Нина Васина - Женщина–апельсин
Женщина посмотрела на Еву через площадь. Потом она встала и свернула свой стул, взяла ведро и тяжелой поступью, зажав книгу под мышкой, пошла мимо. Ева окликнула ее и купила все фиолетовые астры.
– Возьмите и белые, они так пахнут, – сказала женщина, – никакие цветы так не пахнут, как эти белые, видите, у них желтоватая серединка, только намек на цвет. Такой запах.
Ева понюхала белые астры.
– Нет, – сказала она, – не люблю белый цвет.
В доме номер пять по улице Березовой царило веселье. Довольно упитанный светловолосый мальчик лет шести визжал и прыгал, держась за спинку стула, Ангел Кумус играл на губной гармошке еврейские мотивы, а Далила аккомпанировала ему ударными – она вдохновенно лупила по дну перевернутого ведра.
Ева бросила куртку и цветы на пол и пошла, прихлопывая в ладоши, вокруг стула с мальчиком. Далила бросила ведро и, сдернув со стола скатерть, укуталась ею и изобразила страстные переживания в танце.
– Танцуют все! Танцуют все! – кричал мальчик и прыгал, взметая легкие желтые кудряшки.
– А я… люблю… белые астры, – сказала Далила, запыхавшись окончательно и упав на диван.
– А что это у вас такая странная музыка? Национальная?
Ангел промолчал и убрал гармошку.
Он быстро и умело накрыл на стол, а когда все поели, так же быстро все убрал.
– Ну, как наши успехи? – спросила Ева на кухне.
Далила мыла посуду, Ева стояла рядом и ощипывала листочки со стеблей астр.
– Полная расслабуха, – вздохнула Далила, – отдыхаем.
– И что, он все это время так и молчит? Ничего себе расслабуха.
– Нет, это он к тебе привыкает. Он и с нами сначала молчал, потом говорил без остановки. Я записала две кассеты. Он не знает, что я его пишу, но знает о моей профессии. Такое впечатление, что жил сначала с родителями, потом с психиатрами, потом с Покрышкиным. Все. Больше ничего и никого в его жизни не было. Все остальное – творчество.
– Интересная история, – Ева усмехнулась. – Пошли общаться?
– Пошли.
Сначала Ангел Кумус сказал, что у Евы есть все шансы играть у Стаса.
– Играть и выигрывать?
– У Стаса не выиграешь. Но он хороший, добрый и умный. Он плохо понимает жизнь, поэтому стал ее делать сам.
– Ангел, – Далила выключила свет, зажгла свечи и села с сыном на диване. Маленький Кеша засыпал, – разве можно самому делать жизнь?
– Только это и интересно! – оживился Ангел.
– Но ведь жизнь сопротивляется! Она делает что-то свое.
– Надо быть независимым, богатым и свободным. И все. Ничего жизнь с тобой не сделает.
– Ангел, но ты можешь заболеть, попасть в беду, под машину…
– Это не жизнь, это судьба, а я говорю про жизнь. Мне нравится жизнь, которую делает Стас, мне там хорошо.
– Тебе хорошо в его квартире? – спросила Ева.
– В какой квартире? А… Нет, ты не про то. ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ.
– Я тебя понимаю, Ангел, – Далила стала говорить совсем тихо, и Ева поняла, что Кеша заснул. – Но как ты определяешь, что настоящее, а что сделано?
– Где мне хорошо, там и настоящее.
– Так не бывает! – возразила Ева. – Я не понимаю, объясни. Предположим, я прихожу в кино, подхожу к экрану, шагаю в него и оказываюсь в фильме. Например, про ковбоев. Скачу, стреляю, я самая меткая, самая красивая, я лучше всех, но потом на экране напишут «конец», куда я денусь?
– Ты, наверное, хорошо стреляешь? – спросил Кумус.
– Есть такой грех, – смутилась Ева и засмеялась. – Ловко ты меня поймал!
– Почему ты хорошо стреляешь? Я никогда в жизни не стрелял. Почему ты стала стрелять?
– Черт его знает почему. А действительно, почему я на первом курсе стала ходить в тир? А потом на стрельбища и на соревнования? Далила, ты как думаешь?
– Сложно ответить сразу. Надо как следует покопаться в твоем детстве. Это может быть ужасная обида на кого-то или что-то или постоянное преклонение окружающих перед красотой маленькой девочки, вот она и решает быть не только красивой, но в чем-то особенно важном превосходить мужчин. Хотя, честно говоря, твой случай особый.
– Мне все равно, была она красивой или ее кто-то обидел. Она взяла оружие и научилась стрелять, то есть она придумала себе свой мир и стала в нем жить.
– Браво, Ангел, – сказала Ева. – Ты знаешь, что Стас считает тебя чокнутым, а я в жизни не видела более разумного мужчины.
– Я не мужчина, – усмехнулся Ангел. – Я – услуга. И я неразумен, потому что я – не личность. Ты мне понравилась, я готов жить с тобой, учиться стрелять, скакать на лошади. Если мне предложат что-то более интересное, я пойду туда. Я ничего никому не могу предложить сам. Я только умею защищаться, и то совсем немножко, если мне человек ну совсем не понравится. Вот Далила… она такая смелая, неотразимая, у нее хороший дом, я могу побыть немного ее мужем, если она захочет, или просто пожить здесь сторожем, или посмотреть за ее малышом, пока мне это будет интересно. Но я ее боюсь, – закончил вдруг Ангел.
– А меня ты не боишься? – спросила Ева.
– Нет… Нет. Но ты не фантазерка. Ты любишь действительность. Я с тобой просто не останусь, мне неинтересно.
– Ладно, Ангел, но и у тебя что-то есть, не может не быть этакого… интересненького. Чего-то, что можешь предложить и ты. Ну хотя бы немного поиграть…
– У меня ничего такого нет.
– Тогда расскажи, как ты участвовал в жизни других, с кем тебе было интересно?
– Зачем?
– Ну, я хочу знать. Например, я подозреваю Стаса в нехороших делах, а может оказаться, что это просто мои измышления, а для тебя с ним – игра. Стас знает, что я его подозреваю, и обороняется, что-то скрывает, придумывает, а ты можешь все рассказать просто и ясно. Окажется, что он ни в чем не виноват.
– И тогда ты отпустишь Стаса?
– А кто тебе сказал, что я его не отпускаю?
– Далила.
– Да, я это сказала, чтобы Ангел не порывался каждые десять минут идти на станцию звонить Стасу.
– Я тебя немного боюсь… тоже. Ты, Ева, словно спешишь очень, меня это настораживает. И еще я хочу выпить. Можно?
Он смотрел на Еву, Далила показала Еве знаками, что нельзя.
– Слушай, Ангел, – Ева встала и потянулась, – давай наклюкаемся вместе, я тоже хочу выпить, но потом, сначала я тебе кое-что покажу.
Ева подошла к печке и осмотрела поленья. Выбрала одно, не очень толстое, и подозвала Ангела.
– Если я возьму эту деревяшку, обстругаю ее топором со всех сторон, чтобы она стала такой большой щепкой.
– Ты хочешь сделать кол.
– Я хочу проткнуть этим колом вампира, чтобы уничтожить его.
– Ничего у тебя не получится, потому что это – не осина.
– А что это?
– Липа.
– Липа? А откуда ты знаешь?
– Я сделал себе один кол. На всякий случай. Я специально узнал, как выглядит осина, сам выстругал и теперь храню.
– Зачем это?
– У Стаса всегда полно вампиров. Если тебя укусит вампир, ты тоже станешь вампиром, когда умрешь. Правда, есть еще один способ. Можно отнести укушенного мертвеца в церковь. Если он там пролежит девять дней, его можно спокойно хоронить. Он не встанет.
– Где сейчас найти такую церковь, чтобы там спокойно уложить покойника на девять дней?
– Не обязательно церковь. Сейчас церкви может и не быть, но место осталось, – это святое место. Раньше на каждом кладбище была церковь, надо только точно узнать где…
– Слушай, если Стас всегда с вампирами, то куда он девал укушенных?
– Иногда я ему помогал их прятать. Потом он сказал, что я делаю это неправильно, не мое это дело…
– Тебе нравилось встречаться с вампирами? – спросила Далила.
– Сначала я их боялся, но они так прекрасны… Это восхитительно, когда страшно! Мне иногда кажется, что все женщины – вампиры. Потенциальные, – добавил он, заметив взгляды, которыми обменялась Ева с Далилой.
– А допустим, – Далила задумчиво посмотрела в темное окно, – я хочу стать вампиром, что для этого нужно?
– Нужно, чтобы тебя укусил вампир.
– В шею?
Ангел занервничал, встал и начал ходить по комнате.
– Вы задаете вопросы, как дети!.. Я не умею отвечать на такие вопросы. Если я у тебя спрошу, как стать сумасшедшим?
– Понятно, понятно! – согласилась Далила. – Но ты можешь устроить, чтобы меня тихонько так укусил твой знакомый вампир? Вот сюда!
– У меня нет знакомых вампиров! – возмутился Ангел. – Я их уничтожаю! Если тебя вдруг укусит вампир, я и тебя должен уничтожить.
– Ангел, а как ты тогда ее уничтожишь? – Ева наконец нащупала хоть что-то. У нее уже стала кружиться голова от нереальности разговора.
– Сначала она умрет, потом я должен буду проткнуть ее колом или отнести на святое место.
– Например, в морг?
– Что, какой еще морг?
– Ангел, ты что, не знаешь, что такое морг? Это такое место, где лежат мертвые.
– А… я понял… Если этот морг стоит там, где раньше была церковь, то в морг.
– Ангел, я думаю, что ты еще никого не протыкал своим колом, а только относил в… такое место, где была церковь.
