн.
Удивительно, что звонил именно комиссар Дюпе, пожалуй, во всем городе было трудно найти человека, столь гармонирующего с этим туманным, сырым утром. Дюпе был комиссаром полиции на улице Этуаль. Он был косоглазым, как и его жена. Говорили, что три его дочери, которых Мегрэ не знал, были тоже косоглазые. Дюпе был необыкновенно добросовестным служакой. Он был настолько старателен, что буквально заболевал от сознания невыполненного долга. Все, с чем он сталкивался, становилось мрачным и, хотя все знали, что это прекрасный человек, под любым предлогом старались избегать его общества. Не говоря уже о том, что зимой и летом он постоянно ходил с насморком.
— Извините, что я звоню вам домой, но я полагал, что вы еще не ушли, и я подумал…
Оставалось ждать, пока Дюпе выговорится. У него была постоянная потребность объяснять, почему он делает то или это, словно он был в чем-то виноват
— Я знаю, что вы всегда любите лично осматривать место происшествия. Возможно, что я ошибаюсь, но у меня такое впечатление, что дело довольно необычное. Правда, я почти еще ничего не знаю. Я только что прибыл на место.
Мадам Мегрэ стояла тут же с пальто в руках, комиссар тихо шепнул ей:
— Это Дюпе.
А тот продолжал своим монотонным голосом:
— Я пришел в комиссариат, как обычно, в восемь часов и как раз просматривал утреннюю почту, когда в семь минут девятого позвонила какая-то уборщица. Она нашла тело, когда вошла в квартиру на авеню Карно. А поскольку это в двух шагах от нас, мы с помощником сразу же помчались туда.
— Убийство?
— Смахивает на самоубийство, но я подозреваю, что это преступление.
— Кто убит?
— Некая Луиза Филон, я никогда о ней не слышал. Молодая женщина.
— Я сейчас приеду.
Широкие аллеи, расходящиеся от площади Этуаль, были совершенно пустынны. Лишь кое-где мусорщики очищали уличные урны. В большинстве окон шторы были еще задернуты, и лишь из-за нескольких пробивался свет.
Перед домом на авеню Карно дежурил полицейский в пелерине.
— Какой этаж? — спросил Мегрэ.
— Четвертый.
…Комиссар вошел в подъезд. Медная кнопка звонка была начищена до блеска. В комнате консьержки горел свет. Женщина взглянула на комиссара сквозь стекло в двери, но не двинулась с места. Лифт поднимался бесшумно, как и во всех комфортабельных домах. Навощенная дубовая лестница была устлана дорожкой красного цвета.
На четвертом этаже Мегрэ вышел из лифта и в нерешительности остановился перед тремя дверями. Почти сразу же раскрылась дверь с левой стороны. На пороге стоял Дюпе, как и ожидал комиссар, нос у него был покрасневшим.
— Прошу вас, входите. На всякий случай мы ничего тут не трогали, ждали вас. Я даже не допрашивал уборщицу.
Миновав прихожую, где находились лишь вешалка и два стула, они вошли в освещенную комнату.
— Уборщицу-то и удивило, что в комнате горит свет, — сказал Дюпе.
На желтой софе, в самом ее углу, сидела в странной скрюченной позе молодая темноволосая женщина. На ее халате расплылось темно-красное пятно.
— Стреляли сзади, в голову, с очень близкого расстояния. Видите, она даже не упала.
— Где уборщица?
— На кухне. Попросила разрешения сварить себе кофе. Пришла она сюда, как утверждает, в свое обычное время — в восемь утра. Ключ от квартиры у нее есть. Вошла, увидела труп и сразу позвонила в полицию. Говорит, что ничего не трогала.
Лишь только теперь Мегрэ понял, что его поразило во всей этой истории. Обычно на месте происшествия его встречала толпа зевак, да и жильцы дома толпились на лестничной клетке. А тут все происходило совершенно спокойно, словно ничего и не случилось.
— Кухня там?
Дверь в кухню, находившуюся в конце коридора, была открыта. Темноволосая и темноглазая женщина, одетая в черное платье, сидела у газовой плиты и пила кофе, дуя в чашку, чтобы остудить напиток.
Мегрэ показалось, что он с ней уже где-то встречался. Нахмурив брови, комиссар внимательно приглядывался к женщине. Но та спокойно выдержала его взгляд, продолжая пить кофе. Она была такой маленькой, что, сидя на стуле, едва доставала ногами до пола. Обувь и одежду она носила явно не по размеру — платье болталось на ней как на вешалке.
— Мне кажется, что мы с вами встречались, — произнес Мегрэ.
— Вполне возможно, — произнесла женщина, не моргнув и глазом.
— Как ваше имя?
— Дезире Броль.
Имя Дезире напомнило ему об одном старом деле.
— Не вас ли когда-то судили за кражи в универмагах?
— И за это судили.
— А еще за что?
— Ну… всего ведь не упомнишь!
Страха на ее лице не было, оно вообще ничего не выражало. Мегрэ заметил, что женщина присматривается к нему. Она отвечала на его вопросы, но о чем думала на самом деле — угадать было невозможно.
— В тюрьме вы сидели?
— В моем досье в полиции все указано.
— За проституцию?
— А что в этом плохого?
Судя по ее возрасту, все это было довольно давно. Сейчас ей можно было бы дать лет шестьдесят, а ее волосы не то что поседели, а стали настолько редкими, что сквозь них просвечивала кожа черепа. Вся она была какой-то высохшей.
— Давно вы здесь работаете?
— Через месяц исполнится год…
— Вы работаете полный день?
— Нет. С восьми утра до двенадцати.
Кофе пахло так аппетитно, что Мегрэ не удержался и налил себе чашечку. Комиссар Дюпе робко стоял в дверях.
— Не желаете ли, Дюпе?
— Спасибо. Еще и часа не прошло, как я позавтракал.
Дезире Броль встала и налила себе вторую чашку.
— Вы работаете еще где-нибудь?
— Еще в паре мест, но в другие дни.
— Вы живете одна?
— Нет, с мужем.
— Он тоже отсидел?
— Он никогда не сидел.
— Не работает?
— За пятнадцать лет он ни дня не проработал, а дома далее гвоздя в стенку не вбил.
Она говорила это ровным голосом, в котором не чувствовалось горечи, но в нем не было и иронии.
