Жорж Сименон - Мегрэ ошибается
— Вчера вечером он приходил?
— Да, около десяти.
— Вы открыли ему дверь?
— Нет. До одиннадцати часов вечера, пока я не ложусь спать, дверь остается незапертой.
— Но вы всегда видите, кто приходит?
— Вообще-то да. Мои жильцы, в основном, важные и спокойные господа.
— Значит, вы утверждаете, что музыкант приходил около десяти часов?
— Да. Он пробыл минут десять, не больше, и когда выходил из квартиры, то мне показалось, что он спешит. Я слышала, как он быстрым шагом направляется в сторону площади Этуаль.
— Вы не обратили внимания на выражение его лица? Был ли он взволнован или…
— Нет.
— Никто больше не приходил к Луизе Филон в течение вечера?
— Нет.
— Значит, если врач установит, что преступление было совершено между десятью и одиннадцатью часами, можно быть почти уверенным, что…
— Я этого не говорила. Я только сказала, что вчера вечером к Луизе Филон приходил только он.
— По-вашему, музыкант был ее любовником? - Немного помолчав, она прошептала:
— Не знаю.
— Понятно. Музыканту не по карману снимать ей квартиру в таком шикарном доме.
— Вот именно.
— И вы не удивились, узнав об убийстве?
— Я не ожидала этого, но меня это событие не удивило.
— Почему?
— Да так. Мне кажется, что женщины подобного сорта более других подвержены опасности.
— Составьте список всех жильцов, входивших или выходивших из дома вчера вечером после девяти часов. Я приду за ним попозже.
— Хорошо. Это не трудно.
Выйдя от консьержки, Мегрэ встретил прокурора и его заместителя.
В доме по-прежнему, за исключением третьего этажа, царило спокойствие. Глазеть на полицейских сквозь щели в дверях было не в обычае жителей этого дома. Моэрс и его эксперты заняли своей аппаратурой всю квартиру, а врач уже завершил осмотр тела.
— Когда произошло убийство? — спросил комиссар.
— Между девятью часами и полуночью. Точнее сказать, между девятью и одиннадцатью часами вечера.
— Вероятно, смерть была мгновенной?
— Вы же сами видели. Выстрел произведен в упор.
— Сзади?
— Сзади и чуть сбоку. - Моэрс вмешался в разговор:
— В момент выстрела она курила сигарету, которая упала на ковер и тлела. Счастье, что он не загорелся.
— В чем здесь, собственно, дело? — спросил заместитель прокурора, не введенный еще в курс дела.
— Я и сам еще пока не знаю. Быть может, банальное преступление. Но это меня бы удивило.
— У вас уже есть какая-нибудь версия?
— Никакой. Пойду поговорю еще раз с домработницей.
Но прежде чем снова направиться на кухню, Мегрэ позвонил на набережную Орфевр и попросил Люка, находящегося в бюро, чтобы он немедленно приехал.
Мадам Броль сидела все на том же месте. Кофе она уже выпила и теперь курила сигарету, что не соответствовало всему ее облику.
— Курить-то мне можно? — спросила она, перехватив взгляд комиссара.
Мегрэ, кивнув, сел напротив нее.
— Рассказывайте.
— О чем?
— Обо всем, что знаете.
— Я уже все сказала.
— Как Луиза Филон проводила время?
— Я могу говорить лишь о том, что она делала по утрам. Просыпалась часов в десять, но с постели не вставала. Кофе я приносила ей в постель. Она пила, курила и читала.
— Что именно она читала?
— Иллюстрированные журналы и романы. Часто слушала радио. Вы, вероятно, заметили, что на ночном столике стоит приемник.
— Она никому не звонила?
— Часов в одиннадцать.
— Каждый день?
— Почти.
— Пьеро?
— Да. К полудню она одевалась, чтобы пойти в город пообедать, но это случалось нечасто. Обычно она посылала меня к мяснику за холодным мясом или полуфабрикатами.
— Вы не знаете, чем она занималась после обеда?
— Думаю, куда-то ходила. Утром ее туфли бывали грязными. Наверное, она бегала по магазинам, как и все женщины.
— Она не ужинала дома?
— Столовая посуда редко бывала грязной.
— Вы считаете, она встречалась с Пьеро?
— С ним или с кем-то другим.
— Вы уверены, что никогда его не видели?
— Уверена.
— А какого-нибудь другого мужчины вы тоже никогда не видели?
— Разве что монтера, что возился с газовым краном, или мальчишку-рассыльного из магазина.
— Давно вы на свободе?
— Шесть лет.
Из гостиной послышался шум. Оттуда выходили санитары из Института судебной медицины.
— Недолго же ей пришлось пожить в свое удовольствие! — заметила мадам Броль.
— Что вы хотите этим сказать?
— До двадцати четырех лет она жила в нищете и лишь два года пожила по-человечески.
— Она сама поведала вам об этом?
— Мы иногда болтали с ней чисто по-женски.
— И что она рассказывала о себе?
— Она родилась в восемнадцатом районе, можно сказать, прямо на улице. Лучшие годы провела в квартале около бульвара Шапель. Вам, я думаю, не стоит объяснять, что это такое. Поэтому, когда она устроилась здесь, ей казалось, что у нее начинается райская жизнь.
— Она не чувствовала себя счастливой?
Домработница пожала плечами и посмотрела на Мегрэ чуть ли не с сочувствием, словно удивляясь, как он плохо разбирается в людях.
— А по-вашему, она должна была прыгать от радости, что живет в таком доме, где люди не удостаивают ее даже взглядом, встречая на лестнице?
— Почему же она тут поселилась?
— Очевидно, на это были свои причины.
— Ее содержал тот музыкант?
— Кто вам рассказал о нем?
— Неважно. Пьеро — саксофонист?
— Наверное. Я знаю только, что он играет в каком-то кафе.
Мадам Броль сказала лишь то, что хотела, и не больше того. Теперь, когда у Мегрэ сложилось более или менее точное представление о погибшей, он был уверен, что по утрам женщины довольно откровенно болтали друг с другом.
— Не думаю, — возразил Мегрэ, — чтобы музыкант, играющий в кафе, мог платить за квартиру в этом доме.
— Я тоже так не думаю.
— Тогда?..
— Тогда это должен был делать кто-то другой, — докончила она.
— Пьеро приходил к ней вчера вечером?
Мадам Броль продолжала спокойно смотреть Мегрэ в глаза.
— И вы, конечно, решили, что именно он ее убил? Могу сказать вам только одно: они любили друг друга.
— Она вам об этом говорила?
— И не только любили, а мечтали пожениться.
— Почему же они этого не сделали?
— Возможно, потому, что у них не было денег. А может, и потому, что тот, второй, не выпускал ее из рук.
— Тот второй?
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду того, кто платил за квартиру. Или вам надо это объяснять?
