Мартин Соларес - Черные минуты
— Предупреди криминалистов и пошли ко мне Круза Тревино или Гордо, — велел он Чикоте. — Пусть обыщут площадь и доки.
— Да ты что?
Ранхель хотел бы повторить, но побоялся, что тип в клетчатой рубашке — это шпион-газетчик, и поэтому лишь махнул рукой, словно говоря: ничего не спрашивай, и вышел, а Чикоте молча отправился исполнять приказ, поскольку знал по опыту, каково спорить с нервным полицейским.
Подойдя к машине, Ранхель почувствовал жар, исходящий от раскаленного металла. Вот черт! Если бы только у него был кондиционер! Неужели двигатель перегрелся? Пока он отпирал дверцу и опускал стекла, весь взмок, и пот ручьями бежал по спине и лицу. Включив двигатель, он снова обжег пальцы. Пришлось достать из бардачка носовой платок и красную бандану, обернуть ими руль и ручку передач и так ехать в бар.
У них на службе было только три машины: крытый пикап «Джулия», приспособленный для перевозки задержанных, и две патрульные полицейские машины — на одной ездил шеф Гарсиа, а на второй его заместитель Траволта, также известный под именем Хоакин Табоада. Прочие агенты, как Винсенте Ранхель, должны были пользоваться своими машинами, если таковыми владели.
Термометр показывал 103 градуса[9], и жара совсем не убывала. Купив «шевроле-нова», Ранхель старался не выезжать днем, когда город просто кипел, асфальт плавился и над дорогами вставали зыбкие миражи.
Сегодня у него было ощущение, что он движется в сторону другой реальности, в эпицентр страха. Чтобы прогнать эти дурные предчувствия, он включил радио. Шла передача о том, что жару на Земле вызывают марсиане. «Сначала они уничтожат наш озоновый слой, потом высушат все леса на планете, затем расплавят ледники и затопят города, — говорил диктор. — Согласно их плану, все люди должны умереть». «Сукины дети, — подумал Ранхель, — эти марсиане просто гомики».
Проезжая мимо бара «Тибериус», он притормозил, чтобы проверить, нет ли там Траволты, но Траволты не было. Проклятый жирдяй, куда он запропастился? И появится, наверное, злой как черт.
Бульвар дель Пуэрто сменился авеню дель Пальмар, и через десять минут Ранхель был уже на месте. По пути он один раз остановился на красный свет позади тягача с прицепом. Тягач не спешил, и поскольку у Ранхеля в машине не было клаксона, он этим пользовался и ехал не торопясь. Признаться, ему не хотелось браться за это дело, и он надеялся, что Чикоте найдет Траволту и его освободят от расследования. Хотя вряд ли. Он попал. Ух и разозлится толстяк! Да черт с ним, не в первый раз.
Ранхель взглянул на огромный рекламный щит «Рефреско де Кола», где женщина держит в руке бокал с жидкостью, напоминающей бензин, присыпанный льдом. Как убежденный антиимпериалист, он по привычке мысленно обругал «Рефреско де Кола» и даже модель, рекламирующую напиток, — паршивые гринго и долбаная сука в штанах в облипку. Наверное, в борделе такую нашли.
Кола была для него символом войны во Вьетнаме, на Ближнем Востоке, холодной войны, убийства Сальвадора Альенде в Чили. С тех пор как он поступил на работу в полицию, он стал меньше думать об этом, но это не означало, что он изменил своим убеждениям, совесть интернационалиста в нем не умерла.
Шесть минут спустя он приехал в бар «Леон» — в те времена город можно было объехать за полчаса. Еще издали он узнал машину доктора Ридауры. Утром она проводила уроки химии и биологии в иезуитской школе, а днем в случае необходимости ее вызывали в полицию, чтобы помочь с экспертизой. Интересно, что у бара его ждал их штатный криминалист Рамирез. Похоже, его мутило, красные глаза слезились. «Что за коп этот Рамирез, — думал Ранхель, — не коп, а неженка». Видимо, впечатление он получил неслабое.
— Вы там закончили?
— Нет, вышел передохнуть.
— Поторапливайтесь, а то «скорая» уже едет. — Он окинул взглядом группу зевак у двери. — А ну-ка пропустите, — велел Ранхель. — Попрошу больше никого не впускать и не выпускать.
— Сеньор Ранхель, одному менеджер позволил уйти, — признался Рамирез.
Ранхель кивнул:
— Я разберусь с этим мерзавцем, на всю жизнь запомнит, как чинить препятствия полиции.
Он шагнул к двери, но остановился — хорошо зная Рамиреза, он чувствовал, что дело нечисто — Рамирез что-то утаивает.
— Вы знаете, кто это был? — Рамирез замялся, и Ранхель понял, что так оно и есть.
— Джек Уильямс. А с ним секретарь и четыре гринго.
Ну и ну! Большой человек. Ранхель терпеть не мог иметь дело с такими красавцами, а это был сын крупнейшего богача в городе — владельца завода «Рефрескос де Кола». С Рамиреза ручьями стекал пот, и вовсе не жара 103 градуса в тени была тому виной.
— Где тело?
— Там, в туалете. И медэксперт там.
Подошел фотограф.
— Эй!
— Да?
— У меня кончилась пленка.
Ранхель вынул из бумажника банкноту и сказал:
— Принеси мне чек. И поторапливайся.
За дверью Ранхель помедлил, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Из темноты вышли три тени. Он догадался, что тень с огромным пивным животом — это менеджер, но жетон доставать не стал: всякому ясно, что он коп, и никому не хочется быть на его месте.
Менеджера звали Лусио Ривас. Ранхель много раз видел его издалека, когда приходил в бар. Он отличался тем, что носил яркие цветные костюмы в обтяжку — по крайней мере на размер меньше необходимого. Увидев Ранхеля, менеджер кивнул, признавая в нем постоянного посетителя. Он был явно удивлен, потому что не догадывался, что этот парень, получивший у них прозвище Которра, или Трещотка, работает в полиции. Впрочем, сегодня он был необычайно молчалив. «Черт подери, — подумал Ранхель, — этот пивной бочонок уж попьет нашей крови».
— Все здесь?
— Если бы кто-то ушел, не заплатив, я бы заметил.
— Это мы и выясним. Где ваши сегодняшние чеки?
Менеджер изменился в лице. «Ага, начинается, — понял Ранхель, — вон как рожа-то скривилась».
— Но мы только что открылись…
— Не морочьте мне голову. У вас были посетители, не забрали же они чеки с собой?
Менеджер молча открыл ящик и протянул ему чеки. Взяв первый, Ранхель увидел то, что искал. Уильямс-младший расплачивался кредитной картой:
«Рефрескос де Кола Групп» — Паракуан;
Джон Уильямс-мл., ассистент генерального директора».
У Ранхеля не было кредитки. Если живешь от зарплаты до зарплаты, то о чем речь? Банковская карта была для него знаком принадлежности к аристократии, светом далекой звезды, отголоском мечты столь недостижимой, как и последняя модель «форда».
— Что?
Задумавшись на секунду, он не расслышал, что говорит менеджер.
— Говорю, я отпустил его, потому что он очень торопился. С ним были инвесторы — гринго, и он должен был показать им город.
Ранхель покачал головой:
— Мы продолжим наш разговор в другом месте. Ваш поступок может определенно расцениваться как… я это забираю. — Он взял чеки. — Кто ее обнаружил?
Стоящий рядом бармен указал на молодого человека, по виду чиновника, сидящего у бара. Молодой человек был бледен, как привидение.
— О боже, да он сейчас свалится в обморок, — вслух заметил Ранхель.
Рауль Силва Сантакруз, как обычно, зашел пообедать в бар «Леон», где раз в три дня в определенное время кормили бесплатно, если покупаешь пиво. Время было два часа. Помимо пива он обыкновенно заказывал суп из сушеных креветок, крабовые или свиные такос или жаркое с рисом.
В 14.40 17 марта 1977 года он допил пиво, выслушал последний глупый анекдот от коллеги, составлявшего ему компанию, и пошел отлить. В закутке у дальней стены находились три вонючих писсуара, но Силва Сантакруз предпочитал общественный туалет на улице, который был куда просторнее и лучше проветривался. Это было прямоугольное помещение с высоким потолком и стенами из белого кафеля, где стоял один большой общий писсуар и две кабинки.
Войдя, он увидел, что на полу перед кабинками опять что-то валяется. «Долбаные бомжи, вечно они оставляют после себя кучи мусора», — подумал Силва Сантакруз. Они и впрямь часто бросали в туалете пластиковые бутылки, пакеты из-под картошки и шприцы. Он собрался было расстегнуть ширинку, но заметил, что предмет на полу — детская туфелька, а из-под двери кабинки торчит детская нога.
Жуткая находка вызвала у Силвы Сантакруза расстройство нервов. Бармен из жалости налил ему ликера. Когда приехал Ранхель, тот вяло покачивался из стороны в сторону, будто сидя пытался танцевать вальс. И пусть Ранхель предпочитал трезвых свидетелей, он не мог его упрекнуть — он бы и сам глотнул сейчас рому, если бы не работа. Он знал, что ждет его впереди, и это ему совсем не нравилось.
В темноте зажглась фотовспышка — это приехали газетчики. Первым, как всегда, примчался репортер по фамилии Альбино. В последнее время при встрече с ним Ранхелю становилось не по себе, потому что без Альбино не обходилось ни одного убийства. Чтоб он сдох, стервятник, а заодно его контакт, сливающий ему информацию. Наверное, это кто-то из копов, другого объяснения его прыти просто не может быть.
